Неспешно развивалось действие фильма. Сначала псевдодрузья тихо брели меж двух рядов массивных диванов, напоминавших египетскую Аллею сфинксов. Затем они перешли в другой угол салона. Здесь его владелец пытался уврачевать разбитое сердце Рябова показом того, как легко раскладываются столы, кресла и гладильные доски, которыми он торгует.
Все это время камера Дубарева не дремала. Она то и дело возвращалась к общей панораме магазина. Иногда она наезжала на отдельные предметы и белоснежные ценники, где последними цифрами неизменно значились три девятки. То там, то здесь в уютном полумраке салона высились стройные фигуры продавцов. Драматический характер сцены поддерживала музыка за кадром. Она была бурной, страстной, и Стас в конце концов заснул прямо перед монитором.
В модельном агентстве мебели оказалось куда меньше — только какие-то стулья и подиум. По подиуму прохаживались девушки в купальниках. Каждая несла на своем лице застывшую свирепую брезгливость. Стас давно заметил, что у моделей так принято. Камера Ника то захватывала колышущуюся вереницу дев, то сосредоточивалась на какой-нибудь паре ног в изуверски неудобных босоножках.
Владелицу этого заведения сценарист Кайк для разнообразия сделал не подругой, а врагом героини. Правда, пока еще она прикидывалась подругой. В сцене, которую просмотрел Стас, она принуждала доверчивую Лику сожительствовать с французом Островским, чтоб выжать из него миллионы, бриллианты и выезд в Париж. Притом она как-то хитро сама собиралась выехать в Париж, переодевшись Ликой, то есть натянув белокурый парик, Ликины туфли и прихватив Ликину сумку с бриллиантами.
Вперемешку с раскручиванием интриги удалось и тактично расхвалить обучение в агентстве. Было показано, как девушки под руководством опытных инструкторов овладевают пластикой — умением выдвигать вперед то одну, то другую ногу. Опытные визажисты агентства в мгновение ока превращали волосы то в ком слипшихся прядей, то в дремучий начес. Опытные косметологи мазали лица и тела чем-то зеленым, белым и коричневым. Были и еще какие-то процедуры, но смысла их Стас так и не одолел.
Уже третий раз он прокручивал всю эту чепуху и с каждым просмотром становился все мрачнее. Он был уверен, что должен углядеть нечто важное в утомительном мелькании кадров. Недаром же именно из съемочного павильона исчез один человек, Карасевич, а вместо него появился другой, мертвый и никому неизвестный.
Но ничего не получалось. Стас попробовал даже смотреть сериальные материалы без звука, чтоб ничто не отвлекало. Однако немое кино и подавно валило его с ног. Оно погружало майора в какой-то особенно цепкий, необоримый сон.
«Как только народ смотрит такую хрень?» — изумлялся Стас. Из всего сериала ему понравился только Островский-Трюбо, весело, мастерски, с огоньком пристававший к Лике, осмотрительно держал несколько бриллиантовых колье под подушкой и много хохотал, блистая безупречным набором зубов (Стас не знал, но мог бы догадаться, что это заслуга заботливой, Нелли Ивановны Супрун).
«А все-таки что-то я там эдакоевидел! Только вот что?» — говорил себе Стас, блуждая по коридору киностудии и давая глазам отдых на скучных серых стенах.
Он решил взять кассеты с сериалом к себе в контору, чтобы еще раз самому посмотреть и другим показать. «Может, Кольку Самоварова позвать? Он эстет, его операторским мастерством не заморочишь», — подумал майор.
Снова двинувшись по коридору, он то и дело зажмуривался. Чертовы картинки! Стас силился изгнать из сознания примелькавшиеся, наизусть выученные кадры, но перед глазами снова и снова вставали Ликины лопатки и диваны в салоне, золотисто-бурые, как пески пустыни Каракумы.
Реже виделись цветастые купальники и красивое, но слегка потрепанное лицо хозяйки модельного агентства. А ведь эта предводительница ногастых девиц тоже участвовала в знаменитой вечеринке! Фамилия ее Кутузова, она исполняла танец живота и уехала со сценаристом Кайком, на вид очень тупым субъектом. Они с Кайком оба физически сильны и вполне могли бы... Только зачем?.. У моделей почему-то такие злые гримасы, хотя фигурки неплохие. И чего они на всех волком смотрят? Хотя ясно: жрать им не дают, вот что! Это очень портит настроение. Да и топтаться целыми днями по подиуму не слишком весело. К тому же в зале ни окон, ни дверей...
Стоп, стоп, стоп!
Стас выговорил это вслух, чуть даже не закричал. Среди пестрых купальников и надменно передвигаемых ног мелькнуло вдруг в памяти что-то такое странное...
Точно! Вот оно! Теперь не упусти, тяни за хвост!
Стас бросился в аппаратную, где скучал паренек, приставленный в помощь ему руководством канала. Самодержавным тоном майор велел пареньку повторить сцену в агентстве. Замелькали ненужные кадры: Лика со своими бесконечными водопроводными слезами, визажисты с ножницами, стилисты с квачами...
— А вот отсюда, если можно, помедленнее! Стоп!
Стас снова увидел на экране полутемный зал агентства, подиум и крашеную густо-синим стену без окон. Зато дверь там, конечно, есть. Вот она! Открывается в какой-то коридор, где освещение естественное, блеклое, тогда как в зале горят сильные электрические лампы.
— Стоп! Ну куда ты? Вернись. Дверь, дверь давай! — командовал Стас. — Вот она. Хорош! Стоп!
Вот и отыскалось то, что он видел, но упустил! Девы брели по подиуму, а в это время дверь открылась. В ее проеме на минуту показалась мужская фигура. Заглянула в зал и скрылась! И черт ее знает, что за фигура, — так, тень, практически один силуэт. Молодой мужчина в светлой (серой?) ветровке с капюшоном. Капюшон напялен на голову, и лица не видно. Сложение у парня неплохое, спортивное. Кто это? Работник агентства? Охранник? Фотограф? Кто-то из съемочной группы, кого Стас еще не знает (а он знает всех)? Случайный посетитель?
Зачем он тут? Зашел, заглянул, ушел. Ну и что?
А то, что этот же силуэт Стас уже видел. Всего десять минут назад!
— Гони мне теперь мебельный салон! То место, где диваны рядами, — приказал он своему помощнику.
Снова знакомая картинка: диванные шеренги и стройные продавцы в ярких рубашках. Шифоньеры, шкафы-купе. Тумбы, сладострастные кровати, рыхлые кресла, частокол стульев...
Ага, вот и он! В той же ветровке, точно так же капюшон накинул, а руки сунул в карманы. За шкафом стоит, в тени. Снова лица не видно. Не человек, а призрак!
Паренек с телеканала потом безуспешно пытался увеличить и оформить в нечто конкретное это безликое человекообразное пятно. Ничего у паренька не выходило, как он ни старался. Лицо у призрака, конечно, имелось, но оно то расплывалось на телеэкране мутным блином, то мелькало абстрактной головоломкой пикселей. Ясней и определенней оно никак не становилось. Можно, кажется, приблизительно уловить линию подбородка.
Стас мрачно поглядел на результат технологических усилий. И это все?
И это все. Но это было то единственное, что вело из неясности, невнятности и незримости в грубую, необходимую, родную реальность.
Теперь Стас уже многое понял. Человек в ветровке явно не хотел быть замеченным. Еще менее он желал блистать на телеэкране. Кто он? Если он появился и в мебельном салоне, и в агентстве, то, скорее всего, он связан с телесериалом. Но как? Неужто это какой-то неведомый член съемочной группы?
В последние дни Стас повидался со всеми телевизионщиками — и с теми, кто участвовал в последних съемках и вечеринке, и с теми, кто в тот момент сидел на больничном, и с теми, кто причастен был к сериалу косвенно. Среди них не было человека в ветровке! Стас профессионально и точно хватал глазом пропорции человеческой фигуры, позы ее, повадки. Он мог поклясться — человека-призрака пока не встречал.
А может, телевизионщики просто кого-то забыли упомянуть? Не своего работника, конечно, а любопытного приятеля, напросившегося на съемки, чьего-то поклонника? Вряд ли. Они ведь и посторонних, бывавших у них в последние дни, припомнили. Назвали сына женщины, поставлявшей группе горячие обеды (побывал в павильоне за три часа до вечеринки), троюродного брата осветителя, привезшего какую-то особую лампу накануне («сгорела, погань, в самый ответственный момент!»). Даже разовых грузчиков всех нашли и опросили. Каждого из них Стас видел, да и документы пересмотрел. А вот этого, в ветровке, не видел никогда!