Она вскинула голову, всматриваясь в него с какой-то безумной надеждой.
— Я понимаю, — не поднимая глаз, продолжал он. — Такое трудно простить. Не знаю, как у тебя сейчас… есть ли кто — нибудь…
— Нет, — твердо сказала она.
— Я скучаю без тебя… Ты очень злишься?
— Давай уедем отсюда, — неожиданно предложила она.
— Куда?
— Мне все равно… Если хочешь, конечно…
— Хочу. Но как же твои вещи, работа?..
— Ты хочешь, что б я вернулась к тебе? Тогда остальное — неважно…
— Ты права. Остальное — неважно…
По всей комнате были расставлены зажженные свечи. Ярко горел камин. В медленном танце Ольга и Николай скользили по комнате, под аккомпанемент играющей на гитаре песню “Белого орла” Александры.
Ее не всегда среди женщин земных угадаешь,
Но если увидишь, то глаз уже не оторвать,
И дрогнет душа, потому что ты даже ее знаешь,
Чего и когда можешь ты от нее ожидать…
— Оля — Олёнок — дьяволенок, — шептал он на ухо девушке. — Я едва не сделал главной ошибки в своей жизни… Но теперь мы всегда будем вместе, правда?
— Да, — она прижалась к его плечу. — Всегда…
— А вот тетушка сегодня что-то явно не в духе — покосился на певицу Николай. — Какая-то она расстроенная сегодня. О чем вы с ней говорили?
— Так… О ерунде… Что-то опять о Боге, о запретом плоде, и одиночестве вдвоем. Ты же ее знаешь. Иногда ее очень сложно понять. Она живет в своем мире…
— И что ты ей ответила?
— Что не хочу прозябать в “деревне Гадюкино”, отыскивая “Дорогу к Богу”. Уж лучше и впрямь, попытаться самим “стать, как боги, знающие добро и зло”… Это ее и расстроило.
— Понятно…
— Но я действительно хочу дышать полой грудью, и не собираюсь ни от чего отказываться в этой жизни… И прежде всего — от тебя!
— Да, это могло ее расстроить, — согласился Николай. — Она — хороший человек, но слишком зациклилась на религии, и просто забыла, в каком веке мы живем.
— Как ты думаешь: она на меня не обиделась?
— О, нет! Тетушка ее из тех, то обижается. К тому же, она умет проигрывать.
— А знаешь… Мне иногда ее жалко.
— Кого?! — опешил Николай. — Ее?!
— Ну да… Нет, я ей восхищаюсь, и все такое… Но иногда, мне кажется, что она очень несчастна. Как будто она из другого века или из другой вселенной, а мы все здесь…. Даже не чужие, а… мелкие, что ли? И люди, и события, и страсти… И я подумала: как бы она смотрелась в Древней Элладе, на балах в Зимнем дворце, в блистательном веке Екатерины!…
— М-мда… Наверное, ты первый человек в мире, который пожалел её… Раньше не замечал за тобой подобной сентиментальности.
— Я вижу сны.
— Все видят.
— Я опять не так сказала… Я вижу странные сны. С тех пор, как познакомилась с тобой. Наверное, подсознание сделало такой странный подарок… Я словно прожила тысячи жизней в течении тысячи лет, идя к этому дню из глубокой древности. Я видела все грани любви — счастливой, несчастной, горькой, злой, обреченной… Я была княгиней, женой декабриста, бесправной крепостной… Меня бросали, предавали, даже убивали…. Меня носили на руках и меня унижали, ради меня совершали подвиги и подлости… И то же делала я… Мне уже кажется, что я живу на свете тысячи лет… Только со своей, настоящей жизнью, так долго не могла разобраться….
— Но теперь разобралась?
— Да. Теперь я знаю, чего хочу. И чего не хочу… Когда я жила в этом… “Рабочем поселке”, где день похож на день, и год похож на год, словно времени вовсе нет на свете, я все очень явственно поняла… И то, что кроме тебя мне никто не нужен.
— Неужели, тот, другой, был так плох?
— Он был — не ты…
— Это понятно… По сути, мне все равно, я ведь не знал его. Просто хочу понять. Он вернул тебе веру в себя, поддержал в трудный момент, поделился всем, что имел, многому научил… В некотором смысле он — полная моя противоположность…
— Он — не ты, — повторила Ольга. — С ним все было иначе. Это было потерянное время. Я думаю не о том, что я жила с ним, а о том, что я не жила с тобой.
— Неужели не жалко его?
— Нет. Странно, ты словно заступаешься за него… Мужская солидарность?
— Что-то вроде того…
— Правильно говорят, что все мужчины одинаковы!
— Ты даже не представляешь — насколько, рассмеялся он.
…В зеленых глазах утопают ближайшие звезды,
И лучше, поверь, на пути у нее не стоять.
А если внезапно уйдет, значит это серьезно,
Подарит улыбку и станет загадочно ждать…
— Он ведь даже не знает, куда ты исчезла…
— Ты все о нем? Давай оставим эту тему, она мне неприятна. В любви, как на войне: жалость — во вред. И вообще… О бывших, как о мертвых: либо хорошо, либо — ничего…
— Как скажешь, — легко согласился он. — Как раз в этом я разубеждать тебя не стану…
— Добрый вечер.
Виктор поднял голову: рядом с ним стоял высокий, худощавый человек в форме капитана милиции. Форма была очень старая, выгоревшая на солнце, и словно насквозь пропитанная уличной пылью. Глаза у капитана были усталые и грустные.
— Здравствуйте, — ответил Виктор. — Вы — местный участковый?
— Да. А кто вы?
Виктор протянул документы.
Капитан неторопливо изучил паспорт, задумчиво посмотрел на моросящее небо, на мокрые кусты, деревья, и присел рядом, на скамеечку.
— Что-то случилось?
Виктор покосился на окна квартиры, из которых доносился едва
слышный звук гитары, и неопределенно пожал плечами:
— В сущности, ничего…
Капитан посмотрел на те же окна, понимающе кивнул, и вернул документы.
— Заболеть не боитесь? — спросил он. — Вы промокли насквозь.
Виктор промолчал.
— Понятно, — вздохнул капитан. — Надеюсь, депрессия не вступила в свою завершающую стадию?
— Не волнуйтесь, вешаться на вашем участке я не собираюсь, — успокоил его Виктор. — Не мальчик…
— Это хорошо. Помощь не предлагаю: это не моя специальность. От несчастной любви лечит только время.
— Знаю, — криво усмехнулся Виктор. — Чем сильнее “заболевание”, тем больше целебные дозы… К старости как раз заживет.
— Шутите, значит не безнадежны, — сказал капитан и поднялся. — Мой вам совет: уйдите с головой в работу — время пролетит незаметней.
— А вы, любили?
— Я? — удивился капитан. — В том смысле, какой вы имеете ввиду — нет. У меня всегда было очень много работы. А любовь нельзя ни с чем делить. Приходиться выбирать.
— Выбрали работу?
— Вопрос потребностей, приоритетов… Склада характера, наконец… К тому же, любовь еще никому не приносила счастья.
— Да? — усмехнулся Виктор. — Это вы зря… Счастье, оно, разное бывает. Иногда горькое… Но — счастье. И это лучше, чем одиночество. Я люблю окна, а не зеркала. В окнах видишь других, а в зеркале… только отражения.
— Каждому — свое, — пожал плечами капитан. — Что ж, не буду вам мешать.
Козырнул на прощание и пошел к парадной соседнего дома, где, под козырьком подъезда, ожидали его любопытствующие старушки.
— Волноваться нечего, — сказал им капитан. — Трезвый, не буянит. Просто сидит.
— Так который час — то сидит! — наперебой загомонили они. — Час сидит, и другой, и третий… Может, высматривает чего? Может, чего задумал?
— Похоже, с девушкой своей расстался, или с женой. Но так как ничего не нарушает, претензий к нему нет. Все по закону.
— А если…
— Тогда и звоните, — отрезал капитан. — Пока же — все по закону. А это главное. Все всегда должно быть по закону. До свидания.
Они разошлись, и Виктор вновь остался один. Он еще долго сидел под моросящим дождем, и вслушивался в едва различимый звук гитары, за мерцающим отблесками свечей окном…
Часть 3
“Баста”
Глава 8
…Есть искры у нее в лоснистой шкуре,
У ней в крови — бродячий хмель страстей.
Она проходит в комнатах бесшумно,
Всегда свою преследуя мечту,
Влюбляется внезапно и бездумно,
И любит ведьм, и любит темноту.
В ее зрачках —
В них фосфор и круги нездешних сфер,
