Которую ночь во сне даже снится все это. Интересные снятся сны, с продолжениями. Как закроешь глаза — тут тебе и солнце, и луна, и облака легкой белой материи, которую нужно поскорее кроить… Хорошо!

Первыми выбежали из дома пираты. В развевающихся белых плащах, с чалмами на головах, с размалеванными до неузнаваемости лицами, они носились по лужайке, испуская ликующие вопли. Потом робко и застенчиво стали спускаться по ступенькам девочки из пятого отряда.

Девочки-цветы в белых, розовых, сиреневых юбочках, с венчиками на распущенных волосах. Они останавливались на дорожках, разглядывали друг друга, сторонились буйных пиратов, берегли свои непрочные, бумажные одеяния.

Леня Жегалов, председатель совета лагеря, остановился перед группой маленьких серьезных бородатых мальчиков с деревянными мечами в руках.

— Тоже пираты? — спросил Леня.

Старший из бородатых мальчиков оскорбленно ответил:

— Мы не пираты, мы — богатыри!

— Простите, товарищи богатыри, не разглядел, напутал. Как же, как же, шлемы у вас, кольчуги, очень здорово сделано!

— Большая разница — богатыри или пираты! — Маленький богатырь никак не мог примириться с нанесенной ему обидой. — Богатыри нашу землю от врагов защищали, а пираты сами чужие земли грабили.

— Не землю — море, — поправил один из пиратов.

— Тем хуже! — не сдавался богатырь. — Все равно агрессоры!

Пираты смутились. Сережа Ильин, самый длинный из них, примирительно сказал:

— Ты, Илюша, на нас не сердись, мы ненастоящие.

— Я не Илюша, а Боря, или не узнал?

— Я говорю «Илюша» в том смысле, что ты, должно быть, Илья Муромец?

— В этом смысле ты угадал, — с важностью согласился Боря, прикрывая ладонью глаза от солнца (которое, впрочем, давно уже село) и вглядываясь в даль, точь-в-точь как главный богатырь в Третьяковской галерее.

Вглядевшись в даль, Илья Муромец вдруг сказал:

— Победа!

— Кого победил, богатырь?

— Не я победил, а Зинина мама на «Победе» приехала.

Со стороны шоссе мягко выкатилась голубая «Победа» и остановилась, будто заблудившись среди деревьев. Оля и Зина бежали к ней.

Зинина мама, артистка, оперная певица, несколько раз приезжала в лагерь. Она пела на торжественном открытии. Оле очень нравился ее голос. Даже когда Зинина мама не пела, а просто разговаривала, казалось, что у нее где-то в глубине горла дрожит музыка.

— Здравствуйте, девочки! Кажется, я не опоздала?

— Нет, нет! — Зина бросилась ей на шею. — Мама, а ты не привезла?.. Тебе Марина ничего для меня не передавала?

— Как же, как же! — Мама протянула руку и подняла лежавшую на сиденье длинную легкую картонку.

— Это вам что-то очень нужное для праздника, какой-то абсолютный секрет. Марина умоляла меня не забыть, не опоздать, не расспрашивать и не заглядывать.

Зина обеими руками прижала картонку к груди и уже на полпути к дому радостно выкрикнула:

— Мамочка, спасибо!

Илья Муромец сказал:

— Хорошо, что Зинина мама приехала, — значит, будет петь.

— Смотрите! Негр!.. Девочки! Смотрите! Настоящий негр!.. — запищали вдруг колокольчик и ромашки.

Богатыри и пираты бросились к ним.

Негр был черный-пречерный — руки, ноги, лицо. На голове какой-то фантастический убор из листьев папоротника. Глаза и зубы сверкали, как у самого настоящего негра. Только волосы были не курчавые, а прямые, как щетинка. Леня попробовал заговорить с негром по-английски, но оказалось, что негр приехал прямо из Африки и ни слова по-английски не понимает.

Негр сказал:

— Аф-ри-ка са-ха-ра нил конго замбези це-це Килиманджаро! — что, как известно, означает по-негритянски: «Здравствуйте! Я приехал к вам прямо из Африки, очень рад познакомиться с вами». (Длинный пират Сережа вызвался быть переводчиком, ему не раз приходилось плавать у африканских берегов.)

Негр пожимал всем руки, отчего его рука становилась постепенно все светлее и светлее, а руки богатырей, цветов и пиратов покрывались темными скользкими пятнами.

Тогда стало понятным, для чего Андрюша Кузнецов бегал в кухню и к доктору и составлял разные таинственные смеси: он был вымазан сажей с вазелином.

Его все-таки узнали по голосу и по волосам щетинкой.

А ряженых становилось все больше и больше. Украинки с пестрыми лентами, чернобровые джигиты, мушкетеры в плащах из одеял и в соломенных шляпах с петушиными перьями. Уморительна была маленькая толстенькая Маша Глебова в полосатых брюках, русской рубашке, картузе — и с папиросой в зубах.

Начальник лагеря подошел к ней и, наклонившись, серьезно сказал:

— Товарищ, разрешите прикурить?..

На что Машенька растерянно ответила:

— Пожалуйста, товарищ, только у меня не прикуряется!

А около террасы девочки опять закричали:

— Смотрите! Смотрите, как красиво!

Из дома рука об руку медленным шагом вышли День и Ночь. Оля была вся в белом, даже тапочки обернула белой марлей. Вокруг улыбающегося лица — сияние золотистых волос и золотые солнечные бумажные лучи (все-таки подклеила на картон, и они очень хорошо топорщились в разные стороны). Костюм Ночи вызвал восхищенные возгласы:

— Ох, Зинка!..

— Зина, кто тебе шил?

— Неужели сама, Зина?

— Смотрите, девочки, шелковое!..

— Зина, ты на свою маму похожа, прямо как настоящая актриса!

— «Звезда экрана»! — это сказал длинный Сережа.

— Из чего месяц сделан? Блестящий какой!

— А красиво, девочки, когда длинное платье!

— Смотрите, даже плечики подложены!

Все тот же мальчишеский голос:

— «Ночь» следит за модой!

— Зина, ты первую премию получишь — лучше всех!

Зина медленно поворачивалась во все стороны, сдерживая горделивую улыбку. Шуршал блестящий шелк, переливались серебряные звезды, вышитые на синем фоне.

Подошел африканский негр и, показав все свои белые зубы, проговорил:

— Угамба ньясса ньянца ли-ви-я!

Что было сейчас же переведено так:

— Мадам, я восхищен вашей красотой!

— А ведь правда красиво! — сказал Леня Жегалов. — Это мама тебе платье привезла?

— Да, — сказала Зина и гордо прибавила: — Его шила портниха, которая для Большого театра шьет!

Начинало темнеть, скоро можно будет зажигать костер. Старшие мальчики вообще не хотели наряжаться. Только Сережа Ильин не выдержал — в последнюю минуту нарисовал себе усы и брови, повязал на голову полотенце, сдернул с кровати простыню и огромными скачками понесся через лужайку, возвышаясь над всеми остальными пиратами. Теперь он всюду ходил вместе с негром. Это была самая шумная компания, неистощимая на выдумки. Глядя на них, даже Леня Жегалов усомнился в правильности принятого решения. Но — положение обязывает. Неудобно председателю совета лагеря кричать и бегать взад-вперед с размалеванной физиономией. Тем более неудобно, что он — один из членов жюри по присуждению премий за лучший костюм.

Зинину маму, как почетную гостью, тоже пригласили войти в состав жюри.

Она стояла посередине лужайки, в самом центре пестрого водоворота. Вокруг нее — казаки в высоких папахах, богатыри, Айболиты в бумажных очках, цветы, грузинки, узбечки… Несколько раз, улыбаясь, проходили мимо День и Ночь.

Но, странное дело, Зинина мама казалась чем-то расстроенной и недовольной.

Когда настало время зажигать костер и все побежали в дальний конец лужайки, Зина почувствовала мамину руку на своем плече.

Обняв мать, Зина сказала шепотом:

— Мама, мой костюм лучше всех!

И еще:

— Мама, я сегодня не поеду с тобой, мы завтра с Олей танцуем. Мне нельзя уехать, мы тогда весь отряд подведем.

А мама шепнула с упреком:

— Зина, ведь у всех ребят самодельные костюмы. Знала бы я, какой везу тебе секрет…

Оля позвала:

— Зина! Зина! Уже зажигают, пойдем!

Из-под зеленых еловых лап уже кудрявились белые струйки дыма. Огоньки, потрескивая, перескакивали с ветки на ветку. Взметнулись вверх, по сухой елке, воткнутой в середину. Костер загудел, разгорелся жарко. Ребята, щурясь, расширяли круг. Огненные звезды стремительным фонтаном взлетали вверх и таяли в синем вечернем воздухе, не долетев до неба, не возвращаясь на землю. И с изумлением смотрели на все это неистовство холодновато-голубые спокойные небесные звезды.