— Ага. Доктор Гелхорн говорил столько вещей, которые следовало бы запомнить, что невозможно было их все унести и хранить в своей домашней сокровищнице.

«Ленч! — сказали громкоговорители. — Ленч! Запомните правило: каждый раз за едой вы должны завести нового знакомого. Не расставайтесь со своим дружком — пусть он будет по одну сторону от вас, но уж по другую пусть обязательно сидит незнакомый. Ленч! Ленч! — Без всякого перехода диктор запел: — О, как я не люблю вставать рано утром». Пол с Гартом и еще пятьдесят других таких же пар через парадную площадь зашагали к столовой.

Когда толпа протолкнула Пола с его дружком сквозь раздвижные двери, Кронер, схватив Пола за руку, оттащил его в сторонку. Гарт, как и подобает хорошему дружку, которым он изо всех сил старался быть, тоже вышел из очереди и остановился.

— Завтра вечером, — сказал Кронер. — Собрание на высшем уровне состоится завтра вечером — после постановки пьесы и костра.

— Отлично.

— Я уже говорил тебе, что сюда приедет сам Старик. Видишь, насколько это важно. Ты будешь важной персоной. Я и сам не вполне представляю себе, в чем здесь дело, но полагаю, что это будет самый решающий момент во всей твоей карьере.

— Господи!

— Не волнуйся. С такой кровью, как у тебя, ты великолепно справишься с этим делом, каким бы оно ни было.

— Благодарю вас.

Пол вернулся в очередь вместе с Гартом.

— Он очень любит вас, не правда ли? — спросил Гарт.

— Старый друг моего отца. Он сказал, что хорошо быть со мной на одном борту.

— О! — Гарт был слегка обеспокоен. Явная ложь Пола впервые подчеркнула их соперничество. И он пропустил мимо ушей слова Пола. Шеферд вымотал бы все кишки Полу и (правда, более деликатно) Кронеру, но узнал бы до последнего словечка все, что было сказано между ними.

Пол почувствовал к Гарту искреннюю симпатию.

— Пошли, дружок, давай поймаем парочку незнакомцев.

— Это будет трудновато. Мы ведь бывали здесь уже не раз. Пол.

— А ты ищи какого-нибудь юнца со щеками как яблоко, только что со школьной скамьи.

— А вот как раз такой.

— Беррингер! — изумленно проговорил Пол. Когда машины выявляли список людей Айлиума, заслуживающих приглашения на Лужок, карточка Беррингера спокойно оставалась на своем месте. Это был последний человек на Заводах, заслуживающий приглашения. И все-таки он оказался здесь.

Ясно было, что Беррингер понимает, что сейчас творится в голове Пола, и ответил он на пристальный взгляд наглой улыбкой.

Бэйер встал между ними.

— Забыл, забыл, собирался сказать, да забыл, — затараторил он. — Беррингер, о Беррингер. Кронер сказал, чтобы я сообщил тебе, а я забыл, забыл начисто.

— Какого черта его сюда занесло?

— Сюда Кронер его взял. В последнюю минуту, понимаешь? Хм… Кронер решил, что, если мальчишку не пригласят, это окончательно разобьет сердце его отца после того, что произошло с Чарли Шашистом, и вообще.

— Вот до чего доходит система определения заслуг, — сказал Пол.

Бэйер кивнул.

— Так, так, доходит, это уж точно, до этого доходит. — Он пожал плечами и иронически поднял брови. — Чик, чик — и за окошко.

Пол вдруг понял, что Бэйер, возможно наиболее справедливый, разумный и чистосердечный человек из всех, с кем ему приходилось сталкиваться, страшно похож на машину, интересуется только теми проблемами, которые ему подсовывают, занимается любой из этих проблем с одинаковой энергией, не обращая внимания ни на степень ее важности, ни на масштабы.

Пол еще раз посмотрел на Беррингера и увидел, что компаньоном того по столику является Шеферд, что на Беррингере такая же зеленая рубашка, но тут же забыл о них.

Вместе с Гартом они отыскали, наконец, пару юных незнакомцев, рядом с которыми было два свободных места, и уселись.

Рыжеволосый юнец, сидевший рядом с Полом, взглянул на его жетон.

— О, доктор Протеус! Я слышал о вас. Как поживаете, сэр?

— Просто Пол, без всяких докторов. Отлично, а вы? — Он поглядел на жетон своего соседа: «Доктор Эдмунд Л. Гаррисон, Заводы Итака».

«Познакомьтесь с сидящим рядом, — проговорил громкоговоритель. — Не разговаривайте ни с кем, кого вы знали ранее».

— Женаты? — спросил Пол.

«Ради этого вы и находитесь здесь — ради того, чтобы познакомиться с новыми людьми и тем самым расширить ваши горизонты», — сказал громкоговоритель.

— Нет, сэр, я обру…

«Чем больше контактов вы наладите здесь, на Лужке, — сказал громкоговоритель, — тем шире будет сотрудничество среди вас и тем спокойнее будет развиваться промышленность».

— Я обручен, — докончил доктор Гаррисон.

— Девушка из Итаки?

«Два свободных места, джентльмены, два свободных места в углу. Прямо перед вами. Быстрее занимайте места, потому что предстоит очень насыщенная программа, а все хотят поскорее познакомиться друг с другом», — сказал громкоговоритель.

— Нет, сэр, — сказал доктор Гаррисон. — Она из Атланты. — Он еще раз пригляделся к жетону Пола. — Не сын ли вы…

«Теперь, когда вы все расселись по местам и знакомитесь друг с другом, как вы смотрите на то, чтобы нам всем вместе спеть песню?» — сказал громкоговоритель.

— Да, это был мой отец, — сказал Пол.

«Раскройте «Песенник» на двадцать восьмой странице, — сказал громкоговоритель. — Двадцать восьмая страница, двадцать восьмая!»

— Да, это был человек, — сказал Гаррисон.

— Да, — сказал Пол.

«Подожди, пока солнце засияет, Нелли!» — выкрикнул громкоговоритель. — Нашли? Двадцать восьмая страница! Вот и хорошо, а теперь — начали!»

Оркестр в дальнем конце зала, точно стадо слонов, набросился на мелодию с такой яростью, будто объявил священную войну тишине. В этом грохоте невозможно было сохранить доброе отношение даже по отношению к себе. Желудок Пола сжался от судорожной спазмы, он утратил буквально все вкусовые ощущения, великолепные и страшно дорогие блюда проталкивались им в желудок с таким безразличием, как будто это была конина с какой-то бурдой.

— Пол, Пол, Пол, эй, Пол! — крикнул Бэйер через стол. — Пол!

— Что?

— Это же тебя вызывают, это вызывают тебя!

«Не говорите мне, что капитан Команды Синих настолько пуглив, что сбежал в последнюю минуту, — саркастически надрывался громкоговоритель. — Ну, давайте! Где же капитан Синих?!»

Пол встал и поднял руку.

— Здесь, — откликнулся он и сам не расслышал своего голоса.

Приветственные крики и неодобрительные восклицания встретили его в соотношении один к трем. В него полетели смятые бумажные салфетки и маринованные вишни, служившие до этого украшением салатов.

«Хорошо, — сказал громкоговоритель насмешливым тоном, — послушаем теперь вашу песню».

Чьи-то руки вцепились в Пола и подняли вверх, и мощным потоком одетых в синие рубашки людей его понесло по проходу к возвышению для оркестра.

Его высадили на эстраде, и вокруг него выстроился кордон. Устроитель церемоний, полный краснолицый старик с полным, как у женщины, бюстом, сунул ему в руки «Песенник». Оркестр разразился боевой песней Команды Синих.

— О Команда Синих, ты испытанная и закаленная команда, — начал Пол. Громкоговорители вернули ему его голос — чужой и угрожающий, усиленный электронным приспособлением до степени какой-то яростной уверенности и решительности. — И нет команд, столь же хороших, как ты!

И тут голос его окончательно утонул в топанье ног, свистках, мяуканье и в звоне ложек по стаканам. Руководитель церемоний, обрадованный высоким воинственным духом, который ему удалось вызвать у аудитории, подал Полу синий флаг, чтобы он им размахивал. Не успел Пол взять в руки это орудие, как увидел, что ряды его защитников прорваны. На него, опустив голову и яростно работая своими короткими толстыми ногами, несся Беррингер.

В какую-то долю секунды Пол попытался ударить свингом совершенно ошалевшего от ярости Беррингера, но промахнулся и тут же был сбит ударом головой. Он повалился с эстрады и пролетел в открытые кухонные двери.