— А он?
— Он говорит: «Спасибо».
— И все?
— Да, и все. И больше ничего не сказал. Что же он, разбираться бы там начал, что ли? Нет, он не такой. Он в душе все держит — такой человек.
— Больше ни о чем не разговаривали?
— Больше ни о чем. Я говорю: «Спасибо, Славочка, и тебе тоже».
— У вас как-то на душе после этого полегчало?
— Да чего легчать-то? Что мы, сойдемся, что ли? Нет. Это просто как ответное ему мое слово за то, что он обо мне вспомнил так хорошо. Ведь развелись мы в 1963 году. И все эти годы — сорок пять лет — ни разу друг с дружкой не поговорили...
— Что-то шевельнулось у вас в душе?
— Ох, вы какие... Шевельнулось, конечно! Но ему-то я не стала говорить об этом.
— А нам можете сказать?
— А что? Хоть и положили мы трубки, но не конец же всему. Я каждый день о нем вспоминаю. Как мы учились, как впервые на свидание пошли. Воспоминания... От них никуда не денешься. Все это меня согревает. Потому что это детство и юность. Все же у нас со Славой была семья. Больше у меня уже не состоялось семьи. Я каждый день его вспоминаю и благодарю в душе.
А потом я ему еще написала письмецо. Маленькое такое: «Слава, была очередь большая, никак не соединяли с тобой. Так я решила написать... Что было, то было, а осталось только хорошее. А плохое не хочется вспоминать, оно у каждого бывает».
— Тихонов не ответил пока?
— Нет, не ответил. Наверное, он удовлетворился тем, что я говорила ему до этого, а потом написала. Потому что и так ясно все.
«Хочу сниматься. Очень соскучилась!»
— Как вам в ЦКБ-то поживалось?
— Ничего... Сперва – в общей палате. А потом меня в элитную переселили. И я как барыня там была. Никита Михалков заплатил за лечение. Такие деньги, аж стыдно было.
— Чем теперь, после больницы, собираетесь заниматься?
— Мне бы только сняться! Возраст героини меня не пугает — хоть старенькую бы сыграла, все равно это интересно. Соскучилась по работе. Очень соскучилась!
«А на Пасху будем христосоваться»
Интервью это готовилось накануне Пасхи, поэтому мы спросили у Нонны Викторовны:
— Как отпразднуете Пасху?
— Как в детстве... Мама у нас в деревне была такая коммунистка, что куда там чего! А яйца на Пасху красили. Мама придет, а мы — детвора, нас же шестеро: «Ой, да это Нюрка, соседка, принесла!» А мама: «Сколько раз ей говорила — не крась яйца, я — коммунистка!» Меня так смех брал...
Кулич мы уже купили — Наташа сходит в церковь, освятит... Яиц немножечко покрасим — наверное, луковой шелухой. А на Пасху будем христосоваться.
Молодежь наша сейчас тянется к церкви. И пускай тянется. Плохого там ничего не найдут, только хорошее. А «Комсомолке» и читателям, которые меня вместе с вашей газетой так поддерживают, я желаю нежности в отношении к религии божественной. Нежности и доверия. Все зависит от Неба и от веры.
«Комсомольская правда», 26 апреля 2008 г.
7. «На экране я мало целовалась»
Мы много раз говорили с Нонной Викторовной о несыгранных ролях, о неосуществленных мечтах и желаниях актрисы. В газетные интервью входило далеко не все, что она рассказывала, о чем размышляла вслух. Многое оставалось на магнитофонных пленках, в расшифровках, записках. Вот несколько таких фрагментов...
«Я не заводила романы с женатыми мужчинами»
— Вы снимались с такими партнерами, как Рыбников, Ульянов... Зрители вас не соединяли в любовную пару? На встречах задавали вопросы по этому поводу?
— Задавали. Я отвечала правду: что Рыбников очень любит свою жену Аллу Ларионову и что он ее любил со студенческой скамьи, что у них очень хорошая семья.
— А выпивка характерна для артистической среды?
— Да это вся страна выпивала. Мы все равны — такой же процентаж пьющих и непьющих. Уверяю вас, что пьяниц одинаковое количество.
— То есть это еще один миф — о повальном пьянстве среди артистов?
— Да.
— А у народа представление — пьют и крутят романы.
— Это трудно объяснить, но, играя искренне, актеры почти всегда балансируют на грани влюбленности друг в друга. Почти всегда. Это очень близко ко греху. Но закончилась съемка — и до свидания. А бывает такая сила накала чувств, как сейчас у Домогарова и Марины Александровой, — приводит к невозможности не жить вместе.
— И как не поверить в роман артистов, если видишь в фильме, например, как Ульянов смотрит в кадре на Мордюкову...
— Ну, и приходилось разъяснять, что у него жена — актриса Алла Парфаньяк. В юности он был влюблен в Дину Дурбин. А встретил Аллу — очень красива была и смахивала на Дину — и забыл про Америку.
— У вас в фильмах мало сцен близких контактов с партнером — объятий, поцелуев...
— Это было немодно. Это было стыдно, неинтересно, не заведено. Никогда. Я себе и представить не могла... И не предлагалось такое. В картине «Отчий дом» снималась с Валькой Зубковым, и вот они (герои. — Авт.) должны были поцеловаться. И вот он ее тянет, тянет к себе — и вот уже губы к губам — и все, камера поехала. А мы и не приучены были, не претендовали.
— А если бы режиссер потребовал? Сейчас актрисы раскрепощенные...
— Я бы не поцеловалась с актером. Здесь (на съемочной площадке. — Авт.) сто человек народу, и при них... Поцелуй — это интимная вещь.
— А вы сами — как в школе мы влюбляемся в учителя — влюблялись в режиссеров?
— Было, было, все это было, но разум-то есть! Мы же понимаем, что есть дети, жена, да и зачем это? Близкие отношения? А дальше что?
«Бондарчук сам подбирал мне костюм...»
Вот снималась в картине Бондарчука «Они сражались за Родину»... Я приехала, а у меня заблудился администратор — в Волгограде не встретил. Надо было добираться.
Подхожу к милиционеру: «А где же здесь кино снимается?» — «А вот райком партии, вы пойдите, там дежурный, он в курсе всех дел». Прихожу: «Как добраться?» — «Туда 69-й автобус идет... Нет, я сейчас машину дам! Доедете до “кукурузника”» (так называют самолет Ан-2. — Авт.).
...Летим. Начинаем приземляться. А там дед какой-то с флажком по ромашкам ходит и дает сигнал, куда самолету посадку делать...
— Успели вовремя?
— Да. Бондарчук — за руку меня, в костюмерную. Костюм подбирал, сам надевал, сам снимал с меня — одну кофту, другую — рад, что я приехала...
— ...Как реагировали на ваши работы в кино коллеги-актеры?
— Если картина вышла хорошая и я хорошо сыграла, многие делали вид, что они кино не видели. Вот так и реагировали: «Прилетаю. Шубу вешаю. Думаю: что это за знакомый тембр голоса? Смотрю — уже финал...» Ну брешет, просто нагло. И чем громче фильм, чем лучше я сыграла, тем чаще говорили, что не видели. Зависть...
Еще о Шукшине и Штирлице
— ...Вася Шукшин был такой характерный. Пел русские песни — головой мотал...
А отношения у нас складывались — как пинг-понг: он мне слово — я ему второе. Друг дружку понимали — один и тот же юмор, одно и то же горе... Уже вроде бы пора обняться, а мы все нет... Я замуж выходила оттого, что забеременела раньше времени: аборт там делать или что? Сначала со Славкой любили друг друга — потом по-другому пошло... Ну на разной волне мы были...
А тут любовь пришла настоящая... Рванула бы я тогда — все было бы по-другому...
Но как? Чем меньше женщина понимает своего мужа, чем труднее ей ложиться с ним в кровать, тем она больше себя виноватой чувствует, что она его не любит. Боже сохрани ему это показать! Ну и, короче говоря, не завершился ничем этот роман с Шукшиным.
Повода не давала
— Это у меня будет отдельная тема в книге, называется «Же ву зем». По-французски — «я люблю вас». Это Пьер Безухов сказал Элен. А потому по-французски, что он не любил ее. И еле выдавил: «Же ву зем».