В общем, записалась. Прошли месяцы, дождалась... Перекрестилась, глядя в угол, пошла. Прихожу, а того доктора, с которым разговаривала, нет на месте. Сидит какая-то тетка. Говорит — раздевайся. У нее бутерброд с селедкой. Она кусает этот бутерброд, а я сижу на табуреточке, жду ее.

— Она что, не узнала вас?

— Нет, не узнала и знать не хочет никого. Жует этот бутерброд и кричит в трубку: «Я на шестой этаж не пойду. Скажи, пускай выбирает любой дом, только чтоб был четвертый этаж».

Я думаю, а где же мой врач, с которым я договаривалась? И вот она жует и говорит — ложись. Лежи, говорит, тихо, а то выгоню. Будешь еще полгода стоять в очереди. Я лежу. Холодно мне, неуютно. Она доедает бутерброд, моет руки с мылом как следует. Потом берет накладную — бумажку, с которой я пришла, читает, говорит, тебе не надо еще делать. Я говорю — я столько перетерпела — одна реакция Вассермана чего стоит! И зажала зубы.

Операция в общем-то маленькая, мышцы не трогают, только кожу. Утром просыпаюсь — все лицо как будто покусано пчелами — пухлое, щеки такие огромные. А через неделю-полторы все прошло. И, я помню, у Аллы Ларионовой день рождения. Алка дверь открыла: «Что с тобой? Какая ты стала молоденькая!» Я, говорю, тебе один на один скажу. И тайком показала — вот шрамчик, запудрила.

Вот и все мои операции. В остальном — природа моя. Когда я еще в школе училась, бывало, на танцы собираюсь, а мама мне говорит: «Знаешь, доченька, ты будешь очень долго молодой». Я говорю: «Почему?» — «Потому что ты в тетю Нюсю Крикунову (это ее тетка). Ей в восемьдесят три года больше сорока одного не давали». Наверное, права мама была?

3. На свой юбилей она помирилась с Натальей Варлей

В последние два-три года жизни Нонна Викторовна медленно, но верно ослабевала. Периодически попадала в больницу, где к ней применяли интенсивную терапию, поддерживали и ставили на ноги. Но творческих вечеров и встреч-концертов со зрителями она уже не устраивала. Сообщения о ее госпитализациях и болезнях попадали в прессу, и поклонники понимали: время играет против нее, и шансов вновь увидеть актрису на сцене становится все меньше. Даже простое интервью — дома, в привычной обстановке — выматывало ее так, что потом у нее поднималось давление и она порой два-три дня не могла прийти в себя и восстановиться. Она и сама сознавала, что силы уходят, но все же решилась на юбилейный творческий вечер в Доме кино, куда пригласила и нас. Разумеется, мы не могли не поделиться своими впечатлениями с читателями своей газеты.

...У Дома кино, где проходил творческий вечер Нонны Мордюковой, искатели лишнего билетика начали топтаться уже за полтора часа до начала. Наконец открыли двери в зал, и толпа в считанные минуты заполнила все проходы. Кому не хватило стульев, сели на пол. Когда Нонна Викторовна, в строгом черном платье, моложавая и очень красивая, появилась на сцене, зал аплодировал стоя. В соответствии с титулом — а вечер назвали просто — «Королева» — именинница, кутаясь в норковый палантин, расположилась в кресле. Мордюкова не была бы Мордюковой, если бы не порадовала поклонников своими самобытными, приправленными сочным юмором актерскими байками...

Двадцать девять поцелуев с Вициным

Все, наверное, помнят фильм «Женитьба Бальзаминова», где Нонне Мордюковой досталась роль купчихи Белотеловой. Самая замечательная сцена — неожиданная встреча и страстный поцелуй Белотеловой с Бальзаминовым, которого играл суперпопулярный актер Георгий Вицин.

Вот как рассказала о съемках этого эпизода Нонна Викторовна:

— ...И вот эта сцена началась, с Вициным. А он такой прямо худенький был, бедняжка, и добрый, и йогой занимался. И так я его мусолила у этого забора — ну никак режиссеру нельзя угодить! Думаю, ну я ж правильно говорю (передает интонации): «Он мне нравится. Ты мне чтобы его каждый день — ко мне!» «Нет, стоп, — кричит режиссер, — ну, Нонна, ну что же ты!» Я говорю: «Не могу, у меня уже коленки трясутся!» У Вицина бедного все лицо уже красное, пятнами, и шея... И поцарапан об гвоздь в заборе! А тот: «Давайте сначала!» И вот я снова: «Вы любите меня, я вас — так — буду». Шмякаю Вицина об забор, и не воздушный поцелуй, а такой — крепкий! И так было двадцать восемь раз! И только на двадцать девятом дубле режиссер сказал: «О! Вот это да!» За эту единственную фразу я получила медаль братьев Васильевых!

«Зря мы ее мучили, она же выражала эпоху...»

Настоящей сенсацией стало появление на юбилее создателя «Комиссара» Александра Аскольдова. Сейчас режиссер живет в Германии, в России бывает редко, а если и появляется — на светские мероприятия не ходит, интервью не дает. Но любимую артистку не забывает: они с Мордюковой время от времени перезваниваются, встречаются.

— Я молчал несколько десятилетий, — грустно молвил мэтр-затворник. — Но не прийти на юбилей Нонны Викторовны не мог, ведь так много выстрадано вместе.

Режиссер вспомнил, сколько было помех и препятствий и во время съемок, и после, когда двадцать лет пробивал ленту к показу. Повинился, что «тоже мучил Мордюкову»:

— Мы снимали по пятнадцать, по двадцать дублей. А надо было сразу понять, как понял я где-то в конце работы, что не надо ее мучить, а нужно, «разогрев», дать сыграть один-единственный, «золотой» дубль».

И, обращаясь к великой актрисе, добавил:

— Вы — кусок естества, кусок породы. И никакие метафоры и эпитеты не определят то, что вы делаете на съемочной площадке. Мы страна великого искусства и великих актеров, которые играют время. Мордюкова в каждой своей роли выражает эпоху.

Евгений Миронов обозвал себя свиньей

Евгений Миронов, один из самых талантливых и успешных актеров нового поколения, по-мальчишески взбежав на сцену, с места в карьер начал каяться за всех «сыновей» Мордюковой по фильму «Мама» Дениса Евстигнеева: что мало звонят и редко заходят.

— Но вы с нами всегда: кто однажды к вам прикоснулся, тот никогда вас не потеряет, не забудет, — исповедовался киношный сын. — Мы эгоисты, конечно. И я надеюсь, что не буду больше такой свиньей, честное слово, буду звонить.

А зрителям Миронов рассказал о случае, который произошел на съемках (мать привозит сыновей на памятное им место, она, вспоминая прошлое, плачет, сыновья переживают):

— Нонна Викторовна сыграла свой крупный план с полной отдачей. А потом нужно было снимать поочередно «крупняки» каждого из сыновей — реакцию на мамины слезы. Нонна Викторовна становилась за камерой перед каждым из нас и снова и снова не проигрывала — проживала для нас свою сцену. Абсолютно с полной отдачей!

Кумушки сплетничали прямо на сцене

— Здорово, кума! — таким радостным возгласом встретила Нонна Викторовна свою давнюю подругу — народную артистку СССР Людмилу Гурченко.

Людмила Марковна на сей раз изменила привычному телезрителям гламурно-шикарному стилю, пришла в элегантном черном брючном костюме, что не помешало ей быть ослепительной. Спела песню из фильма «Дом, в котором я живу» «Тишина за Рогожской заставою...», наговорила имениннице кучу комплиментов. Мордюкова ответила тем же, заодно рассказав о том, как они впервые познакомились, когда Гурченко была еще студенткой, как дружили, воспитывали детей.

— Дочка у нас общая, Машка, красавица, от первого мужа, — вслух откровенничала Мордюкова. (Уж не намекала ли на их «общего» с Гурченко мужчину — красавца Бориса Андроникашвили, который сначала три года был женат на Людмиле Марковне, а потом одно время «крутил роман» с Нонной Викторовной после ее развода с Вячеславом Тихоновым?)

— Да, у нас много общего, — туманно подтвердила Гурченко.

Под аплодисменты зрителей кумушки дружно «поржали» над своим бурным прошлым. А Гурченко, прощаясь, еще раз удивила публику: она низко поклонилась Мордюковой и так, пятясь неповторимой своей походкой, в полупоклоне, ушла со сцены.