Компания называлась АЛОФТ, и мне она была хорошо знакома, поскольку являлась моим оппонентом как минимум в трети всех дел, которые я вел. АЛОФТ была настоящей мельницей, она собирала и отслеживала прохождение всех документов, которые требовались в ходе процессов по отъему жилья. Это была компания-посредник, которая позволяла банкирам и прочим заимодавцам сохранять видимость чистых рук в грязном деле лишения людей их домов.

Компании вроде АЛОФТ делали практически всю работу, банку оставалось лишь направить своему клиенту уведомление о лишении его права собственности на заложенный дом.

Именно эта стопка документов представляла для меня наибольший интерес, и именно в ней я откопал документ, который мог изменить весь ход данного дела.

Я сел за стол и стал изучать телефонный аппарат. На нем было больше кнопок, чем я когда-нибудь смог бы освоить. В конце концов я отыскал кнопку интеркома, соединявшего меня с соседним кабинетом, и нажал ее.

– Алло?

Никакого ответа. Я нажал снова.

– Циско? Баллоке? Вы там?

Ничего. Я встал и направился к двери, собираясь связаться со своими сотрудниками старомодным, но надежным способом, однако в этот момент из динамика наконец раздался ответ:

– Микки, это ты?

Это был голос Циско. Я поспешил обратно к столу и нажал кнопку.

– Да, это я. Можешь зайти ко мне? И прихвати с собой Баллоке.

– Вас понял, перехожу на прием.

Несколько минут спустя в кабинет вошли мой дознаватель и моя помощница.

– Эй, босс, – сказал Циско, оглядев стопки документов на полу, – офис существует для того, чтобы держать все это в ящиках стола, картотечных шкафах и на полках.

– Когда-нибудь так и будет, – пообещал я. – Закройте дверь и садитесь.

Когда мы расселись, я посмотрел на них через свой, точнее, арендованный, необъятный стол и, рассмеявшись, признался:

– Как-то странно себя здесь ощущаю.

– А я бы легко привык к отдельному кабинету, – сказал Циско. – Это Баллоке в диковинку.

– Ничего подобного, – возмутилась Аронсон. – Когда я прошлым летом проходила практику в «Шендлер, Мэсси и Ортиз», у меня был свой кабинет.

– Ну может, в следующий раз у вас будет свой кабинет и в нашей конторе, – сказал я. – Атеперь к делу. Циско, ты отдал лэптоп своему парню?

– Да, закинул вчера утром и сказал, что это сверхсрочная работа.

Имелся в виду Лайзин лэптоп, который был передан нам окружной прокуратурой вместе с ее сотовым телефоном и четырьмя ящиками документов.

– И он сможет нам сказать, что искала в нем окружная прокуратура?

– Он говорит, что сможет представить список файлов, которые они открывали, и выяснить, как долго они с ними работали. А мы из этого сможем сделать вывод, на что именно они обращали внимание. Но на многое не надейся.

– Почему?

– Потому что больно уж легко Фриман согласилась. Не думаю, что она отдала бы нам компьютер, будь там что-то для нее важное.

– Возможно.

Ни Циско, ни Аронсонне были в курсе условий сделки, которую я заключил с Фриман, и рычагов, которые я при этом использовал. Меняя тему, я обратился к Аронсон. После того как она закончила составление ходатайств об исключении некоторых улик из доказательной базы, я переориентировал ее на сбор сведений о жертве. Это задание я решил ей дать после того, как Циско в ходе своих расследований обнаружил кое-какие свидетельства того, что в частной жизни Митчелла Бондуранта не все было в ажуре.

– Баллоке, что вам удалось выяснить о жертве?

– Ну, многое еще предстоит проверить, но нет сомнений, что он стремительно продвигался к краю бездны. В финансовом смысле.

– Как так?

– Дело в том, что, когда дела шли хорошо и финансы лились рекой, он был активным игроком на рынке недвижимости. Между две тысячи вторым и седьмым годами он купил и быстро перепродал двадцать одну единицу недвижимости – большей частью фешенебельные жилые дома, сделал на этом хорошие деньги и тут же вложил их в еще более крупные сделки. Потом экономика застопорилась, и он оказался в ловушке.

– То есть полетел вверх тормашками.

– Совершенно верно. На момент своей смерти он владел пятью огромными поместьями, которые уже не стоили того, что он за них заплатил. Похоже, он больше года предпринимал попытки продать их. Но покупателей не было. Причем по трем из владений в этом году наступал срок платежа «воздушный шар». Это увеличивало его долг более чем на два миллиона долларов.

Я встал, обошел вокруг стола и стал расхаживать по комнате. Доклад Аронсон взволновал меня. Я не знал еще, какое он мог иметь значение для нас, но не сомневался, что мог. Надо было понять это в процессе обсуждения.

– Значит, так: Бондурант, старший вице-президент «Уэстленда» по ссудам, сам пал жертвой той же ситуации, что и множество людей, у которых он отбирал дома. Когда деньги проливались на него золотым дождем, он скупал владения, находившиеся под ипотечным залогом с обязательством платежа «воздушный шар» по истечении пяти лет, полагая, как и все, что сумеет перепродать или перезаложить их задолго до истечения этого пятилетнего срока.

– И сделал бы это, если бы экономику не смыло в унитаз, – подхватила Аронсон. – Но в новых условиях он не смог ни продать, ни перезаложить их, потому что они уже не стоили того, что он за них заплатил. Ни один банк, включая его собственный, не стал бы и рассматривать его предложений.

Вид у Аронсон был хмурый.

– Отличная работа, Дженнифер. В чем дело?

– Просто я думаю: какое все это может иметь отношение к убийству?

– Вероятно, никакого. А может быть, самое непосредственное.

Я снова сел за стол и вручил ей трехстраничный документ, который откопал в ворохе бумаг, переданных нам стороной обвинения. Она взяла его и стала держать так, чтобы и Циско мог его прочесть.

– Что это? – спросила она.

– Думаю, это найденное нами еще дымящееся оружие.

– Я забыл у себя на столе очки, – сказал Циско.

– Прочтите вслух, Дженнифер.

– Это копия заказного письма Бондуранта Луису Оппарицио в «А. Луис Оппарицио. Финансовые технологии», то есть коротко – в АЛОФТ. «Дорогой Луис, к сему прилагаю письмо адвоката по имени Майкл Холлер, представляющего интересы домовладелицы по одному из дел о конфискации, которое Вы вели для “Уэстленда”». Далее указаны имя Лайзы, номер залогового договора и адрес дома. «В своем письме к клиентке мистер Холлер утверждает, что в деле просматриваются многочисленные свидетельства мошенничества. Вы увидите, что он приводит конкретные действия, и все они были предприняты АЛОФТом. Как Вы знаете – мы с Вами это уже обсуждали, – имеются и другие жалобы. Если подтвердятся новые претензии к АЛОФТу, «Уэстленд» окажется в уязвимом положении, особенно учитывая интерес, который правительство в последнее время проявляет к ипотечному бизнесу. Если нам с Вами не удастся достичь понимания и найти выход из сложившейся ситуации, я буду рекомендовать совету директоров «Уэстленда» расторгнуть контракт с Вашей организацией, и все текущие дела будут отменены. Подобное развитие событий также требует со стороны банка подачи ДСД в соответствующие инстанции. Пожалуйста, свяжитесь со мной как можно скорее, чтобы продолжить обсуждение этого вопроса». Все. К этому приложена копия вашего письма и копия почтовой квитанции. В получении письма расписалась некая Натали, фамилии разобрать не могу. Начинается с буквы «Л».

Откинувшись на спинку своего кожаного «председательского» кресла, пропуская, словно фокусник, между пальцами скрепку и улыбаясь, я выжидательно смотрел на них. Аронсон, которой не терпелось произвести впечатление, заговорила первой:

– Значит, Бондурант прикрывал свою задницу. Он не мог не знать, как действует АЛОФТ. Банки находятся со всеми этими посредниками в панибратских отношениях: им плевать, как они это делают, им просто нужно, чтобы это было сделано. Посылая такое письмо, он лично как бы дистанцировался от АЛОФТа и его махинаций.

Я пожал плечами – мол, может быть, но добавил: