- Да вот, упал случаем не так. Ногу сломал совсем. Руку левую рассадил крепко. Идти не могу. Мадху послал, он тебя, Слав, привел.

  - Сильно поломал? Может, я тебя перевяжу?

  - Сам сделал. Надо идти домой, Арана ждет, идти не могу.

  - Ясно. Как же я тебя потащу? Ты мужик не слабый по виду, далеко я тебя на горбу не сволоку, я ж не Шилов...

  - Не надо горб, волокушу надо.

  - Точно, как я не подумал!? - Оживился я сразу. - Пойду, отыщу подходящие деревца, у тебя топорик найдется, дядька Ердей?

  В ответ он, молча вытянул откуда то из-за спины неширокий, легкий на вид топорик с узким, напоминающим клюв лезвием и протянул его мне. Вещь была просто на загляденье. Во-первых, явно кованная, во-вторых, черненая сталь с чеканным серебряным узором матово светилась. Чуть искривленное топорище гладко отполировано и покрыто тонкой резьбой для ухватистости. Оружие - а то, что это именно оружие не приходилось сомневаться, уж слишком смертоносно выглядит - само легло в руку, захотелось дать какой-нибудь мерзкой твари по башке...

  Ладно, лирику отложим на потом. Сейчас есть дела посущественнее. Оглядевшись, быстро отыскал требуемое. Топор рубил отлично. Несколько ударов и гладко срезанное деревце валится наземь. Обрубив ветки, приволок к стоянке. Ердей молча передал длинную крепкую бечевку, которой я и связал концы жердей и нижнюю поперечину. Настала очередь одеяла, которое я закрепил сверху, так что в итоге получилось некое подобие носилок для одного тяглового животного, то есть меня.

  - Что, дядька Ердей, загружайся, да поехали? Чего тянуть? - Энтузиазма после многочасового бега я не испытывал совершенно, но дело есть дело. Ничего не попишешь.

  'Тунгус' лишь коротко посмотрел на меня и указал рукой на землю рядом с собой.

  - Садись, Слав. Время всегда есть. - Он достал из поясной сумки кожаный мешочек, раскрыл его, я уж было подумал, что нам предстоит выкурить трубку мира и собрался твердо отказать. Но выяснилось другое.

  - Дай руку, Слав.

  Я с некой долей опаски протянул раскрытую ладонь, на которую тут же упали три янтарно-золотистые горошины.

  - Возьми это. Жуй долго. Это кетас. - Важно проговорил он, с таким видом, что спрашивать чего это за таблетки мне стало неудобно.

  Тщательно разжевал смолистую фигню, рот наполнился сумасшедшей смесью вкусов. На время небо и язык почти онемели, словно я хватил слоновью порцию ментола, потом побежал жар. В голове прояснело и мне захотелось что-то сказать, но охотник, приложив палец к губам, подал знак к молчанию. Ладно, не вопрос. Помолчим. Жуем дальше. Как звонко поют птицы, а оттуда, с востока, тянет сыростью, значит, речка поблизости. Захотелось встать, но вредный дед опять тормознул. Не вопрос, сидеть, так сидеть. И чего я такой послушный стал? Ладно, потом... По всему телу пошла волна тепла, захотелось закричать на всю тайгу, вот он я, смотрите! Но неотрывный взгляд спокойно-уверенных синих глаз тормознул меня и на этот раз. И разом все схлынуло. Осталась только свежесть и уверенность в своих силах и некий кусок странной жвачки во рту, который приятно было перекатывать по языку.

  - Пока не растает совсем - сила не уйдет. - Почему-то шепотом сказал Ердей.

  - Кто ты, дядька Ердей? - Зашептал я в ответ. - Шаман что ли? Чем ты меня подлечил так знатно?

  - Кетас. Наш род получил его от самого бога.

  - Ого, да, серьезные у вас тут дела. Так что, пора в путь?

  - Теперь время. - Согласно кивнул охотник. И тихо свистнул псу, который подхватившись с места, тут же отбежал в сторону, и замер, ожидая нас.

  Осторожно уложив, оказавшегося на удивление не тяжелым Ердея с его шмотками на волокушу, я впрягся и пошел следом за лайкой. Как там сказал 'тунгус' - Мадху? Значит, за Мадху. И в голову пришла мысль. Может не так и легок старик, как заборист кетас? Ну что ж. Кончится жвачка и узнаем.

  Вот дотащусь и помру. Лягу на сыру мать-землю и умру. А если выживу - любого кто лошадку ломовую, самую затрапезную посмеет обидеть - убью сразу. Или вот - создам профсоюз ломовых лошадей и буду их права отстаивать. Должен же в этой чертовой тайге быть хоть один профсоюз, вот и будет - лошадиный, а что, Калигула вроде коня в сенат, а я - лошадей в профсоюз.

  Сил смеяться не было совсем, поэтому я просто задавленно кашлянул, с почти немыслимым трудом переставляя ноги. Тащить по лесу волокушу с раненым мужиком - это вообще не для слабых духом. Другой на моем месте, не обладай таким вот немыслимо-ослиной упертостью, давно бы плюнул. Но не таков Славян, не того замеса. Вот и пру. И вроде пора уж передых устроить. А только сказал Ердей - хитрый 'тунгус', что совсем уже близко дом его. Вроде чуток дотащить и аллес. К слову, к тунгусам таки он никак не относится. Народ их зовется дахар, а сам Ердей относится к роду машкут. Названия эти мне ничего не говорили. Поведал мне эти важнейшие сведения он в начале нашего пути, но потом затих, видно уснул. А я продолжал тащить его, топая вслед за шустрым животным с бубликом вместо хвоста.

  Спустя несколько часов пути, очнувшийся от забытья Ердей сообщил, что таки дом близок. И тут волшебная жвачка кончилась. И мне поплохело. То есть не то чтобы стало плохо, просто усталость навалилась страшно. Да еще темнеть начало заметно. Ноги сами собой начали запинаться за корни, ветки упорно цеплялись за одежду и норовили хлестнуть по лицу. Но и оставаться посреди дикого леса на ночь глядя в свете недавних "разборок" с гиенами совсем не хотелось.

  Еще спустя десять бесконечных минут я понял - все, капут. Не могу ни петь, ни свистеть. Как Шилов тогда, на склоне горы. Только вот никакой красной конницы вдали, никаких друзей на авто, мирно пылящей по грунтовке. Да и самой дороги тоже нет. Отпустил волокушу и сел на мох, привалясь к стволу сосны спиной. Стемнело уже так, что я и лица старика почти не видел, лишь светлое пятно бороды белело.

  - Ердей, - просипел еле слышно, - кетас... еще... дай.

  - Нельзя, Слав. Шибко много дал уже. День, два, третий - тогда можно еще кетас.

  - Так не дотащу, - с безразличием ответил я.

  - Мадху пошлю.

  Старик, свистом подозвал пса и бросил несколько слов не по-русски. Лайка в ответ разинув в собачьей улыбке пасть, полную белоснежных клыков и вывесив розовый язык (ага, таки притомилась, скотина терминаторская) в три прыжка унеслась куда-то вдаль. Вот тебе и устала. Нет, определенно, с этой псиной что-то не так. Может ее с детства кетасом откармливали? А хорошо бы и мне сейчас горошинку разжевать... От одной мысли о чудо-средстве закружилась голова, а в 'зобу дыханье сперло'. Нормально, а ведь по ходу дела мне некое зелье дали с эффектом привыкания... Может потому и нельзя больше? Тогда и фиг с ним. До двадцати пяти огурцом проходил - ни пил, ни курил и дальше не планирую. Стало интересно, а каков отходняк от такой дозы.... Ладно, прорвемся. По скромным прикидкам "под кетасом" мы одолели не меньше десяти километров. Но что если, зелье не только сил придает, но и искажает чувство времени?

  - Слышь, Ердей, сколько мы прошли?

  - Много. Ты сильный Слав. Думал, завтра еще идти.

  - Это я молодец, получается, хммм. - И чтобы не путать охотника, пояснил. - Да это я шучу над собой. Вроде как лошадью поработал.

  - У нас, Слав, раньше, пока русы не пришли, конь не было. Все на себе возил.

  - Ты сам возил? - С этого места мне вдруг стало очень интересно.

  - Нет. Сам нет. Русы давно пришли, отец, дед - тогда.

  - И что, ничего такого, лосей впрягали бы? Или волов... Бизонов, блин, шерстистых.

  - Да, Слав, у ясыгов есть ездовые рогачи, а у нас - дахар - нет. Зато мы собак учим особо.

  - Да, заметил. А что за ясыги? Расскажи. - Разговаривать лучше, чем тащить опротивевшие жерди, стершие мне руки в кровь. Опять же интересно послушать.

  - Ясыги - воины. Ходят из степи к нам, в лес. Дед был - тогда брали у нас соболя, лису, куницу, такду - бобра по-русски.