Последние слова покрасневший Крысун практически выкрикнул.

– Ну-ну, притормози, – сказал Томас, осмелев на мгновение. – Остынь и расслабься, приятель. Сердце-то не железное.

Какой кайф сказать подобное в лицо этому уроду.

Крысун аж привстал, подавшись вперед. Вены у него на шее взбухли и пульсировали. Потом он присел и сделал несколько глубоких вдохов-выдохов.

– Продержи обычного мальчишку в белом ящике с месяц – и он присмиреет. Но не ты, Томас. Ты еще больше обнаглел.

– И сейчас ты объявишь, что я не шиз? Что у меня нет Вспышки? Нет и не было? – Томас не удержался. Гнев кипел в нем; Томас чуть не лопался и едва мог говорить спокойно. – Только так я не утратил рассудок. В глубине души знал, что вы обманули Терезу, прогнали меня через новый тест. Ну и куда мне дальше? Пошлете на Луну? Или в одних трусах заставите переплыть океан?

Для пущего эффекта Томас улыбнулся.

Крысун все это время следил за ним невыразительным взглядом.

– Ты закончил? – спросил вестник.

– Нет, не закончил. – Томас долго ждал возможности выговориться, однако момент пришел… а в мозгу пустота. Вылетели из головы заготовленные и отрепетированные речи. – Я… хочу знать. Все. Прямо сейчас.

– О, Томас, – тихо произнес Крысун, словно собираясь сообщить печальные известия маленькому ребенку. – Мы тебе не лгали. Вспышка есть, и ты носишь ее в себе.

Сквозь накал гнева Томас ощутил, как по сердцу резануло холодным лезвием. Ошеломленный, он не мог понять, врет ли Крысун сейчас. Не желая подавать виду, Томас пожал плечами, как будто страшной новости он ждал давно.

– Ну, крыша у меня пока не едет.

В какой-то момент – пройдя Жаровню, побыв рядом с Брендой и среди шизов, – Томас смирился с мыслью о заражении. И при этом не уставал напоминать себе: разум еще цел, безумие не пришло. Пока здравый ум – самое главное.

Крысун тяжело вздохнул.

– Ты не понял. Ты не понимаешь, чего ради я пришел к тебе.

– С какой стати я должен тебе верить? Чего ты ждешь? Я не стану больше сидеть развесив уши.

Томас сам не заметил, как вскочил на ноги. В груди глухо колотилось сердце. Надо взять себя в руки.

Крысун взирал на юношу холодными черными глазами. Какую бы ложь ни заготовил посланник, выслушать его придется. Иначе из белой комнаты не выйти. Томас ждал, стараясь дышать как можно ровнее.

Выдержав короткую паузу, гость в белом заговорил:

– Да, мы лгали вам. Очень часто. Мы поступали несправедливо по отношению к тебе и твоим друзьям, Томас, однако работали в соответствии с планом, на который ты не просто согласился, а помог нам привести этот механизм в действие. Вынужден признать, мы не рассчитывали зайти так далеко… Впрочем, все идет по схеме Создателей. Ты довел ее до ума, после того как сами Создатели подверглись… Чистке.

Томас медленно покачал головой. Он знал, что неким образом связан с Создателями. Но неужели он сам отправил людей на подобные испытания? Быть этого не может!

– Ты не ответил. Почему я должен тебе верить?

Томас и не думал признаваться, что к нему возвращается память. Сквозь покрытое густым слоем копоти окно в прошлое он частенько видел сполохи, отражения забытой жизни. Он знал, что прежде работал на ПОРОК, и Тереза – тоже, вместе они помогали создавать Лабиринт.

– Нам невыгодно держать тебя в неведении, Томас, – ответил наконец Крысун. – Больше невыгодно.

Внезапно накатила усталость, как будто силы покинули Томаса. Он осел на пол и, тяжело вздохнув, покачал головой.

– Я даже не знаю, о чем ты…

Какой смысл в разговоре, когда не веришь словам собеседника?

Крысун продолжил, и его голос звучал уже не столь отстраненно и холодно – скорее профессионально:

– Я так понимаю, ты в курсе, что по планете бродит зараза. Вирус, пожирающий рассудок. Испытания, которым мы вас подвергли, придуманы только для того, чтобы проанализировать работу мозга и составить матрицу. Окончательная цель – использовать полученную матрицу для создания лекарства. Смерть, боль и страдания… ты знал, каковы ставки, еще в самом начале. Все мы знали. Главное – спасти человечество, и мы близки к желаемому результату. Очень, очень близки.

Память возвращалась частями. Во время Метаморфозы, в снах обрывки ее мелькали в голове словно сполохи, как удары молнии. И прямо сейчас, пока Томас слушал человека в белом костюме, возникло ощущение, будто он стоит у края пропасти, а внизу, готовые воспарить и открыться во всей полноте, кружат ответы на вопросы. Томас едва мог устоять перед искушением броситься им навстречу.

Нельзя терять бдительность. Томас – часть игры, он помогал проектировать Лабиринт, не позволил программе заглохнуть после гибели изначальных Создателей.

– Я помню достаточно, и мне за себя стыдно, – признал он. – Но пережить этот садизм не то же, что его спланировать. Это совсем другое дело. Это несправедливо.

Крысун почесал кончик носа и поерзал на стуле. Должно быть, что-то сказанное Томасом задело его.

– Вечером посмотрим, как ты запоешь, Томас. Подожди. А пока позволь спросить: ты считаешь, что несколько жизней – не оправданная жертва ради спасения всего мира? – Страсть вернулась в голос Крысуна, и он подался вперед. – Это древняя аксиома, однако веришь ли ты, что цель оправдывает средства? Когда выбора не осталось?

Томас тупо уставился на Крысуна. Подходящего ответа найти он не мог.

Крысун изобразил улыбку, больше похожую на злобную усмешку.

– Напомню: когда-то ты верил. – Он принялся собирать бумажки, словно намереваясь покинуть белую комнату. С места, впрочем, не встал. – Я пришел сообщить, что приготовления закончены и данные практически полностью собраны. Мы на грани великого открытия. Вот получим матрицу – и все, можешь ныть сколько душе угодно. Хоть обревитесь с дружками, хоть прокляните ПОРОК.

Заткнуть бы его, урезонить… Томас сдержал рвущиеся с языка оскорбления.

– Какую матрицу можно получить, пытая подростков? Вы посылали нас в ужасные места, многие гибли… Какая тут связь с лекарством от смертельной болезни?

– Самая прямая и непосредственная, – тяжело вздохнув, ответил Крысун. – Скоро ты все вспомнишь, парень, и, чувствую, о многом пожалеешь. А пока тебе следует кое-что знать, и это кое-что, возможно, тебя отрезвит.

– Что же? – Действительно, что?

Посетитель встал из-за стола, разгладил складки на брюках, оправил пиджак, заложил руки за спину и произнес:

– Вирус живет в каждой клеточке твоего тела и тем не менее не причиняет тебе вреда. И не причинит. Ты представитель группы чрезвычайно редких людей, у которых есть к ней иммунитет.

Утратив дар речи, Томас тяжело сглотнул.

– Снаружи, по улицам бродят инфицированные. Подобных тебе они зовут иммуняками, – продолжил Крысун. – Они вас ненавидят. Ненавидят до мозга костей.

Слова не шли на язык. Сколько лжи было сказано прежде, однако сейчас Томас чувствовал: ему говорят правду. Эксперименты обретают смысл. У него, Томаса, и, наверное, у остальных глэйдеров и девчонок из Группы «В» иммунитет к Вспышке. Потому-то их и выбрали для испытаний. Каждая Переменная, каждый обман, каждая ловушка и монстр на их пути – все это части одного большого и сложного эксперимента. Эксперимента, который даст ПОРОКу лекарство.

Все встало на свои места. Даже больше: откровение пробудило память. Томас знал, о чем говорит Крысун.

– Вижу, ты мне веришь, – произнес вестник, решив нарушить молчание. – Когда мы обнаружили людей, в мозгу которых угнездился вирус, но никак себя не проявляет, из вас отобрали самых лучших. Так и родился ПОРОК. Разумеется, не все в ваших группах имеют иммунитет, и эти по-настоящему больные – контрольные испытуемые. Всякий эксперимент, Томас, требует наличия контрольной группы, для чистоты эксперимента.

У Томаса упало сердце.

– А кто не… – Договорить он не решился: побоялся услышать ответ.

– Кто не обладает защитой? – выгнул брови Крысун. – О, думаю, они и без тебя успеют выяснить. Впрочем, по порядку: ты пахнешь как труп недельной давности. Сейчас отведем тебя в душ и выдадим свежую одежду.