— Боги!
— Ну да, ну да, — вновь вздохнул Олег. — Они — то защитят…
— Олег, ты же — волхв, как ты можешь так говорить о богах?!
— Я их много видел. Добрых и злых, каменных и деревянных, старых и молодых, а я ведь объехал только крошечную часть земли. Боюсь, что богов на свете больше, чем воинов в твоей дружине. Но я не встречал тех, которые любили бы людей. Мы для них… Как цветы для пчел… В лучшем случае.
— А наши — сильнее других?
Олег снял с коня седельные сумки, отстегнул пояс с мечом и, неожиданным, почти неуловимым движением, отбросив ножны в сторону, приставил острие к шее Игоря.
— Воевода! Ты что?!
— Не понял? — Олег подобрал ножны, вложил меч и повесил на ветвь дуба. — Ты веришь в богов, а я в них разочарован, но мог снести твою голову одним ударом… Все равно не понял?
— Нет…
— Они молчат. Может, умерли, может, спят, а может, это и вовсе не боги, а какие-то обманщики… Раньше я верил истово. Верил, потому что боялся… Достань из сумок еду и фляги… Боялся, когда плыл по бушующему морю, боялся, когда бросался в гущу кровавой схватки, боялся, когда болел… Потому и стал волхвом. А потом перестал бояться. И стал надеяться только на себя.
— А то, что ты рассказывал мне о создании мира и сумерках богов, их последней битве?..
Олег пожал плечами:
— Что — то, из этого, наверное, правда… А может, и нет…
Он с видимым удовольствием стянул дорогую восточную кольчугу, снял грубую рубаху, сел у дуба, прислонившись к нему спиной и начал стягивать сапоги. Гладко выбритый, за исключением седого клока поредевших волос, его череп блестел от пота.
— Я объехал много стран, — сказал он. — И везде есть такие же истории… Тебе пора жениться, князь, — неожиданно сломал он разговор. — Тебе скоро тридцать. Ты знаешь законы. Не дашь наследника — потеряешь власть… Твои забавы с наложницами законного наследника не принесут. Ты должен заботиться о продолжении рода. О благополучии твоих воинов. Они много сделали для тебя. Пора перестать быть ребенком и вспомнить о долге перед родом.
— Я знаю, но… они все какие-то… то рябая, то корявая…
— Вот для этого и есть наложницы, — с сотый раз, терпеливо втолковывал Олег. — А жениться надо на дочери могущественного соседа. Породниться, получить поддержку в трудную минуту. Расширить владения. Не тебе это надо — роду.
— Я знаю, воевода, знаю… Только не могу. Веришь: как взгляну на этих жаб, как представлю, что проведу с ними всю жизнь… Не неволь ты меня.
— И рад бы, да не могу. Я становлюсь стар. Я обещал твоему отцу…
— Расскажи о нем.
— Не увиливай.
— Женюсь, Олег, обязательно женюсь! А сейчас расскажи мне об отце.
— Даже не знаю… Все что можно было рассказать, я уже рассказал не раз… Он был сильный воин и отважный конунг. Когда-то давно, наши прадеды пришли с земель варяжского моря, и осели на холодной и суровой земле у моря Белого. Породнились со славянами, населявшими эти земли. Уже тогда эта страна называлась Гардарики — страной городов. Большая, сильная, богатая страна. Через нее пролегали многие торговые пути, потому многие хотели получить эти земли, но славяне никогда не уступали никому ни пяди. Легенды гласят, что наши далекие предки были когда — то в родстве, потому они так легко приняли нас вновь. Наш конунг породнился с их конунгом, и мы стали родственниками рода Гостомыслов, правящих Русью уже семь поколений. Но у них никогда не было мира между собой. Слишком сильные, слишком смелые, слишком энергичные, они объединялись промеж собой только перед лицом великой опасности. А в мирное время… Это «слишком» их всегда разъединяло. Не знаю даже, что способно смирить их, кроме сильной руки. Пожалуй, что смирить они могут себя только сами, но что для этого нужно — ума не приложу. Ты не видел, что здесь творилось тридцать лет назад… Кровопролития, междоусобица, брат вставал на брата… А род Гостомысла к тому времени пресекся: все его сыновья погибли в боях. Остались лишь дочери. Вот тогда он и вспомнил о родстве с твоим отцом. Отдавать дочь за мужчин соседних родов значило потерять власть навсегда. А власть… Власть это самое сладкое вино на свете, и самое хмельное… Твой отец женился на одной из дочерей Гостомысла. Другие роды славян пытались оспорить это решение, но твой отец и Гостомысл прекратили мятежи решительно и быстро. Но твой отец был уже немолод и сильно изранен в боях. Он не успел насладиться своей властью полной грудью, но взял с меня слово, что я сохраню и его власть, и его род. Почти тридцать лет я честно держу слово, а теперь начинаю боятся, что умру, не сдержав его. Что я скажу твоему отцу, когда встречу его на полях Валгаллы? Что воспитал воина, не желающего думать? Вождя, не заботящегося о благе своего народа?
— Олег, я не подведу тебя! — улыбнулся во весь рот Игорь. — Женюсь я! Обязательно! Просто… Попозже… Расскажи лучше, как ты хазар воевал!
— Как — как… Мечом! И головой. За время распрей славяне едва не упустили половину своей земли. Не желая делить ее друг с другом, они едва не отдали ее врагу. Многие племена славян были уже обложены немалой данью, а больше половины сбора с кораблей, проходящих по торговым путям, шла в чужие мешки… Я вновь отнял эти земли. Для тебя. По смерти твоего отца два конунга увели часть дружины, мечтая жить в собственной империи, но я лишил их этой мечты…
— Я был маленьким, но я помню, как ты держал меня на руках и кричал им: «Вы — не конунги! Вот — конунг!». А воины рубили их на части…
— Да, я убил их, — согласился Олег. — Тем более, что они приняли византийскую веру. Да и город, который они облюбовали для себя, был расположен уж очень удобно. Присмотрись к нему, конунг, за этим Киевом большое будущее…
— Ты это зришь как волхв? — в суеверном восторге приподнялся на локте Игорь. — Тебе это открыли боги?
— Я уже устал вздыхать, — скорчил гримасу Олег. — Какие боги?! Ты посмотри, как он удачно расположен!.. Оттуда Аскольд и Дир даже пытались взять самый богатый город мира — Константинополь.
— А у тебя это получилось! Я столько слышал об этом! Но как ты догадался поставить корабли на колеса?!
— Какая лучшая дорога в мире?
— Римская… Нет, греческая!
— Река — лучшая дорога в мире. Летом мы плывем по ней на кораблях, зимой ставим корабли на полозья, и… ни ухабов тебе, ни буреломов. А славяне путешествуют по рекам на телегах. Летом ставят их на колеса, зимой на полозья, вот я и вспомнил об этом… Я устал, Игорь. Давай поговорим обо всем этом после… У меня к тебе просьба… Уважишь старика?
— Ты опять о женитьбе?
— К женитьбе мы еще вернемся… Нет, я пока хочу немного вздремнуть, а ты переберись на другую сторону этой речки. Я знаю эти места, доводилось бывать здесь… Она называется Псков. Вон там, справа, за излучиной, есть дикие яблоки, с крохотными такими плодами, чуть больше моего ногтя. Нарви мне их. Они нужны мне для снадобий.
— И все? — удивился Игорь.
— А еще — женись, — зевнул воевода, заваливаясь в траву. — Иди, княже, иди, не докучай старику…
— Сказал бы просто: дай поспать, — ворчал Игорь, облачаясь в кольчугу. — Яблочки ему… а не было бы яблок, за чем бы послал? За желудями?
…Он не заметил острого и совсем не сонного взгляда, которым провожал его старый воин…
Река оказалась куда шире, чем юный князь предполагал. Вода спокойная, даже какая-то ленивая, словно разомлевшая на солнышке, но опытный глаз воина угадывал и скрытые стремнины, и отсутствие малейшего намека на брод.
Вспомнив о виденном недавно покосе, князь решил пройтись вдоль берега до селения, где попросту приказать старейшине отправить кого — нибудь на тот берег за этими трижды проклятыми яблоками. Но не успел сделать и ста шагов, как наткнулся на укрытую в небольшой заводи лодку. В лодке, закинув руки за голову и укрыв лицо от палящих лучей солнца просторной войлочной шляпой, спал человек. Длинная рубаха из грубого, небеленого сукна и такого же грубого покроя штаны, выдавали в нем человека рода незнатного.
