– Господа судьи, я только что получил письмо от нашего общего друга Секста Цезаря. Вопросы, которые он ставит в своем письме, представляют собой неотложной важности государственную задачу. Решение этой задачи возложено на меня. По этой причине я вынужден против своей и вашей воли прервать заседание суда и перенести его на более поздний срок, о котором я извещу вас дополнительно. Благодарю всех за проделанную работу и прошу считать себя свободными.

Судьи с недоумением смотрели на первосвященника. Недоумение читалось и на лицах стражи, частоколом окружившей просторный двор. Невозмутимыми оставались так ничего и не понявшие телохранители молодого начальника Галилеи.

Ирод, покинув священнический двор, накоротке встретился с отцом и братом, сообщил им о своей женитьбе и в тот же день отправился в обратный путь. Прибыв в Дамаск, он был радушно встречен Секстом.

– С тебя причитается, – сказал наместник, приглашая Ирода разделить с ним трапезу.

– Разве мы не квиты? – спросил Ирод, с удовольствием вытягиваясь на ложе за столом и принимая из рук виночерпия серебряный кубок, наполненный густой бордовой жидкостью.

– О чем ты? – переспросил Секст и сам же ответил на свой вопрос: – А, о мелкой услуге, которую я оказал тебе, чтобы припугнуть Гиркана. Пустяки, забудь. Речь идет о более важном деле. – Поднимая кубок и приглашая Ирода присоединиться к нему, торжественно произнес: – Властью, данной мне сенатом Рима, и в ознаменование твоих выдающихся заслуг в деле полного разгрома банд разбойников, терроризировавших мирное население подвластной мне территории, я назначаю тебя наместником над Келесирией и Самарией[3]. Само собой разумеется, что это новое назначение не освобождает тебя от управления Галилеей. Уверен, что ты не разочаруешь меня. Выпьем!

Первое, что сделал Ирод, получивший нежданно-негаданно огромную власть и соответствующие полномочия, это собрал войско и двинулся с ним на Иерусалим, чтобы поквитаться со своими обидчиками-судьями. Он беспрепятственно прошел через всю страну с севера на юг, прежде чем у стен столицы его не остановили отец и старший брат. Никогда прежде Ирод не видел своего отца в такой ярости. Лицо его сделалось серым, взгляд потемнел, узкие ладони сжаты в кулаки, точно бы он силой удерживал себя от желания ударить сына. Ни слова не говоря, он откинул полог командирской палатки, охраняемой рослыми германцами, стремительно вошел в нее и только здесь дал волю гневу.

– Что означает этот маскарад? – спросил он сына.

Побледневший Фасаил, прячась за спину отца, жестами упрашивал брата ни в чем тому не перечить и выполнить все, что от него потребуется. Ирод, однако, ничего не понял и дерзко ответил отцу:

– Это не маскарад, а воины, с которыми я пришел сюда, чтобы покарать судей во главе с этим рохлей Гирканом, который оскорбил меня!

– Другими словами, ты вознамерился обагрить улицы Иерусалима кровью и рассчитываешь, что это самоуправство сойдет тебе с рук? – сорвался на крик Антипатр. – А ведомо ли тебе, что Гиркан для тебя, как для всех нас, прежде всего первосвященник, признанный Римом? Совешив насилие над первосвященником, ты тем самым бросишь вызов Риму и накличешь беду на ни в чем неповинных людей.

Ироду не понравился тон, каким говорит с ним, не просто областеначальником Галилеи, но еще и наместником Келесирии и Самарии, отец, как если бы перед ним находился вздорный мальчишка, не способный дать отчета в последствиях своих действий.

– Мне наплевать на то, кем считают Гиркана в Риме, – пылко заявил он. – Своим вызовом меня в судилище он нанес мне смертельную обиду и должен за это умереть!

Желваки на лице отца напряглись, кожа сделалась землистой.

– Прежде, чем ты убьешь Гиркана, – сквозь зубы произнес Антипатр, – тебе придется убить меня, наместника Иудеи, и своего брата Фасаила, поскольку на нем лежит ответственность за безопасность Иерусалима и его жителей.

Ирод прикусил губу. В своей злости на первосвященника и судей он совсем упустил из виду, что реальная власть в Иерусалиме принадлежит не Гиркану, а его старшему брату. Не худо было бы, прежде чем идти походом на столицу, известить о своем намерении поквитаться с судьями Фасаила. Между тем Антипатр продолжал:

– Не приличествует мужу забывать добро, которые ты получил в детстве в том числе от Гиркана, и помнить одно только зло. – Тон отца несколько смягчился. Он посмотрел в глаза Ироду. – Гиркану и без тебя приходится не сладко. Ведомо ли тебе, что как только в Иерусалиме узнали, что ты идешь на нас войной, самые знатные иудеи, окружающие Гиркана, стали упрекать его в малодушии за то, что он отпустил тебя? Знай, сын, что говорят о Гиркане и о тебе в столице: он, первосвященник, вместо того, чтобы заключить тебя в темницу, помог тебе бежать под крыло твоего дружка Секста Цезаря – такого же пьяницы и бабника, как ты сам. Ты хочешь, чтобы эти разговоры достигли ушей Рима и чтобы пострадал не только ты, которому безразлична собственная судьба, но и твой друг Секст, который печется о твоем будущем и желает тебе блага? Если ты хочешь именно этого, то ты близок к цели – веди свое войско в Иерусалим, ворота города открыты для тебя. Если тебе нужно другое, то тысячу раз обдумай последствия каждого своего шага и прими единственно правильное решение.

Ирод пал духом. Он сознавал правоту отца и не знал, что возразить ему.

– Ты политик, отец, – сказал он, – а я всего лишь солдат.

– Солдат, который рубит мечом направо и налево, не делая различия между правыми и виноватыми, – сказал Антипатр. – Доблесть солдата, сын, состоит в бесстрашии в бою и милосердии к слабым. Гиркан слаб и нерешителен. Он заслуживает не гнева, а сострадания. Но до тех пор, пока он остается первосвященником, ты обязан его почитать.

Ирод вконец приуныл.

– Что скажут обо мне люди, когда я поверну свое войско назад? – спросил он.

– Назовут тебя трусом, – жестко ответил Антипатр.

– Я не хочу, чтобы меня считали трусом! – воскликнул Ирод и стал мерить шагами тесную палатку. – Уж лучше мне погибнуть прямо сейчас от твоей или брата руки!

– Профессия, которую ты избрал себе, – сказал Антипатр, – предоставляет тебе эту возможность каждый Божий день. Будь благоразумен, сын, и не давай гневу руководить твоими поступками. Возвращайся с миром и кланяйся от нас с Фасаилом своей молодой жене. Кстати, кто она? Из знатной семьи или простолюдинка?

– Простолюдинка, – угрюмо ответил Ирод. – Но и мы, отец, не царских кровей и не можем похвастать знатностью своего происхождения.

– Это так, – согласился Антипатр. – Более того, мы не можем даже похвастать чистотой иудейского происхождения, из-за чего евреи не любят нас. Ну да политики и солдаты не нуждаются в народной любви. Им важно благополучие тех, чья судьба находится в их руках, а благополучие это зависит от их послушания. Вот и позаботься о том, чтобы народ слушал тебя и во всем повиновался.

Разговор был исчерпан, и Ироду следовало принять решение.

– Что посоветуешь мне ты, брат? – обратился он к Фасаилу.

Фасаил, молчавший все это время, ответил коротко:

– Ищи повсюду друзей, брат, а враги сами тебя найдут.

Прежде, чем расстаться, Антипатр сказал еще.

– Я не одобрил твоего решения казнить галилейских разбойников во главе с Езекией. Да ты и не поинтересовался моим мнением. Но я наслышан о том, как быстро удалось тебе всех их выловить. Ты-то сам хотя бы понял, благодаря чему ты добился такого легкого успеха?

– Нашел людей, которые указали мне места, где прячутся разбойники, – хмуро сказал Ирод.

– Вот! – подхватил Антипатр. – Нашел знающих людей. Мой тебе совет на будущее: прежде, чем что-то предпринять, обращайся за содействием к знающим людям. Их знание станет и твоим знанием, а это поможет тебе избежать многих ошибок. Хорошенько запомни это, сын!

После этого Антипатр и Фасаил вернулись в Иерусалим, а Ирод отдал приказ войску сворачивать лагерь и возвращаться восвояси.