Жалко было уходить от милой Софьи Павловны, из её светлой, уютной квартиры.
– Мы к вам ещё придём, – пообещала Оля, – обязательно.
– Не беспокойтесь, девочки, – вежливо, но твёрдо ответила старушка.
Она пошла мыть посуду, а Оля пожала плечами.
– Странная какая. Мы ей помогать хотим, а она не хочет. Это всё вы – бегаете, носитесь, стулья раскидали. Из-за вас она нас больше и не пустит.
– А что мы? – быстро заговорила Людка. – Уж и поиграть нельзя? Правда, Лариса? Всегда ты командуешь, Оля. Надоело даже.
Людка повернулась и пошла. Лариса нерешительно затопталась на месте. Тимуровский штаб разваливался на глазах.
– Люда, постой, – властно окликнула Оля, – нечего обижаться. Найдём другую старушку или ещё что-нибудь придумаем.
– Всё равно надоело, – проворчала Людка, но всё-таки пришла обратно.
И Лариса подумала: «Хорошо, что я не пошла вместе с Людкой. Всё равно бы вернулись».
Кто сегодня отсутствует?
Словно распрямилась душа у Тани. Как будто была душа у Тани сжата в комочек, а теперь заняла положенное нетесное пространство. Вот эта жизнь настоящая.
Таня долго была одна, но не за её одиночество мы любим её. В ней много хорошего, в Тане. И не только директор школы это заметила, и не один Игорь Павликов это знает, и не только мне Таня нравится.
Максим вчера залепил ей в спину теннисным мячом. Крепким теннисным мячиком с близкого расстояния. Вот какие дела.
А Таня? Весь мир сияет ярким светом, искрится и переливается.
Таня теперь заранее чувствует, что скоро она увидит Максима. Как это может быть – не знаешь, где он, а чувствуешь – сейчас увижу. Разве можно знать заранее? Таня и сама удивляется, но всё равно знает. И ни разу не ошиблась.
Вот сейчас она подходит к своему пятому классу «В» и чувствует: Максима там нет. Она входит и видит: его нет. И сразу класс кажется ей пустым, хотя там полно народу. Колбасник кидается в Серёжу пластилиновыми шариками. Вовка гоняется за Колбасником и орёт: «Жиртресина!» Оля листает учебник, Оксана пишет записку. Все заняты своим делом, в классе шум, а Тане кажется, что тихо, пусто. Ну что за глупости. Вот сейчас он придёт, влетит, запыхавшись, кинет портфель на пол, он всегда кидает его на пол. А что с ним носиться, с портфелем? Таня свой тоже кинула на пол. Потом он щёлкнет по макушке Колбасника, хотя Колбасник вдвое больше его. Не боится Максим Колбасника. Потом он напишет на доске «Кузя дура», и это будет означать, что Таня Кузнецова ему небезразлична. Он мог про кого угодно написать на доске, выбор огромный. Но он захотел написать про неё, про Таню.
Вот сейчас, сейчас откроется дверь, он влетит, и начнётся праздник. Будут английские неправильные глаголы, примеры по математике, полезные ископаемые – а праздник будет длиться без конца, часов до двух. А начнётся этот праздник сейчас – вот откроется дверь, вот сейчас откроется дверь.
Дверь открывается и входит Нина Алексеевна. Звенит звонок, и Нина Алексеевна говорит:
– Быстро достали тетради. Сейчас будем писать диктант.
Какой диктант, когда нет Максима? Разве может быть что-нибудь без него? Как же это? Ну ничего. Значит, он опаздывает. Мало ли почему человек может опоздать в школу? Не услышал будильника. Мама забыла разбудить. Мама разбудила, ушла на работу, а он снова нечаянно заснул. Мало ли что случается. Вот сейчас он мчится по улице, катится с разбегу по ледяным дорожкам – мимо почты, мимо детского сада. Вот летит по лестнице, проносится по коридору. Сейчас войдёт, войдёт и спросит:
«Нина Алексеевна, можно войти? У нас будильник сломался».
И Нина Алексеевна сурово ответит:
«Мог бы придумать что-нибудь поновее. Будильник! Сядь».
Он усядется на свою парту у окна, и Тане будет всё время виден его затылок, на котором светлые волосы расходятся от макушки в разные стороны, как хризантема. И всё время, когда бы она ни взглянула, будут перед глазами его просвеченные солнцем розовые уши. Уши у него совсем не оттопыренные, нет. Но когда прямо на уши светит солнце, они обязательно просвечивают розовым. Он будет писать диктант, и она будет писать диктант, она не будет специально смотреть на него, но всё равно она будет его всё время видеть – как-то по-особому устроено теперь её зрение.
А потом будет перемена, и он убежит носиться по этажам. Но даже когда его нет здесь и она не видит его, он всё равно присутствует. В её сознании всё время он занимает место. Вот сейчас он убежал, а потом он прибежит. Вот сейчас он пронёсся мимо. Это он, он пронёсся мимо. А сейчас он закинул на шкаф кожуру от банана. Это он, он сам закинул на шкаф шкурку от банана.
Сейчас его нет, и он этим своим отсутствием всё равно присутствует. Потому что она думает о нём и ждёт его.
– Кузнецова Татьяна! Почему ты отсутствуешь? Смотри в свою тетрадь, а не на дверь. На двери, между прочим, ничего не написано.
– Я не отсутствую.
– Максим отсутствует! – громко, на весь класс, говорит Оксана; Оля, довольная, прыскает: всё-таки Оксана умеет здорово поддеть кого надо.
Людка что-то шепчет Серёже, хотя сидит от него через проход. Таня ничего этого почти не замечает. Раньше она бы ужасно переживала – почему Оксана меня не любит? Что я ей сделала? Теперь это не имеет никакого значения.
Я сижу в классе за последней партой, я уже привыкла за эти недели здесь сидеть. А ребята привыкли ко мне. Когда надо – замечают, а когда не надо – не замечают меня. Сегодня не замечают, пишут свой диктант. Писать диктант – дело ответственное, они сосредоточенны. Но как много дел иногда человек может делать одновременно. Вот Таня – она пишет диктант и напряжённо следит за дверью. Оля пишет диктант, а сама поглядывает в зеркальце, которое пристроила за книгой на парте. Серёжа пишет, а сам вертится, не спокоен он сегодня. Вовка помогает себе кончиком языка, но успевает сообщить кое-кому, что тот человек – Жиртрест, и пусть только выйдет из школы.
– Пишите внимательно. И не заглядывайте в чужие тетради. Савёлова, к тебе это тоже относится. Списывать – это добавлять к своим ошибкам ещё и чужие.
Честно говоря, Нина Алексеевна произносит эти слова по привычке. Она хорошо знает, что в чужие тетради всегда заглядывали и будут заглядывать до тех пор, пока будут на свете существовать ученики, и тетради, и диктанты, и контрольные, и упражнения, и примеры.
– «Мороз и солнце. День чудесный», – диктует Нина Алексеевна.
Таня пишет, старательно выводит букву за буквой. Где же он может быть? Заболел? Ходит в свой дурацкий бассейн, а на улице зима, ветер каждый день. В той школе учительница тоже так говорила: «Списывать – это к своим ошибкам добавлять чужие». Почему-то учителя часто говорят совершенно одинаковые фразы. Может быть, этим фразам специально учат в педагогическом институте? А может быть, Максим всё-таки придёт?
– «День чудесный», – почти по слогам повторяет учительница.
– Тань, Тань, – шепчет Серёжа и тычет рукой в спину, – после сэ надо тэ? Чудесный. А, Тань?
– Нет, не надо.
– «День чудесный»… Кузнецова, выйдешь за дверь. «Ещё ты дремлешь, друг прелестный. Пора, красавица, проснись…»
Урок как урок. Этим он и интересен, по-моему. Особенное, необыкновенное встречается в жизни не так уж часто. Да и что считать особенным? Пожар? Наводнение? Землетрясение? А простой школьный урок – сколько в нём событий. Один человек учит, другие люди учатся. Думают. Какое прекрасное занятие – думать. А ещё они все друг к другу как-то относятся. И кто-то кому-то помогает, а кто-то кому-то не хочет помогать. И один поглощён сегодня диктантом, а у другого никак не думается о правописании непроизносимых согласных в слове «солнце», «прелестный», «лестница». А о чём думается? Вот в этом-то всё и дело.
Я люблю сидеть на уроке в своём пятом классе. В своём, конечно. Я не учитель, и в этом смысле он мне не свой. Это класс Нины Алексеевны, она их учительница, классный руководитель. Но я привыкла к этим детям и много знаю про каждого из них. Что-то сама увидела. О чём-то догадалась. А что-то они сами рассказывают. Конечно, мне хочется знать о них гораздо больше – это ведь не просто так, знакомство. Эти ребята – герои моей повести, близкие мне люди. И мне надо понять их до тонкости, чтобы потом и читатель смог их понять, полюбить, открыть что-то в них, в жизни. А когда кому-нибудь из них трудно, я хочу им помочь. Иногда могу помочь, а иногда не могу.
