— Туфта все это, — пренебрежительно отмахнулся Иванченко. — Не обижайся Володя, но — «туфта». Пацаны были, есть и будут. Просто раньше они работали иначе и назывались по-другому. А завтра они никуда не исчезнут.
— Ну, если тебе нравится сам процесс, то возразить мне на это нечего… А вот если тебя интересуют деньги, а это все — лишь способ их заработать… Можно проламывать головы кастетом, отнимая бумажник с жалкой зарплатой, а можно без всякого страха и риска ворочать миллионами долларов. Нет, Макс, кулаками много не заработаешь. Мы такие же работяги, как и все прочие, трудимся как пчелки, нося для шефов мед. Каждый понемногу — и полон улей. Я хочу большего. Я хочу не одну свою «ячейку» и даже не улей, а пасеку. Говоря проще — нужно срочно перестраивать систему. Срочно, иначе останемся у разбитого корыта. Либо мы вовремя войдем во власть и будем собирать куда более богатый урожай, либо нас сожрут.
— Теория — это хорошо, — сказал Иванченко. — Но конкретные предложения как заработать деньги у тебя есть?
— Разумеется… Только это — вторичное, Макс. Главное, это…
— Знаешь, что… Тебе и впрямь нужно поговорить об этом с Березкиным. Хотя лично я и не советовал бы заводить разговор о теории. Если есть реальные идеи — тогда другое дело… Все время хочу тебя спросить и все время забываю: как ты устроился? Помощь какая-ни- будь нужна? Может, квартиру получше подыскать? Ты ведь только комнату снимаешь?
Мне сейчас больше и не нужно. Комната хорошая, большая. Плата — чисто символическая, а хозяин — весьма милый старичок. Художник. И надо признать, весьма талантливый художник.
— Ну и чего же ты ждешь? Возьми и «поделись» с дедушкой его квартирой, если уж он так тебе доверяет. Схема, тысячекратно проверенная и ни разу не дававшая сбой: вытаскиваешь у него паспорт, мы все это дело оформляем, благо связи и возможности есть, затем со старичком что-нибудь случается и ты остаешься полноправным хозяином квартиры.
— Нет, Макс, я даже говорить про это не хочу. Старик меня приютил, поверил мне, невзирая на то, что буквально с улицы подобрал… Да и есть в нем что- то такое… Таких людей очень мало. Этот старик заслужил право жить и рисовать свои картины. Может быть, это странно звучит, но это так. Понимаешь?
— Нет, — честно признался Иванченко. — Лично я жертвовать своим благополучием ради кого-то не собираюсь. Но можно и иначе этот вопрос решить. Почти по-честному… Только на этот вариант и сил больше уйдет и времени, и денег. Тебе придется долго обхаживать его, убеждая, что есть возможность разменять квартиру с гигантской выгодой. Мол, и квартиру хорошую получить можно и дачу, и машину, и денег немерено. И делаешь вид, что все уже «на мази»: и покупатель есть, и возможности. А роль покупателя сыграть «актеры» найдутся. Показываешь ему любую хату (разумеется, предварительно сняв ее на пару недель), показываешь любую дачу… Вон, хотя бы особняк Березкина… Это обыграть можно, когда шефа в городе не будет. А когда дедушка подпишет официальные документы — переселяешь его в какой-нибудь сарай, и баста! Старичок и жив останется, и крыша над головой будет. Хотя первый вариант предпочтительней. А уломать дедушку не так уж и сложно. Запудришь ему мозги, мол, на природе и живется лучше и работается, свежий воздух, хорошее питание и все такое… Короче, найдешь, что сказать. Главное — хата твоя будет. Захочешь — продашь, не захочешь — себе оставишь. Она тебе в копейки обойдется. Ты только подумай: у тебя сейчас нет ни кола, ни двора, а будет шикарная квартира, да еще за гроши. Что ты так за него переживаешь? Он тебе кто: сват? Брат, что ты своим благополучием ради его благополучия жертвовать будешь?
— Потому что это не мое «благополучие». Это его квартира. Он ее заработал. Мужик такую жизнь прожил… Грех на его старость посягать.
— Ну так скажи, что тебя самого обманули, и носи ему всю жизнь конфеты, — пренебрежительно скривился Иванченко. — Старик будет жив-здоров, крыша над головой будет, что тебе еще надо?
— Давай этот разговор пока отложим, — попросил Врублевский. — Не созрел я еще для него.
— Ну, как знаешь, — обиделся Иванченко. — Я тебе дело предлагаю, а ты в какие-то непонятные принципы вцепился. Это — жизнь, Володя. И жизнь суровая. Либо ты кого-то загрызешь, либо тебя слопают — третьего не дано. Либо ты пацанствуешь, либо жалеешь всех и вся, и тогда тебе на жизнь ничего не остается. Нельзя так! Сегодня этого жалко, завтра другого, а сам без квартиры так и будешь бегать… Ну ладно, ладно, умолкаю. Но ты все же подумай… Встречу с Березкиным я тебе завтра устрою. Завтра к десяти утра подъезжай к его офису, я буду ждать тебя там. А насчет старика ты все же подумай. Хорошенько подумай…
Врублевский отодвинул бумаги в сторону и чиркнул зажигалкой, прикуривая очередную сигарету. Закашлялся и с отвращением затушил ее в заполненной окурками пепельнице.
«Слишком много стал курить, — укорил он себя, — Так недолго и форму потерять. Нервы, нервы..» Неудивительно — такие планы, такие перспективы, такие проекты… Если выгорит хотя бы треть — я богат. По-настоящему богат. А уж потом я найду, куда вложить деньги и чем заняться. В мире столько всего интересного… На первый взгляд, все расчеты верны и вполне осуществимы. Таким вот поэтапным, “ступенчатым” методом можно заполучить этот город на блюдечке с голубой каемочкой уже года через два-три. А там можно будет заявить о своих интересах и в Петербурге… Наполеоновские планы, — усмехнулся он. — Впрочем, как сказал один умный человек: “Если нам дается желание, то даются и средства к его осуществлению”. Тот, кто ничего не делает, конечно, не проигрывает, но зато и не выигрывает. Почему я должен довольствоваться малым, если я могу больше, а хочу еще больше? Идеализм — не так уж и плохо. Если он не беспочвенный и не эфемерный. Одно дело — просто бездумно мечтать, другое — прикладывать силы к осуществлению этой мечты, приближать ее… Если завтра не удастся уговорить Березкина менять тактику, можно будет уходить. Это будет означать, что босс не только недальновиден, но и глуп. А всю жизнь заниматься пробиванием голов и сниманием денег с бедолаг-коммерсантов я не хочу. Может быть, для кого-то это и предел мечтаний, но не для меня. Если уж имеешь дело с преступностью, то с преступностью сильной, организованной, всемогущей. Пока что я вижу лишь получивших кое-какие возможности гопников. Пьянка, насилие, обманчивое чувство вседозволенности, порождающее трагифарсный кураж… Нет, это не для меня. Конечно, эти ребята читают умные книги, занимаются спортом по новейшим методикам, пытаются изобразить какую-то систематичность, организацию, но им далеко даже до плохо образованных ребят из “суповой школы”, живших и работавших в “Однажды в Америке”. Нет крепкой идеологии, а стало быть, нет преданности, принципов, взаимовыручки. Все, что есть — слюнявый свод законов-“понятий”, худо-бедно регламентирующий правила жизни кучки пацанов, решивших сделать легкие деньги. Нет, необходимо организовать систему уже сейчас, а не ждать, пока ее заставит организовать необходимость. Это будет чревато потерей денег, позиций, авторитета…»
В прихожей раздался звонок. Послышались пришаркивающие шаги, и в приоткрытую дверь заглянул Ключинский.
— Володя, ты ждешь кого-нибудь?
— Нет… Но, может быть, что-нибудь случилось?.. На работе…
— Сиди, сиди, я сам открою, — остановил его попытку подняться старик. — Работай…
Он скрылся за дверью. До Врублевского донеслись приглушенные голоса, и через минуту встревоженный Ключинский вновь появился на пороге комнаты.
— Володя, это к тебе… Из милиции, — растерянно сообщил он, — Что-нибудь случилось?
Врублевский недоуменно пожал плечами, стараясь сохранять видимость спокойствия:
— Не знаю. Это нужно у них спросить.
— Может быть, я могу чем-то помочь?
— Благодарю, Григорий Владимирович. Думаю, в этом нет необходимости.
— Так его впускать? Я пока еще не разрешил ему войти… Если он будет пытаться выселить тебя, потому что ты живешь без прописки, или что-нибудь в этом роде, то у меня еще есть некоторые связи… среди общественности… В случае чего, мы можем оформить тебе прописку. Хотя бы и у меня…
