— Не у всех, — возразила она. — У таких, как ты, может быть. Но я слабее. И не надо мне мстить, Врублевский. Неужели так сложно простить?
— Я простил тебя, — равнодушно отозвался он. — И я не мщу тебе. Зачем?
— Действительно, зачем?.. Зачем мстить, зачем прощать… Но зачем тогда было подходить ко мне? Я не знала, что ты в этом городе… Хотя очень надеялась встретить тебя… Встретила…
— Женщины сильнее мужчин, — сказал он, игнорируя ее вопрос. — Сильнее и практичней. Ты вылечишься от своей депрессии еще до окончания этого турне. Ты красивая женщина, у тебя отличные перспективы, много поклонников… И наверняка среди них есть богатые и влиятельные. Ты еще будешь богаче меня…
— Дурак ты, Врублевский! — с чувством сказала она. — Хочешь казаться подлецом, а на деле всего лишь дурак… Ты зациклился на этих деньгах. Мне нужно совсем не это…
— Я тебе что-нибудь должен? — грубо спросил он. — Я обязан что-нибудь делать или говорить? Ты начинаешь требовать что-то непонятное, и я даже не знаю, что отвечать… Что ты хочешь от меня?
— Ничего, — сказала она и поднялась из-за стола. — Ничего… Извини меня… До свидания…
«Ну и сволочь же ты, Врублевский! — с острой тоской подумал он, наблюдая, как девушка выходит из бара и гардеробщик услужливо открывает перед ней дверцу ожидавшего лимузина, — Какая же ты редкая, уникальная, пакостная сволочь… Ей ведь действительно невыносимо тяжело сейчас, а ты… Ты словно раненого ударил. Мог бы вообще не подходить, и все было бы проще… Но мне очень хотелось ее еще раз увидеть, поговорить с ней, почувствовать запах ее волос… Как тогда, раньше… Ты дал слабинку, Врублевский. И эта «слабинка» стоила ей очень дорого. Ты уже привык исправлять свои ошибки за чужой счет. Все за чужой счет: богатство, власть, благополучие, удовольствия и даже память… Держись, девочка, — мысленно пожелал он ей. — Сейчас я никак не могу остаться с тобой. Даже зная, как тебе тяжело… Я — бандит, и наши отношения могут ударить по тебе, разрушив то последнее, что ты имеешь. Сейчас меня могут убить, покалечить, посадить… Зачем я тебе буду нужен такой?.. А я обязан дойти до конца. Любой ценой, несмотря ни на что. Это такая игра, в которой не бывает остановок по требованию. Либо ты выигрываешь, либо проигрываешь, среднего не дано. А вот когда я выиграю… Я найду тебя, девочка. Найду и отниму у всего мира. Я сумею вымолить у тебя прощение. И ты поймешь, ты обязательно поймешь меня, пусть и не сразу. И вот тогда у нас все получится. Между нами больше не будет несвоевременности… А пока — держись, хорошая моя. Держись, все у нас будет правильно. Вот увидишь».
Он вышел в вестибюль, и гардеробщик услужливо протянул ему пальто. Врублевский бросил ему на прилавок пятидолларовую купюру и невесело пошутил:
— Что, дружище, ты по-прежнему знаешь все на свете?
— Вы даже не представляете, сколько всего может знать обычный гардеробщик, — расплылся тот в улыбке.
— Тогда ответь мне: почему в этой жизни столько дерьма?
— Потому что мы его усиленно вливаем туда, — сказал гардеробщик. — Каждый понемножечку, а в результате… В результате живем, как в сортире. У одних кабинки деревянные, у других — золотые, но помещение-то одно… Вот запах и душит.
Ладно, «всезнайка», — вздохнул Врублевский, — пошел я в свою «золотую кабину» наслаждаться «ароматами жизни»… Бывай.
Он вышел на улицу, едва не столкнувшись в дверях со стремительно вбегавшим в зал журналистом Филимошиным. Мерзавчик на бегу буркнул что-то извиняющееся и, подскочив к стоящему на стойке гардероба телефону, полуспросил — полуконстатировал:
— Я позвоню, — и завертел диск. — Алло, Семен Павлович, это Филимошин беспокоит… У меня сенсация наклевывается… Да, самая настоящая, не «утка»… Нужно срочно снять номер в «Палас-отеле», причем постараться заполучить тот, который рядом с номером певицы Александрины… Я знаю, что это трудно, но это того стоит, — он украдкой огляделся и, прикрыв трубку рукой, шепотом сообщил: — Я только что наблюдал, как она разговаривала с Врублевским… Да, с тем самым Врублевским, одним из главарей «березкинской» группировки. Они знакомы, Семен Павлович! Я наблюдал за ними через окно, пока они сидели в баре, и уже сделал пару снимков. Представляете, какой можно сделать репортаж! «Мафия покупает искусство», «Преступность контролирует шоу-бизнес», «Мафию рекламируют со сцены»… Да, я уже набросал примерную схему, но для правдоподобности нужны детали. Так сказать — оттенки, правильно расставленные ударения. Это будет сенсация районного масштаба! Мы поднимем тираж вдвое! Да что там вдвое, втрое! В десять раз… Да, я буду у себя. Начну собирать вещи и готовиться к переселению в гостиницу…
Он положил трубку и с подозрением покосился на гардеробщика, читающего возле окна какой-то детектив. Не найдя в его поведении ничего подозрительного, успокоился и вышел из бара. Гардеробщик тотчас же поднялся и занял место у освободившегося телефона.
— Здравствуйте, господин Шерстнев. Это вас Радченко беспокоит, гардеробщик из бара «Фаворит». У меня для вас хорошие новости. Березкин завтра уезжает и вернется очень не скоро… если вообще вернется. Он сумел получить место директора петербургского «Комета-банка», точнее, стал одним из его совладельцев… Нет, дела он оставил не Врублевскому, а Кондратьеву. Но есть и не слишком радостная весть. Врублевский планирует перехватить пакет акций универмага «Прибрежный». Если им это удастся, у них будет фактически полный контроль над городом, и тогда они могут предпринять против вас соответствующие меры. Вам нужно попытаться их опередить. Сейчас очень благоприятный момент для того, чтобы нанести упреждающий удар. Березкина нет. Кондратьев ничего не смыслит в организации и руководстве, а Врублевский… Врублевскому скоро будет не до этого… Да, я знаю это наверняка. У него начинаются личные проблемы… Хорошо. Номер моего счета вы знаете. Всего доброго.
Он нажал на рычаг телефона и тут же набрал еще один номер.
— Александр Аркадьевич?.. Здравствуйте… Да, все прошло хорошо. Группировка Березкина получила информацию об аукционе, а группировке Шерстнева эту информацию передал лично я… Так точно, момент наиболее благоприятный для комбинации. Я решил, что тянуть дальше нельзя — после получения контрольного пакета акций универмага «березкинцы» будут уже недосягаемы для «шерстневцев». Сам Березкин с помощью компромата получил место в совете директоров «Комета-банка». Подробный отчет я вам сегодня предоставлю. Нужно решать, что выгоднее — использовать эту информацию самим, или подарить питерским коллегам… А по группировкам Березкина и Шерстнева будет достаточно добавить еще пару штрихов, и они сцепятся между собой… О-о, Александр Аркадьевич, вы-то знаете, сколько всего может знать обычный гардеробщик… Тем более, если он уже свыше десяти лет — офицер ФСБ…
Положив трубку телефона, Шерстнев надолго задумался, вычерчивая на лежащем перед ним листе бумаги какие-то значки. В последнее время дела группировки заметно пошатнулись. Шерстнев делал отчаянные попытки удержаться на плаву, не брезгуя даже самыми незначительными «темами», но их территория все сужалась, доходы падали, а «бойцы» разбегались, переходя либо в команду Березкина, либо в охранное предприятие, что по сути было одно и то же. В результате — на весь город у Шерстнева остались только три бригады, руководители которых и сидели сейчас перед ним в кабинете. У каждого из них было в подчинении по десять-пятнадцать человек. Юра Смокотин — снайпер, прошел хорошую школу боевых действий в «горячих точках». На него Шерстнев мог положиться, как на самого себя — слишком многим они были связаны. Гриша Миронов — гориллообразный бугай, вечно угрюмый и молчаливый. Из Афганистана вернулся не много не в себе, иногда может неподвижно сидеть часами, уставившись в одну точку, и вспоминать что-то, навеки въевшееся в его память. Не слишком сообразителен, даже заторможен, но вполне надежен и предан. Хотя иногда и выкидывал бесившие Шерстнева фокусы — наотрез отказывался «наезжать» на парней, проходивших службу в Афганистане. Даже на «стрелках» упорно избегал конфликтных ситуаций, если в числе «парламентариев» с противоположной стороны был хоть один «афганец». Но во всем остальном был исполнителен и нетребователен. К большим деньгам и к власти не рвался, а от одного его вида коммерсанты впадали в столбняк. Он действовал на них, как удав на кроликов — парализуя и завораживая. И наконец, третий, Витя Сокольников — низкорослый крепыш с круглой головой и такими же круглыми «совиными» глазами, заменял Шерстневу телохранителя. Он отлично стрелял, водил машину и катер, а так же был бесподобен в рукопашной схватке. Правда, в последнее время потребность в телохранителе у Шерстнева отпала — «березкинцы» презрительно игнорировали его присутствие в городе… Эти трое и было все то, что осталось у него от когда-то огромной империи. А ведь когда-то одних бригадиров у него было не меньше дюжины, и при необходимости он мог «поставить под ружье» человек семьдесят.
