ГОЛОЛЕД Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Будто нет ни весны, ни лета — В саван белый одета планета — Люди, падая, бьются об лед. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Даже если всю Землю – в облет, Не касаясь планеты ногами, — Не один, так другой упадет На поверхность, а там – гололед! — И затопчут его сапогами. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. Только – лед, словно зеркало, лед, Но на детский каток не похоже, — Может – зверь не упавши пройдет… Гололед! – и двуногий встает На четыре конечности тоже. Гололед на Земле, гололед — Целый год напролет гололед. Гололед, гололед, гололед — Целый год напролет, целый год. 1966, ред. <1973> * * * Корабли постоят – и ложатся на курс, — Но они возвращаются сквозь непогоды… Не пройдет и полгода – и я появлюсь, — Чтобы снова уйти на полгода. Возвращаются все – кроме лучших друзей, Кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все – кроме тех, кто нужней, — Я не верю судьбе, а себе – еще меньше. Но мне хочется верить, что это не так, Что сжигать корабли скоро выйдет из моды. Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в делах — Я, конечно, спою – не пройдет и полгода. Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в мечтах, — Я, конечно, спою – не пройдет и полгода. Зима 1966/67 * * * Вот – главный вход, но только вот Упрашивать – я лучше сдохну, — Вхожу я через черный ход, А выходить стараюсь в окна. Не вгоняю я в гроб никого, Но вчера меня, тепленького — Хоть бываю и хуже я сам, — Оскорбили до ужаса. И, плюнув в пьяное мурло И обвязав лицо портьерой, Я вышел прямо сквозь стекло — В объятья к милиционеру. И меня – окровавленного, Всенародно прославленного, Прям как был я – в амбиции Довели до милиции. И, кулаками покарав И попинав меня ногами, Мне присудили крупный штраф — За то, что я нахулиганил. А потом – перевязанному, Несправедливо наказанному — Сердобольные мальчики Дали спать на диванчике. Проснулся я – еще темно, — Успел поспать и отдохнуть я, — Встаю и, как всегда, – в окно, Но на окне – стальные прутья! И меня – патентованного, Ко всему подготовленного, — Эти прутья печальные Ввергли в бездну отчаянья. А рано утром – верь не верь — Я встал, от слабости шатаясь, — И вышел в дверь – я вышел в дверь! — С тех пор в себе я сомневаюсь. В мире – тишь и безветрие, Чистота и симметрия, — На душе моей – тягостно, И живу я безрадостно. Зима 1966/67 ПЕСНЯ-СКАЗКА О НЕЧИСТИ В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх: Воет воем, что твои упокойники, Если есть там соловьи – то разбойники. Страшно, аж жуть! В заколдованных болотах там кикиморы живут, — Защекочут до икоты и на дно уволокут. Будь ты пеший, будь ты конный — заграбастают, А уж лешие – так по́ лесу и шастают. Страшно, аж жуть! А мужик, купец и воин — попадал в дремучий лес, — Кто зачем: кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез. По причине попадали, без причины ли, — Только всех их и видали – словно сгинули. Страшно, аж жуть! Из заморского из лесу, где и вовсе сущий ад, Где такие злые бесы — чуть друг друга не едят, — Чтоб творить им совместное зло потом, Поделиться приехали опытом. Страшно, аж жуть! Соловей-разбойник главный им устроил буйный пир, А от их был Змей трехглавый и слуга его – Вампир, — Пили зелье в черепах, ели бульники, Танцевали на гробах, богохульники! Страшно, аж жуть! Змей Горыныч взмыл на древо, ну – раскачивать его: «Выводи, Разбойник, девок, — пусть покажут кой-чего! Пусть нам лешие попляшут, попоют! А не то я, матерь вашу, всех сгною!» Страшно, аж жуть! Все взревели, как медведи: «Натерпелись – сколько лет! Ведьмы мы али не ведьмы, патриотки али нет?! На́лил бельма, ишь ты, клещ, – отоварился! А еще на наших женщин позарился!..» Страшно, аж жуть! Соловей-разбойник тоже был не только лыком шит, — Гикнул, свистнул, крикнул: «Рожа, ты, заморский паразит! Убирайся без бою, уматывай И Вампира с собою прихватывай!» Страшно, аж жуть! …А теперь седые люди помнят прежние дела: Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела, — Прекратилося навек безобразие — Ходит в лес человек безбоязненно. И не страшно ничуть! Зима 1966/67 |
