Знаете, я никогда не требовала от детей оценок из школы. Считаю: главное — знания. А если тебе учитель «тройку» поставил или «двойку» — ну мало ли по какой причине это произошло? Ребенок же не может постоянно быть начеку: где-то расслабился, с кем-то заболтался и — получил.
— Сейчас Катя и Маша учатся в Санкт-Петербургском госуниверситете. А что у них в зачетках, вы смотрели?
— Пятерки. Они девушки ответственные.
— А какой ученицей вы были в школе? Двойки получали?
— За все десять лет пара двоек наверняка была. Ну так — текущие, в журнале.
— По какому предмету?
— Двойки? Вы знаете, даже и не вспомню сейчас. Настолько меня мало интересовали тогда оценки. Я, наверное, всегда понимала, что оценки — это далеко не весь показатель знаний.
— Я видел ваши школьные фотографии — у вас там косы. Мальчишки за косы вас не дергали?
— Ой, дергали-дергали, это была целая проблема.
— И как вы с этим боролись?
— Ну, давала сдачи.
Зачем она ездит по тюрьмам
— Помнится, в колонии для несовершеннолетних девочек-преступниц, что под Рязанью, вы провели целый день. До этого была Можайская женская колония... А потом Дума объявила об амнистии осужденных, не совершивших тяжких преступлений, прежде всего женщин и детей. Говорят, не без вашего участия...
— Да, в Можайской колонии сразу амнистировали десять человек. Но этим занимаются законодательные и правоохранительные органы. Моя же основная задача — привлечь внимание общества к проблеме детской преступности.
Часто ведь дети нарушают законы под давлением внешних обстоятельств, даже не задумываясь о последствиях своих поступков. Уже потом, в колонии, став взрослее и по годам, и по мировосприятию — а я в этом лично смогла убедиться, — многие (если не сказать — все) хотят вернуться к нормальной жизни и забыть тот кошмар, с которым они столкнулись в своей «прежней» жизни.
И еще я поняла: у этих ребят, оказавшихся волею судьбы за колючей проволокой, огромный потенциал для того, чтобы позитивно воспринимать действительность, надо только помочь им в этом. И здесь не обойтись без поддержки взрослых, без поддержки государства. Только в этом случае малолетние «отверженные» получат шанс стать полноценными гражданами.
— А детская и подростковая наркомания, проституция — проблемы того же ряда?
— Я бы назвала это самой страшной «болезнью века». Во многом ответственны за это родители. Когда ребенку не хватает тепла, сочувствия, любви, когда ему некуда идти и нечего есть, он будет инстинктивно искать защиты и помощи на стороне. Вот здесь-то и появляются те, кто, спекулируя на детской доверчивости, на детском горе, вводит ребенка в мир наркомании и проституции.
Бороться с этим злом надо сообща. Когда наши дети не будут сиротами при живых родителях, когда общество действительно будет настоящей защитой и опорой для подрастающего поколения, а государственная политика позволит реально улучшить благосостояние людей — только тогда можно будет говорить и о реальном сокращении детской беспризорности, преступности, наркомании, проституции...
Принято считать, что все эти проблемы — из категории общественных. Отчасти так и есть. Но мне очень хотелось бы, чтобы они стали личными проблемами каждого из нас. Вы понимаете, о чем я говорю? Личными не только для граждан России, но и для всех людей мира.
«И у нас бывают споры...»
— Обсуждаете ли вы все эти темы с Владимиром Путиным? Как он реагирует?
— Владимир Путин для меня — прежде всего мой муж. Да, меня волнуют многие проблемы, и я, как жена, как женщина, конечно же обсуждаю их с Владимиром Владимировичем, когда у него есть свободные минуты.
Хотя с этим-то, пожалуй, трудно: муж практически все свое время отдает работе.
— То есть Трудовой кодекс он не соблюдает?
— Я пыталась воздействовать на него убеждением, что нужно не только работать, но еще и жить.
— А Владимира Владимировича вообще можно в чем-то убедить? Он вам рассказывает о работе?
— Иногда чуть-чуть получается. Но я с вами согласна — с Трудовым кодексом у него сложности. Он слишком много работает. Все члены семьи это знают, и поэтому кто хочет пообщаться, ждет его приезда за столом, за чашкой вечернего кефира...
— Вы пьете на ночь кефир?
— Не я, муж. Как раз в это время можно поговорить, расспросить о том, как прошел день. Но это может быть какая-то общая информация. Если не устал, то делится, отвечает на вопросы. Он у нас «ходячая энциклопедия», как я его называю, особенно в том, что касается истории и политики. Но если задать вопрос о каких-то планах, касающихся работы, то это конечно же бесполезно. Можно даже не задавать.
— А Владимир Владимирович с вами советуется?
— Такого ни разу не было. Может быть, потому, что я могу начать навязывать ему свое мнение. Но когда мы касаемся какой-то проблемы, говорю о своем отношении к ней, даже порой спорю.
— А он прислушивается?
— Думаю, что на самом деле, как любой умный, образованный человек, он учитывает многие мнения, в том числе, наверное, и мое. Но он мне никогда не говорит — вот, я учел твое мнение. Как в любом разговоре, даже в самом обычном бытовом, мы что-то для себя черпаем. И политик не был бы политиком, если бы он тоже этого не делал. Однако я очень ценю мнение своего мужа, да и точки зрения наши чаще всего совпадают.
Почему государство не помогает семьям?
— Многие молодые мамы и отцы, с которыми мне довелось беседовать, считают, что молодым семьям нужна не только материальная поддержка — пособия, квартиры...
— Да, я согласна.
— ...а и поддержка моральная. То есть надо повышать престиж семьи, роль женщины в обществе, чтобы она не чувствовала себя стесненной. Например, женщин с маленькими детьми неохотно берут на работу, особенно в коммерческие организации.
— У меня есть ответ на этот вопрос. Когда у нас родилась Катя, мы были в Дрездене, и Маше был год и четыре месяца, я со спокойной душой старшую отдала в ясли. Почему со спокойной душой? Потому что ясли были такие, что не страшно было отдать туда ребенка.
То есть то, о чем вы говорите, это не проблема взаимоотношений молодой мамы и начальника, который не хочет брать ее на работу. К тому же если речь идет о какой-то бизнес-структуре. Мне кажется, глупо сейчас заставлять наших предпринимателей брать на работу молодых мам. Им нужен сотрудник, который должен работать с отдачей. И тут вы не можете бизнесу приказывать: вот берите, и все.
— Что же делать?
— Наверное, и законодателям надо подумать на эту тему, чтобы, допустим, у молодой мамы был неполный рабочий день. А государство должно создавать такие детские дошкольные учреждения, чтобы там работали педагоги с высшим образованием, чтобы ясли и детсады не были перегружены, чтобы и туда не страшно было отдавать детей.
— А то молодые мамы рожать больше не будут.
— Все равно будут рожать.
— Но не так, как хотелось бы...
— Кстати говоря, если вы, Александр, следите за текущей политикой, то, наверное, замечаете, что многое сейчас сдвинулось с места, в частности по вопросу оплаты родового отпуска.
Как сохранить чувства?
— По статистике, примерно каждая третья российская семья распадается. Причем речь идет в основном о молодых семьях, которые могут рожать и воспитывать детей. Какие здесь могут быть рецепты, советы?..
— По поводу того, чтобы не разводиться, или по поводу детей?
— Я о том, как сохранить любовь в семье, чтобы дети рождались и воспитывались в любви. Женятся же и выходят замуж по любви?
— По любви, конечно.
— А потом что происходит? Почему же уходит любовь, Людмила Александровна?
— Смотря что понимают под любовью. Вот вы, например?
— Ну любовь — это готовность к самопожертвованию ради любимого или любимой.
