Джарри склонился над обломками саней, сочинил первую заупокойную песнь и высвободил тело.

Красноформы не сводили с него глаз.

Он поднял мертвую Санзу на руки и зашагал к Станции через Бесплодные Пески.

Красноформы молча провожали его взглядом. Все, кроме одного, который внимательно изучал нож, торчащий из залитого кровью косматого горла зверя.

Джарри спросил разбуженных руководителей Декабрьского Клуба:

— Что следует делать?

— Она — первая из нас, кто погиб на этой планете, — сказал Ян Турл, вице-президент Клуба.

— Традиций не существует, — сказала Зельда Кейн, секретарь. — Вероятно, нам следует их приду, мать.

— Не знаю, — сказал Джарри. — Я не знаю, Что нужно делать.

— Надо выбрать — погребение или кремация. Что ты предпочитаешь?

— Я не… Нет, не хочу в землю. Верните мне ее тело, дайте большой флайер… Я сожгу ее.

— Тогда позволь нам помочь тебе.

— Нет. Предоставьте все мне. Мне одному.

— Как хочешь. Можешь пользоваться любым оборудованием. Приступай.

— Пожалуйста, пошлите кого-нибудь на Станцию в Бесплодных Песках. Я хочу уснуть, после того как закончу с этим, — до следующей смены.

— Хорошо, Джарри. Нам искренне жаль…

— Да, очень жаль…

Джарри кивнул, повернулся и ушел.

Таковы порой мрачные стороны жизни.

На северо-востоке Бесплодных Песков на три тысячи метров ввысь вознеслась синяя гора. Если смотреть на нее с юго-запада, она казалась гигантской замерзшей волной. Багряные тучи скрывали ее вершину. На крутых склонах не водилось ничего живого. У горы не было имени, кроме того, что дал ей Джарри Дарк.

Он посадил флайер на вершину, вынес Санзу, одетую в самые красивые одежды, и опустил. Широкий шарф скрывал сломанную шею, густая темная вуаль закрывала холодное лицо.

И тут начался град. Камнями на него, на мертвую Санзу падали с неба куски голубого льда.

— Будьте вы прокляты! — закричал Джарри и бросился к флайеру.

Он взмыл в воздух, описал круг над горой.

Одежда Санзы билась на ветру. Град завесой из синих бусинок отгородил их от остального мира, оставив лишь прощальную ласку: огонь, текущий от льдинки к льдинке.

Джарри нажал на гашетку, и в боку безымянной горы открылась дверь в солнце. Дверь становилась все шире, и вот уже гора исчезла в ней целиком.

Тогда он взвился в тучи, атакуя бурю, пока не иссякла энергия, питающая орудия…

Он облетел расплавленную гору на северо-востоке Бесплодных Песков — первый погребальный костер, который видела эта планета.

Потом он вернулся — чтобы забыться в тиши долгой ночи льда и камня, унаследовать новый Алайонэл. В такие ночи сновидений не бывает.

Пятнадцать столетий. Почти половина Срока. Картина не более чем в двести слов. Представьте…

Текут девятнадцать рек, но черные моря покрываются фиолетовой рябью.

Исчезли редкие йодистые леса. Вместо них вверх поднялись могучие деревья с толстой корой, известковые, оранжевые и черные…

Великие горные хребты на месте холмов — бурых, желтых, белых, бледно-лиловых. Замысловатые клубы дыма над курящимися вершинами…

Цветы, корни которых зарываются в почву на двадцать метров, а коричневые бутоны не распускаются среди синей стужи и камней…

Слепые норолазы, забирающиеся глубже; питающиеся падалью сумрачники, отрастившие грозные резцы и мощные коренные зубы; гигантские гусеницы хоть и уменьшились в размерах, но выглядят настоящими великанами, потому что стали еще более мохнатыми…

Очертания долин — как тело женщины, изгибающиеся и плавные, или, возможно, — как музыка…

Меньше обветренных скал, но свирепый мороз…

Звуки по утрам по-прежнему резкие, металлические…

Из дневника Станции Джарри почерпнул все, что ему требовалось знать. Но он прочитал и старые сообщения.

Затем плеснул в стакан пьянящий напиток и выглянул из окна третьего этажа.

— …Умрут, — произнес он, и допил, и собрался, и покинул свой пост.

Через три дня он нашел лагерь.

Он посадил флайер в стороне и пошел пешком. Джарри залетел далеко на юг Бесплодных Песков, и теплый воздух спирал дыхание.

Теперь они носили звериные шкуры — обрезанные и сшитые, — обвязав их вокруг тел. Джарри насчитал шестнадцать построек и три костра. Он вздрогнул при виде огня, но не свернул с пути.

Кто-то вскрикнул, заметив его, и наступила тишина.

Он вошел в лагерь.

Повсюду неподвижно стояли двуногие. Из большой постройки на краю поляны раздавались звуки какой-то возни.

Джарри обошел лагерь.

На деревянном треножнике сушилось мясо. У каждого жилища стояло несколько длинных копий. Джарри осмотрел одно. Узкий наконечник был вытесан из камня.

На деревянной доске были вырезаны очертания кошки…

Он услышал шаги и обернулся.

К нему медленно приближался красноформый, казавшийся старше других. Его худые плечи поникли, приоткрытый рот зиял дырой, редкие волосы засалились. Существо что-то несло, но Джарри не видел, что именно, потому что не сводил глаз с рук старика.

На каждой руке был противостоящий большой палец.

Джарри повернулся и уставился на руки других красноформых. У всех были большие пальцы. Он внимательнее присмотрелся к внешности этих существ.

Теперь у них появились лбы.

Он перевел взгляд на старика.

Тот опустил свою ношу на землю и отошел.

Джарри взглянул вниз.

На широком листе лежали кусок сухого мяса и дольки какого-то фрукта.

Джарри взял мясо, закрыл глаза, откусил кусочек, пожевал и проглотил. Остальное завернул в лист и положил в боковой карман сумки.

Он протянул руку, и красноформый попятился.

Джарри достал одеяло, которое принес с собой, и расстелил его на земле. Затем сел и указал старику на место рядом.

Старик поколебался, но все же подошел и сел.

— Будем учиться говорить друг с другом, — медленно произнес Джарри. Он приложил руку к груди: — Джарри.

Джарри стоял перед разбуженными руководителями Декабрьского Клуба.

— Они разумны, — сказал он. — Вот мой доклад.

— Каков же вывод? — спросил Ян Турл.

— По-моему, они не смогут приспособиться. Они развивались очень быстро, но вряд ли способны на большее. На весь путь их не хватит.

— Ты кто — биолог, химик, эколог?

— Нет.

— Так на чем же ты основываешь свое мнение? — Я жил с ними шесть недель.

— Значит, всего лишь догадка?..

— Ты знаешь, что в этой области нет специалистов. Такого никогда раньше не было.

— Допуская их разумность — допуская даже, что они действительно не смогут приспособиться, — что ты предлагаешь?

— Замедлить изменение планеты Дать им шанс. А если их постигнет неудача, вообще отказаться от нашей цели. Здесь уже можно жить. Дальше мы можем адаптироваться.

— Замедлить? На сколько?

— Еще на семь — восемь тысяч лет…

— Исключено! Абсолютно исключено! Слишком долгий срок!

— Но почему?

— Потому что каждый из нас несет трехмесячную вахту раз в два с половиной столетия. Таким образом, на тысячу лет уходит год личного времени. Слишком большую жертву ты требуешь от нас.

— Но от этого зависит судьба целой расы!

— Кто знает…

— Разве одной возможности не достаточно?

— Джарри Дарк, ты хочешь ставить на административное голосование?

— Нет, тут мое поражение очевидно… Я настаиваю на всеобщем голосовании.

— Невозможно! Все спят.

— Так разбудите их!

— Повторяю, это невозможно.

— А вам не кажется, что судьба целой расы стоит усилия? Тем более что это мы заставляем этих существ развиваться, мы прокляли их разумом!

— Довольно! Они и без нас стояли на пороге. Они вполне могли стать разумными даже без нашего появления…

— Но мы не можем сказать наверняка! Мы не знаем! Да и не все ли равно, как это произошло, — вот они, и вот мы, и они принимают нас за божество — быть может, потому, что мы ничего им не даем, кроме страданий. Но должны же мы нести ответственность за судьбу разума — уж по крайней мере не убивать его!