«Интересно, настоящие они или фальшак, как здешние фикусы?» — задумался Стас.
Он с трудом отвел взгляд от возвышенностей к Надиному лицу и тут уж совершенно запутался, отделяя правду от искусного женского вымысла. Надин лоб до самых бровей скрывала густейшая рыжая челка. Носик был неправдоподобно совершенный и бледный, а яркие литые губы напоминали пылающее сердце с валентинки большого формата. Зато Надины глаза уже не имели сил казаться хотя бы бледно-голубыми. Цвет ушел из них бесследно, растворился. Гладкие щеки где крошечной вмятинкой, где легкой припухлостью подтверждали неотменимые Надины тридцать пять лет (а по серьезным документам и все сорок три).
Грубый мизантроп и женоненавистник Стас прикинул про себя: «Шикарная. Но жизнь ее здорово потрепала!»
Вслух он задал дежурный вопрос о сериале и незнакомце. Надя смятенно дрогнула лицом (резкой мимики, кроме улыбки во все зубы, она избегала). Посмотреть кассету все же согласилась.
— Давайте сразу и девчонок пригласим — тех, что были тогда в агентстве. Менеджеров, охранников тоже. Пусть посмотрят! — потребовал Стас.
— Нет, — твердо отрезала Надя. Низкий сипловатый голос прибавлял ей шарма, но тоже не молодил. — Сначала запись посмотрю я. Думаю, большего не потребуется. Я оберегаю моих девочек от всего грубого и неприятного, чего не всегда можно избежать в нашей профессии.
— Чего там, на кассете, такого уж грубого? — не понял Стас. — Мужик стоит, и все. Одетый с головы до ног.
Надя пронзила его блеклой, ускользающей голубизной усталых глаз.
— Не все понимают, что модель — это творческая профессия, — сказала она. — Большинство мужчин полагает, что модели — не полноценные личности, не глубокие самодостаточные натуры, а то, что состоятельным людям подают на сладкое. Поэтому я настаиваю, чтобы пока мои девочки оставались в стороне от этого неприятного дела.
Стас пожал плечами, взял пульт. Небрежно промотав парад купальников, он остановил кадр с открытой дверью и призрачным силуэтом в ней.
— Вот он, этот мужчина. Узнаете его? — спросил он Надю.
Надя смотрела на экран и молчала.
— Ну? — поторопил ее Стас. — Видели вы его?
— Думаю, да. А может, нет, — был ответ.
— Как это понимать? Напрягите-ка память!
— Слишком у вас тут в кадре темно, плохо видно. Поближе нельзя показать?
— Нельзя.
— Тогда ничего определенного сказать не могу. Но этот мужчина не из тех, с кем мы сотрудничаем, — не фотограф, не стилист, не дизайнер. Он не сотрудник салона одежды, не рекламный агент и даже не налоговый инспектор. Я не помню его силуэт. Знаете, я не один год в модельном бизнесе и привыкла с ходу запоминать очертания фигуры человека. Вы меня понимаете?
— Вполне. Я сам такой. Значит, вы никогда не видели этого человека?
Надя задумчиво сплела пальцы, смуглые, длинные и когтистые.
— Определенного я ничего сказать не могу. Может, и видела. Вокруг модельного бизнеса всегда крутится множество темных и грязных людей — сутенеры, извращенцы, просто похотливые самцы. Их тьма! Всех не упомнишь. Я каждый день их встречаю и стараюсь оградить от них моих девочек. Я хочу взять все на себя! Девочки еще не знают, сколько силы воли им понадобится, чтобы тысячу раз в своей карьере сказать «нет». Я их этому учу. Но нас-то к подобным трудностям никто не готовил!
Она подняла глаза на свой лучезарный портрет.
— Хорошее фото, — заметил Стас, чтоб поддержать доверительный тон беседы.
— Это меня Бремер в Лондоне снимал. Если б вы знали, через что пришлось мне пройти и здесь, и в Европе!
Стас сочувственно вздохнул. Вообще-то ему нетрудно было представить, через что.
Надя прищурилась:
— Думаю, этот ваш человек в капюшоне из тех, что приходят сюда разжиться девочками. Они к нам каждый день лезут. Грубо говорят, чего хотят, называют цену. Когда им показывают на дверь, хамят. Начинают грубо домогаться. Если б вы знали, сколько мужчин пристает ко мне ежедневно!
Стаса это множество не интересовало. Ему был нужен только один.
— Этот, в капюшоне, тоже? Именно этот мужчина к вам приставал?
— Возможно. Он как раз из таких! Сами посмотрите — грубые сильные руки, ноги с кривизной. Голова чуть ушла в плечи. Агрессивно сексуален. Такие обычно близки к криминальным кругам.
Стас зауважал Nady’ю. Кое-чему ее жизнь научила. Пожалуй, права! У призрака и в самом деле стать братка, пусть и не самого зверообразного.
— Значит, вы считаете, что именно этот человек к вам приставал? — попытался уточнить Стас.
— Возможно, да. Возможно, нет.
— Ну, так мы с вами далеко не уедем! — сказал Стас и решительно встал со стула. — Не помните, так и скажите. Теперь позовем ваших девчонок!
Надя тоже вскочила, качнув смуглыми полусферами в вырезе:
— Погодите! Зачем травмировать их психику такими гадостями? Большинство еще школьницы. Двум только недавно исполнилось по тринадцать лет!
— Тогда отправьте их арифметикой заниматься, а не учите мельтешить ногами в заведении, где к ним пристают!
— Модель — творческая профессия, — сипло и обиженно вскрикнула Nadya. — Вы рассуждаете как животное, как стандартный похотливый мужчина!
Стас тоже разозлился:
— А я в бабы и не записывался! Можете сколько угодно называть показ задницы творчеством! Только потом не удивляйтесь, что к вам пристают и цену назначают, пусть вы даже и в возрасте.
Надя замерла со странным выражением на своем неподвижном, тщательно оберегаемом от гримас лице. Стас понял, что хватил лишку. Он поспешил исправиться:
— Я не вас лично имел в виду, когда сказал про возраст. Это обобщение! Вам и сорока не дашь. Но только теперь выменя послушайте: если б вызнали, сколько я раскрыл случаев изнасилования всяких творчески оголенных дур. Учите вы их говорить «нет» — прекрасно! Молодец! Снимаю шляпу! Но их голая задница говорит «да», и куда громче. Я тоже профессионал и тоже знаю жизнь.
Надя уже взяла себя в руки и успокоилась. К тому же профессионалов она ценила.
— Да, по-своему вы правы, — обреченно вздохнула она. — Мужчина по природе своей груб и полигамен. Увы, это закон. Я ни разу не была близка с мужчиной, который бы не бросил меня. Они все ушли! Даже тот датский почтальон, что полтора года жил за мой счет и был при этом страшен как смертный грех. Даже семидесятитрехлетний сомалиец, которому я родила дочь. Даже мой финский муж, тупой, как еловая доска. Даже подлец Десницкий...
«И ведь это только часть того, через что ей пришлось пройти, — посочувствовал Стас. — Осипнешь тут! А Десницкий — знакомая какая-то фамилия...»
Он снова решил вернуться к главной теме:
— А как насчет мужчины из моего видеосюжета? Может, вы его все-таки вспомнили?
Надя горько усмехнулась:
— Ах, этот? Один из многих, один из всех вас. Был он или не был — какая разница? Все одинаковы! Я ведь знаю, что и вы кончите тем же, что другие, — сначала предложите сходить вместе куда-нибудь, а потом...
— Да не пойду я с вами никуда, не беспокойтесь, — поспешно заверил ее Стас.
— Вот видите! Значит, попробуете овладеть мною прямо здесь, на столе. Как другие, как другие...
Ошеломленный Стас оглянулся на дверь, чтобы отступить.
— Я буду кричать, — сипло предупредила Nadya. поднимаясь из-за стола. — Но вы заткнете мне рот своей жесткой соленой ладонью...
— Нет!
— Тогда чем?
Она уже сидела прямо на столе, ненавидяще глядя на него и сплетя ноги. Ее ног до того Стас не видел, потому что во время беседы они мирно пребывали под столом. Очень стройными оказались эти ноги в смуглых, будто подпаленных колготках. Они отчетливо состояли из тонких костей, туго натянутых сухожилий и красивых сухих мускулов. Хищные ноги, опасные, вызывающие настолько, что волосы у Стаса зашевелились на макушке и сложились в совсем иную прическу.
«Вот ведьма! — обозлился он. — Да с ней без понятых и разговаривать нельзя! А каблуки эти запросто череп пробьют. Посочувствуешь финнам и сомалийцам!»