— Что ты плачешь? — спросила проснувшаяся от этого переполоха девочка, — Что-нибудь случилось? Тебя кто-нибудь обидел? У тебя что-то болит?

— Никто его не обижал, — сказал Толстяк. — Он плачет от радости… Мы больше не бродяги, малышка. Нам улыбнулась удача. Теперь мы сможем уехать отсюда и купить себе настоящий дом, с садом и огородом…

— Такой дом, как был у меня? — спросила она.

— Нет, не такой… Немного поменьше… но зато свой, — сказал Толстяк. — Как ты себя сегодня чувствуешь? Ничего не болит?

— Ничего, — сказала она. — Только слабость… Толстяк, ты позвонил? По той бумажке, которую тетя Наташа дала?

— Забыл, — испугался Толстяк, — совсем забыл… Сперва ты заболела, потом то одно, то другое… Забыл… А где же эта бумажка? Куда я ее дел?

Он принялся шарить по карманам в поисках записки.

— Уходить нужно, — поторопил его Профессор. — Толстяк, такой случай раз в жизни дается, а ты возишься, как ленивец. Какие телефоны? Какие бумажки?! Хватай вещи, бери девочку и бежим! Позже позвонишь!

— Нет-нет, я должен найти бумажку, — бормотал Толстяк, — Я обещал позвонить, и я должен позвонить… Куда же я ее дел? Неужели потерял! Нет, не может быть…

Наконец записка нашлась. Толстяк использовал ее вместо закладки в книге Экзюпери.

— Ну вот, — с облегчением вздохнул он. — Я же говорил, что не мог ее потерять…

— Не сходи с ума, — уговаривал его Профессор. — Уезжать нужно срочно! Неужели ты не понимаешь, что уже завтра мы можем иметь свой дом?! Уезжать! Срочно!

— Профессор! Хороший ты мой человек! Дружище! — Толстяк обнял пытающегося вырваться друга и гулко похлопал его по спине. — Все будет хорошо! Мы с тобой самые богатые люди на свете! Ничего не бойся. Просто нужно решить вопрос с родственниками малышки… И как только я дозвонюсь, мы уедем… Ты посиди с ней еще немножко, хорошо? А деньги я лучше здесь оставлю. Под твоим присмотром… А то еще потеряю… Я только позвоню и скажу, что она здесь, у меня… Подожди, подожди, — спохватился он. — Мы же так и не спросили, как ее зовут! Вот те раз!

Они в изумлении посмотрели друг на друга и расхохотались. Привыкшие к отсутствию имен, которые им заменяли клички, они и девочку звали просто «Малышка», или «Янтарик» — по цвету золотисто-светлых волос.

— Как тебя зовут, малышка? — спросил Профессор.

— Света, — ответила она. — Света Бородинская.

— Слушай, а ведь и у нас теперь есть имена, — с какой-то задумчивостью сказал Толстяку Профессор, — Меня ведь когда-то звали Петром Ивановичем… Петр Иванович, — повторил он, словно пробуя имя на вкус, — Как чудно все это… Быстро же мы отвыкаем от самых простых вещей. А вот привыкать куда дольше придется… Петр Иванович…

— Я побежал, — сказал Толстяк. — Я позвоню и вернусь… Я скоро.

Он весело подмигнул девочке и направился к выходу.

— Не задерживайся! — крикнул ему вслед Профессор. — Слышишь, возвращайся скорее!..

Сначала Толстяк набрал внутригородской номер. В трубке что-то щелкнуло, и сухой, бесстрастный голос сообщил: «Добрый день. К сожалению, меня нет дома. Оставьте ваше сообщение после звукового сигнала. Вам перезвонят. До свидания». Толстяк откашлялся и робко сообщил:

— Это Толстяк. Тетя Наташа просила, чтобы я вам перезвонил. У меня находится девочка… Света Бородинская. У меня — это на чердаке. Я там живу. Я бомж…. Был бомжом. Сегодня я уезжаю. Если успеете, приезжайте по адресу…

Толстяк продиктовал адрес, утешил автоответчик тем, что перезвонит через несколько дней, простился с ним и начал набирать код Петербурга. После нескольких неудачных попыток его соединили, и такой же бесстрастный голос сказал:

— Слушаю вас.

— Это опять автоответчик? — полюбопытствовал Толстяк.

— Нет. Что вы хотели?

— Я — Толстяк. Тетя Наташа просила меня позвонить по этому номеру.

— Что за бред? — удивились на другом конце провода. — Какой Толстяк? Какая тетя Наташа? Вы куда звоните? Кто вам нужен?

Толстяк отыскал на бумажке фамилию и по складам прочитал:

— Ли-хо-лит Н.Н. Мне нужен Лихолит Н.Н.

— Так бы и говорили… Николая Николаевича нет. Что ему передать?

— Что звонил Толстяк. Тетя Наташа просила…

— Вы издеваетесь?!

— Да нет же! Я действительно Толстяк, и тетя Наташа просила меня позвонить. Я звоню.

— А вы хоть знаете, куда вы звоните? — с какой-то странной интонацией полюбопытствовал голос. — Вас ставили в известность, кому принадлежит этот номер телефона? Сообщили, чей это «почтовый ящик»?

— Какой ящик? — испугался Толстяк. — Я по телефону звоню…

Его собеседник долго молчал, потом скомандовал:

— Диктуйте свой бред. Но если это чья-то шутка…

— Какая же это шутка?! Я звоню Лихолиту. Н.Н., как и просила меня тетя Наташа. Вернее, меня просила Света, но ее просила тетя Наташа, чтобы она просила меня, чтобы я позвонил Лихолиту Н.Н. и еще одному человеку… — Толстяк продиктовал второй номер телефона. — Я только хочу сказать, что Света Бородинская у меня. У нее сгорел дом и погибли родители. А я ее нашел и вылечил. За ней охотятся бандиты, поэтому мы ее прячем. Она живет у меня на чердаке. Вернее, это я живу на чердаке. Я бомж. А она прячется у меня. Но сегодня я уезжаю. Куда — не знаю. Узнаю — перезвоню.

— Все? — спросил голос.

— Все, — подтвердил Толстяк. — Что мне делать теперь?

— Что хотите. Я записал ваше сообщение. Сегодня Лихолит его получит. Всего доброго.

— Но…

В трубке послышались короткие гудки. Толстяк пожал плечами и повесил трубку на рычаг.

— Автоответчик и почтовый ящик, — пробормотал он. — И что теперь делать? Надо уезжать… Да, надо уезжать…

И с чувством выполненного долга Толстяк отправился в обратный путь. Погруженный в мечты, он не заметил следящего за ним из подворотни человека. Когда Толстяк скрылся за углом, Черепок вышел из тени, некоторое время постоял в раздумье и, решившись на что- то, направился к телефону.

— Это офис? — спросил он, набрав номер, — Мне нужен Шерстнев… Тогда кто-нибудь из его людей… Привет, вы меня не знаете. Мое «погоняло» Черепок. Я хочу оказать вам услугу… Нет, я не псих, и я знаю, куда я звоню… Вы ищите маленькую девочку? Я понимаю, что это не телефонный разговор, но мне тоже от вас кое-что нужно, и я хочу иметь гарантии, что я это получу… Да, я знаю где она. Я покажу вам, где она скрывается, и человека, который ее приютил, а вы за это отдадите мне то, что находится у этого человека… Это «бабки». Мои «бабки». Они должны были достаться мне, но попали к нему, и я хочу их вернуть. От вас мне ничего не надо, только помогите мне вернуть мои «бабки». Такой расклад вас устроит?.. Тогда поторопитесь, потому что сегодня они собираются рвать когти из города. Приезжайте, я буду ждать вас по адресу…

Врублевский встретился с Иванченко в баре «Сириус». Иванченко заранее побеспокоился о досрочном закрытии бара и никого кроме них в зале не было. Выглядел обычно бравый бригадир более чем плачевно — осунувшийся, с глубокими тенями под красными от недосыпания глазами, издерганный событиями последних дней. Впрочем, Врублевский понимал, что и его облик оставляет желать лучшего.

— Значит нет никаких шансов на результативный контрудар? — спросил Врублевский. — Мы проиграли?

— Да, — кивнул Иванченко, — похоже, что так… Попытаться пакостить им можно, но как ты правильно заметил, это будет далеко не результативно, а потому бессмысленно… Кондратьева «завалили» вместе с водителем и телохранителем. «Грохнули» Бородинского и его жену… Акции получил Абрамов. Он теперь Шерстневу задницу вылизывает, перевертыш проклятый… Еще пару наших пацанов «положили», тех, кто под Шерстневым ходить не захотел. А тут и милиция подоспела, под видом проведения очередной операции нас в пух и прах разнося… Полковник Бородин ходит сияющий, как начищенный самовар. Еще бы: и от начальства благодарность, и от «шерстневцев» — денежная «премия»… А тебя разыскивают и «шерстневцы», и менты.

— Ничего, это не первая неприятность и не последняя, — отмахнулся Врублевский. — В Питере такая же ерунда творится, однако пацанов от этого меньше не стало. «Старшего» там над городом нет, а как только кто-нибудь к этому месту подобраться попытается, его тут же «братья по бизнесу» на части рвать начинают, и тоже — с помощью милиции. Там порт есть и рыбзавод. Так вот кто это место заполучит, тот полноправным хозяином города и станет. Там милиция тоже хвастается «разгромами преступных сообществ», а на самом деле лишь смена власти в городе. Так что в Питере пацаны на порту «подрываются», а у нас на универмаге… Ничего, ничего, там братки процветают, и мы не загнием. Только на время затаиться нужно, переждать, дать им успокоиться, решить, что победили, а уж потом… Не дам я им заработанное мной отнять, созданное годами — разрушить… Не переиграют они меня!..