В прозе Ксенофонта центральное место занял портрет современника. Если Геродот видел в мире неизбежный «круговорот человеческих дел» (смену счастья и несчастья), Фукидид — политическое и экономическое соперничество государств, то для Ксенофонта важнее всего личные качества человека, ими обусловлен для него ход событий в обществе, и именно они интересуют его. Тема современника получила у него освещение, дотоле неизвестное греческой литературе: образы философа и домохозяина, командира и солдата впервые предстали как воплощение определенных линий жизни и норм поведения. Следуя методу риторики, Ксенофонт объяснял действия людей их природными свойствами. Созданные им портреты построены по одному принципу: перечисляются этические качества и те поступки персонажа, в которых они обнаруживаются. Схема Ксенофонта шире исократовской — этическая норма героя раскрывается более детально, в нее включается знакомая Ксенофонту этика сократовского кружка с требованиями выдержки личного обаяния и гуманности (philanthropia). Мотив гуманности становится определяющим для художественной манеры Ксенофонта. Он показывает своих героев в их отношениях к другим людям и рассматривает эти отношения как чисто человеческие прежде всего: «Он часто наказывал солдатам не смотреть на пленных как на преступников и не мстить им, а видеть в них людей и оберегать их», — пишет Ксенофонт про одного из своих героев («Агесилай», I, 21).
Излюбленная форма его сочинений — мемуарное и биографическое повествование, в котором портрет занимает центральное место.
Своим собственным странствованиям с войском Кира Ксенофонт посвятил «Анабасис», написав его от имени некоего Фемистогена. Путевые записки вылились в полный драматизма рассказ о том, как военный командир Ксенофонт, преодолевая бесчисленные препятствия, вывел вверившееся ему войско из глубин Азии к родным берегам Средиземноморья. В поле зрения автора попали мельчайшие подробности похода: география местности, внешний вид и обычаи варваров, страдания греческих наемников от стужи и голода, их печали и радости. Описание хода событий подчинено эмоциональной интонации, достигающей, благодаря композиционному приему контраста, огромной напряженности звучания. Примером может служить знаменитый эпизод выхода греков к морю: «На пятый день они пришли к горе по имени Фехес. Когда передовые солдаты взошли на гору, они подняли крик. Ксенофонт и дальние солдаты подумали, что это какие-то новые враги напали на эллинов спереди; а сзади в это время угрожали им жители выжженной области, и солдаты дальнего отряда, устроив засаду, убили нескольких человек, а нескольких взяли в плен, захватив при этом около 20 плетеных щитов, покрытых воловьей косматой кожей. Между тем крик усилился и стал ближе расстояния, так как непрерывно подходившие отряды бежали бегом к продолжавшим все время кричать солдатам, отчего возгласы стали громче, поскольку кричавших становилось больше. Тут Ксенофонт понял, что произошло нечто более значительное. Он вскочил на коня и в сопровождении Ликия и всадников поспешил на помощь. Вскоре они услышали, что солдаты кричат: «Море, море!» [...] Когда все достигли вершины, воины в слезах бросились обнимать друг друга, стратегов и лохагов. И тотчас же, неизвестно по чьему приказу, они нанесли камней и сложили большой курган» (IV, 7, 21—25. Перевод М. И. Максимовой).
Эта сцена «Анабасиса» воспета Г. Гейне в его «Приветствии морю»:
Таласса! Таласса!
Приветствую тебя, вечное море!
Приветствую от чистого сердца
Десять тысяч раз,
Как некогда приветствовали
Десять тысяч сердец,
Невзгодотомимых, отчизновлекомых
Прославленных греческих сердец...(Перевод П. Карпа)
В «Киропедии» («Воспитание Кира») биографическая повесть перерастает в картину социальной утопии. Ксенофонт рисует жизнь полулегендарного персидского царя Кира Старшего как образец идеального правления. Используя технику риторического портрета, он соотносит поступки героя с чертами его характера и толкует счастье Кира как результат и плод его доблести. В основу действий своего героя Ксенофонт кладет мотивы дружбы и гуманности. Он ставит гуманность выше военного таланта (VIII, 4, 8) и дружбу понимает как средство подчинения подданных правителю. Ксенофонт наполняет свой рассказ множеством бытовых и интимных сценок — описывает детские забавы Кира, его пирушки с солдатами и заканчивает повесть его предсмертной беседой. Личные отношения кладутся здесь в основу социальных: гуманность Кира привлекает к нему друзей и обеспечивает ему их поддержку.
«Киропедия» прокладывает путь литературе эллинизма — образ Кира уже близок к политической этике эллинизма, а сама структура биографической повести предвосхищает жанр позднегреческого романа. С эллинистической литературой сближается и фигура Сократа, созданная Ксенофонтом в его «Воспоминаниях», предвосхищая распространенный позднее образ философа-моралиста.
Наряду с расцветом портретного искусства и мемуарно-биографических форм в прозе IV в. шло перерождение жанра историографии. Вместо фукидидовской политической философии утверждалось два направления среди историков — историков, пишущих с развлекательной целью, и историков-публицистов.
Из авторов развлекательных историй нам известен Ктесий, врач, долго служивший при дворе персидского царя, бывший в Индии и составивший истории Персии и описание Индии, полные диковинных подробностей и занимательных рассказов, уступающих, однако, геродотовским в достоверности фактов.
Историки-публицисты проходили обучение в школе Исократа, среди них самыми знаменитыми были Филист, историк Сицилии, Эфор, автор первой всеобщей истории в 30 книгах, Феопомп, написавший «Извлечение из истории Геродота», «Греческую историю» (411—394 гг. до н. э.) и «Историю Филиппа».
«Греческая история» Ксенофонта служит как бы связующим звеном между Фукидидом и историками-публицистами. Ксенофонт задумал свою историю как продолжение «Истории Пелопоннесской войны», но в ходе событий он видит уже не фукидидовский объективный закон, а непреложность этических норм. На междоусобную борьбу полисов Ксенофонт смотрит как на кару за клятвопреступление спартанцев. Он не стремится к воспроизведению целостной картины, и его искусство проявляется больше всего в обрисовке деталей и отдельных сцен.
Политическая философия делается теперь предметом изучения уже не историографии, а философских школ Платона и Аристотеля.
Знатный афинянин Аристокл по прозвищу Платон, т. е. «широкий» (427—347 гг. до н. э.), в юности был слушателем Сократа. После смерти учителя в 399 г. он на несколько лет покинул Афины и посетил за эти годы главные центры математического знания Греции — мегарскую школу в Аттике и пифагорейскую общину в Италии. По возвращении на родину Платон около 386 г. до н. э. открыл философскую школу, Академию, названную так по имени героя Академа, которому был посвящен гимнасий, где происходили занятия. В основу платоновского обучения был положен метод математики: входящего встречала надпись: «Да не вступает сюда человек, не сведущий в геометрии!»
За годы деятельности этой школы Платоном было создано философское учение, которое синтезировало античную науку о природе и сократовскую этику, подчинив закону космической гармонии, симметрии и пропорциональности человеческую политику и этику. На сократовский поиск сущности этических понятий Платон дал ответ, допустив для всякой вещи наличие неизменной нормы — «самой по себе справедливости», «самого по себе блага» и т. п. Эти нормы он рассматривал так, как рассматривались числа, в чисто логическом плане, без учета времени и пространства, и назвал их «эйдосами», или «идеями» (греч. eidos, идея — внешний облик, форма вещи). Предметы чувственного мира, свойства и действия человека приобретают, по мысли Платона, те или иные качества по мере своей причастности к этим «идеям»: для того чтобы человек стал благоразумным, он должен постичь, что такое само по себе благоразумие, для того чтобы стол был столом, в нем должна быть воплощена идея стола.
