Литмир - Электронная Библиотека

Не надо будет делать вид, что ты Шакти и изучила все тонкости тантры и премудрости кама-сутры. Все и так будет на своем месте.

Вся наша жизнь - это своеобразная медитация, как для великих учителей, так и для работяги или домохозяйки. Главное, как к этому процессу относиться.

"Человек много лет занимался вегиторианством , а потом, в полной несознанке, пошел на рынок и украл кусок мяса. Сел, смотрит на мясо и плачет. Есть то нечем ".

Глава 12. (Послесловие)

к оглавлению

Тот, кто ищет женщину, находит Бога...

«Женщина, если верить поэтам, порождает тот особый род жажды, который она сама не в состоянии утолить. Обладание женщиной есть обладание жизнью, бытием. Но ее красота не является ее абсолютной собственностью, так как не сама женщина посылает эту красоту в мир, поэтому и жажда, которую красота вызывает в мире, того же нечеловеческого свойства. Женщина, таким образом, порождает жажду, которую в состоянии удовлетворить лишь Бог... Ее функция в бытии - метафизическая провокация. Она провоцирует недовольство, неудовлетворенность собой, как неудовлетворенность данностью наличного бытия. Жажда обладания - это жажда слияния, обретения изначальной андрогинности. Соединиться с кем-либо или с чем-либо в Боге, значит, соединиться с утраченным и ускользающим бытием, и метафорически и фактически - налично данным субъекту в существе противоположного пола...

(В.Бондаренко «Край иной»)*

* Напечатано в журнале «Реальность и Субъект» 1998, том 2, №1

Открыв страничку и озаглавив ее «Тот, кто ищет женщину - находит Бога», я тут же вспомнил один свой рассказик, написанный почти двенадцать лет назад. Найдя его в папке со старыми бумагами и перечитав, я был удивлен и потрясен. В этом наивном рассказе, я предвосхитил в метафорической форме все то, что произошло со мной за время написания книги о женском Пути, о женском восприятии. Двенадцать лет назад я обозначил даже свой нынешний возраст - тридцать пять лет... В рассказе этом отражены очень многие - такие разные и противоречивые грани взаимоотношений с Женским, проникновения в Женское, страха перед Женским, соединения с Женским, - все то, что происходило со мной в очень концентрированном виде за последние девять месяцев, а, впрочем, за все эти двенадцать лет...

И, с одной стороны, с тех пор я стал совсем другим, а с другой - вроде бы ничего и не изменилось...

Назывался рассказик: «Душа»*. Я не вижу лучшего варианта для послесловия, чем его наивный романтический слог, который я и помещаю ниже, почти без исправлений...

* «Anima» – лат.

Посвящается Лене Л.

Апрель 1990 г.

Тихий апрельский вечер опускал на город длинные теплые тени... По дорожке, ведущей от улицы, через небольшой садик к домам, шли мужчина и женщина. Мужчина, лет тридцати пяти - это я. Я небрежно засунул руки в карманы куртки и был поглощен какими-то мыслями. Моя спутница, худенькая с длинным каштановыми волосами, обхватила обеими руками мою руку и шла, склонившись к моему плечу.

«Смотри!», - вдруг оживилась она, останавливаясь и наклоняясь к какому-то кустику, - «Уже листочки распускаются, ты разве не заметил?»

Она повернулась ко мне, лицо ее сияло детским восторгом и на щеках ее проступал румянец. Я ничего не ответил, только улыбнулся одними глазами и коротко поцеловал ее в горячие губы.

Около дома я остановился и, встретив ее удивленный взгляд, произнес:

«Ты иди. Я еще немного пройдусь».

Она обиженно пожала плечами, повернулась и зашла в дом. Я подошел к маленькой беседке и сел.

Простые слова о распускающихся листочках звучали уже однажды, двенадцать лет назад. В один из самых счастливых дней моей жизни они слетели с других губ...

... Ее звали Лена. В тот день мы были загородом, и по пути к лесному озеру она и заметила первые листочки. А тогда ничего не замечал, кроме своих мыслей. Впрочем, как и сейчас.

Мы сидели у озера и дурачились. Не помню, кому из нас пришла эта мысль: показать друг другу - каким она видит меня и какой я вижу ее. Мы были похожи на маленьких ребятишек, играющих в песочнице, глаза наши блестели, мы перебивали друг друга, торопясь показать: «А вот ты, вот такой, а еще - вот какой, а еще...» - «А зато ты...»

С удивлением и стыдом узнавал я свою нежность и заботу, свою растерянность и ревность, восторженность и жадность... И, всякий раз это был какой-то новый я. Один я любил Лену, любил бескорыстно и безумно, другой готов был растоптать и уничтожить, третий был холоден и недоступен... Так же неожиданно по-новому увидел я и Лену. И жила в ней та волшебная частичка, чье сияние невозможно было ослабить ничем, никакими другими чертами Лены. Ее. Только эту Лену любил я и только она любила меня, вернее, тоже не всего меня; и любовь эта была светлая и великая, но и краткая: когда нам удавалось вместе быть в этих своих состояниях, жить этими своими жизнями, то это и было счастье...

Потом мы долго еще сидели у потухшего костра и думали о нашем счастье, о нашем загадочном, чудесном, хрупком счастье. Сколько врагов Ее и Его было в нас, сколько неожиданностей могло это счастье разрушить...

Через год мы расстались. Как-то неожиданно и глупо. Недели две я пытался наслаждаться чувством холостяцкой свободы, отсутствия всяких обязательств и ответственности и, хотя догадывался, что такая свобода начнет скоро угнетать, старался не думать об этом.

Потом случайно, на автобусной остановке я встретил Марину, мою бывшую одноклассницу. Вскоре мы встречались уже почти каждый день. Марина манила меня своей чувственностью, азартом, но я понимал, что не только поэтому я каждый раз с таким нетерпением ждал встречи. Я искал в Марине Ее. Искал и, казалось, находил. Находил то одну, то другую Ее черту. И я жадно пробирался к Ней, пытался восстановить Ее, построить Ее целиком в Марине. И, всякий раз, это не удавалось. Та или иная Ее черта проявлялась в разных состояниях Марины и собрать их вместе было невозможно.

Потом были еще другие женщины, но каждый раз я чувствовал, что все равно, к кому бы я не обращался, чье бы имя не называл, я разговариваю с Ней. Я искал Ее, находил, терял и, казалось, что весь мир состоял из маленьких кусочков той, кого я мечтал собрать воедино: мельчайшие крупицы Ее были разбросаны по всему миру, заключены в каждой женщине... Понимая всю безнадежность своих мечтаний, каждый раз как бы забывая свою обреченность, освобождал я новый осколочек своего счастья, чтобы вскоре, еще более неудовлетворенным и опустошенным, все более теряя саму способность надеяться, оставаться в одиночестве...

Я давно уже женился и жил спокойно и мирно. В жене своей, Наташе, я тоже порой находил Ее, иногда, на мгновения, Она даже прорывалась целиком, во всей своей неповторимости, но меня это уже не окрыляло. Ничего нового от жизни я уже не ждал.

* * * * * * * * *

Сидя в беседке, я вспомнил все это, вспомнил то, что было за двенадцать лет, отделявших одинаковые фразы, произнесенные двумя разными женщинами...

Неожиданно пошел дождик, монотонно забарабанил по крыше беседки. Я огляделся. Во мне снова зазвучали эти бесхитростные слова. А на ветках деревьев набухали молодые почки. Сколько раз под моими окнами совершалось это чудо - рождение новой жизни, новых красок и запахов, нового мира! И сколько раз я проходил мимо, как, впрочем, и мимо многого другого, не менее удивительного, - не замечал, не радовался, даже тогда, когда еще умел радоваться.

Деревья под окнами - мои ровесники и посадил их мой дед. Его я помню плохо. Пожалуй, среди немногих запомнившихся эпизодов, связанных с дедом - истории о временах его молодости. От некоторых из них веяло чем-то таинственным, что заставляло меня - тогда семилетнего мальчишку, растворяться в напряженном внимании, поеживаясь от страха.

Я вспомнил одну из этих историй, вдруг показавшуюся мне чем-то близкой моему настроению.

48
{"b":"200536","o":1}