– Не следовало называть его так, – сказал он вслух.

Голос вежливо удивился: то есть?

– Корабль. «Раб-1». Ошибка. Название предоставляет другим информацию, что у меня есть еще…

Он замолчал. Он висел, пришпиленный к стене, в стылой тьме. Он не чувствовал ни рук, ни ног, кожа начинала гореть, а хуже всего было то, что борт «Раба-1» далеко.

– Как так вышло?

На него накатило ощущение чужого удовлетворения. Не его. Это было легко. Нет… ты был легок. Ты силен. Ты хорошо жил. Сильно. Быстро.

Он вздрогнул от внезапного холода в темноте, где рядом что-то чмокало и хлюпало.

– Кто ты?

Хороший вопрос. Темное наслаждение стало сильнее. Как ты был моим прошлым, я – твое будущее.

– У него хорошее выражение лица, – сказал хатт. – Нас впечатляют твои усилия, и мы рады заплатить семьдесят пять тысяч кредиток за Хэна Соло.

Боба Фетт покачал головой.

– Джабба… ~ сказал он и услышал, как в комнате неодобрительно зашушукались от такой фамильярности. – Мы торгуемся не по поводу капитана Соло. К тому же за его голову ты давал сто тысяч кредиток. Я помню.

Джабба нервно дернул хвостом; знак опасный. Тон голоса хатт понизил почти до рычания.

– Это – не Соло?

– Это? – сказал Фетт со всей вежливостью, на которую только был способен.

Обшегалактический не был для него родным языком, Боба до сих пор говорил на нем недостаточно четко и довольно грубо.

– Это произведение искусства. Скульптура. Повелитель тьмы использовал карбонит человеческое тело там, где прочие берут глину.

Он пожал плечами.

– Пока летел сюда, даже привязался к нему. Есть в нем что-то.

– Хорошее выражение, – медленно повторил хатт. – У него на лице – хорошее выражение.

– А мне нравятся руки, – добавил Боба Фетт – Полюбуйся. Повелитель тьмы работает по высшему разряду.

– Вполне, – буркнул хатт, – вполне… Ему было страшно в последнее мгновение.

Хатт пристально оглядел Бобу Фетта, застывшего у карбонитовой плиты молчаливым часовым. И Фетт, и предмет обсуждения находились далековато от ловушки. Ташитъ туда их придется силой, и неизвестно, кто пострадает больше. Не исключено, что дворец и челядь.

– Говорят, – сказал Джабба, – Вейдеру не удалось захватить Скайуокера, Органа и Калрис-сиан тоже сбежали. Вероятно, Чубакка тоже свободен. Их общая стоимость… впечатляет.

Он не отводил глаз с тяжелыми веками от охотника.

– Впечатляет.

И Чубакка может прийти сюда – спасать Соло. Фетт кивнул своим мыслям.

– Все обсуждаемо, – произнес он. – А за скульптуру в авторстве Дарта Вейдера…

Охотник почувствовал все возрастающий интерес к предмету торга; легкое разочарование постигло его, когда Джабба перебил почти с энтузиазмом, который отметил Фетт.

– У меня есть работа для охотника за головами, – Джабба облизал губы. – Сто тысяч – за поимку и доставку сюда крайт-дракона. Я хочу стравить с ним ранкора.

– Много, – сухо откликнулся Боба. – За крайта – как за Соло?

Хатт отмахнулся.

– Мы еще поговорим о Соло. О произведении искусства. А пока… Фетт поднял голову: – Четверть миллиона.

В тронном зале воцарилась тишина, какой здесь никогда не бывало, даже когда дворец был абсолютно пуст. Те, кто стоял ближе всех к Фет-ту, попятились.

Джабба тряс головой, пытаясь справиться с негодованием.

– Это уж… слишком! Даже за работу Вейдера.

Фетт пожал плечами и стал ждать.

Хатт скривился. Охотник не ошибся, приняв это за знак того, что Джабба, скорее всего, согласится.

– Итак… четверть миллиона кредиток за… скульптуру.

Глаза его сузились в щелочки.

– И мы насладимся твоими попытками поймать крайта. И твоим присутствием во дворце. Ненадолго.

– Четверть миллиона. Ненадолго, – повторил Боба Фетт и отвесил издевательский поклон. – Все обсуждаемо, Джабба.

Впечатляюще… о да.

Он мотнул головой, и тронный зал дворца Джаббы растворился во тьме. Во влажной тьме, в которой он висел, пришпиленный к упругой стене, в глубинах сарлакка. Во рту появился вкус гнили; прежде чем отвечать, он нашарил губами трубку, втянул немного воды. Шлем еще был на нем.

– Не делай так больше…

Не буду, после долгой паузы сказал голос. Если по-прежнему будешь меня веселить.

– Пошел ты в преисподнюю… кто ты?

Преисподняя. Ты очень точно выразился. Я – сарлакк. Я – чистый дух…

– Ты не сарлакк, – угрюмо откликнулся фетт. – У него нет мозгов. Имя им без надобности.

Голос хмыкнул. Я – Сусейо. Стена дрогнула. От нее исходила волна удовольствия. У меня давно не было такого, как ты. Ограненного. Сияющего. Холодного. Ты – произведение искусства, Фетт. Твои намерения чисты. Ты великолепен.

– Я охотник, – мрачно сообщил он, подавив ярость; в этом ему не было равных. – Мне платят, я приношу добычу. Я разбираюсь с теми, кто нарушает законы справедливости. Тут даже обсуждать нечего.

Ты мне напоминаешь… как их звали? Ах, да. ^едаев. Тоже не любят эмоций.

Потребовалось усилие, чтобы сохранить голос бесстрастным: – Кого?

Ты слышал. Дй. Мы проглотили одного-одну несколько тысяч лет назад. Сохранили ее. Ты ее напоминаешь. Хочешь с ней поговорить?

– Нет, – Боба закрыл глаза и утонул в своей собственной мгле.

Голос сказал: мы проглотили.

– Нет. Оставь себе.

Ощущение пожатия плечами. Как пожелаешь. Скоро тебе станет скучно. Очень скоро.

Он открыл глаза и опять стал смотреть в пустоту, слушая тишину. Крики, которые он слышал раньше, крики существ, упавших в сарлакка вместе с ним, прекратились. Некоторое время было очень тихо. В сердце зарождалась ярость, черная и глубокая. Рядом раздался щелчок, похожий на удар хлыста. Дыхание застревало в горле, в результате голос едва заметно дрогнул.

– Я не понимаю. Совсем. Почему смерть должна быть долгой? Для чего? Сарлакк сможет меня сожрать, только когда я умру, что ли? Я убивал. Говорят, что я стреляю во все, что движется. Почти правда. Я видел смерть многих существ, разумных и глупых. Если существо дышит, значит, его можно убить. Но я убивал чисто и быстро. Не затягивал. В долгой смерти нет милосердия.

Ощущение размышления. Ты прав. Для тебя милосердия нет. Но теперь твоя жизнь и смерть принадлежат мне, не тебе. Пойми и, прими свое место, Боба Фетт, потому что теперь ты – – всего лишь собрание мыслей, а не реальное существо. Тут все нереально.

– Значит, я не реален? Ничто не реально? – он оскалился. – Слишком сильно воняет, чтобы поверить.

Ты и я, все вокруг – всего лишь процесс, Ъоба Фетт. Прогресс, который называет себя «я». Конечно, реальность существует, успокойся, мы лишь ее отражение. Но реальны ли мы с тобой? Нет. Мы – прогресс, который зашел далеко и больше реальности не принадлежит. В свое время мы соединимся с ней. Невидимый собеседник сделал паузу. Хочешь знать, почему так долго? Ты здесь всего лишь день, Боба Фетт. Здесь есть разумные, которые прожили сотни лет, лишь потом сарлакк переварил их. Сотни лет? Он столько не выдержит. После более длительной паузы голос устало добавил: А некоторые и всю тысячу…

Фетт не знал, что его убедило, должно быть усталость.

– Ты… лжешь, – уверенно сказал он. – Ты не сарлакк. Ты здесь, внутри.

Я не сарлакк? Размышления. Ты так уверен? Я – Сусейо из Чои, вернее, я был им очень-очень давно. Дольше, чем ты сможешь вообразить. Хотя… кто знает? Может быть, ты тоже будешь жить долго. Ты меня забавляешь, и это забавляет сарлакка; а когда счастлив я, счастлив и он. Надеюсь, ты останешься с нами на некоторое время.

Дай мне активировать хотя бы одну из боевых систем и тебе станет так весело, что обхохочешься, мрачно подумал Фетт, но вслух произнес: – Ты жесток.

Хочешь, расскажу смешную историю «Мне ее рассказал мой джедай. Одно разумное существо посетило ферму здесь поблизости и увидело во дворе барва. Барв бродил по двору на пяти ногах, одна нога была отрезана. Разумное существо, его звали Йо-Мо, удивилось и спрашивает владельца, почему у барва отрезали одну ногу. Ну, говорит хозяин, позволь мне кое-что рассказать об этом барве. Это самый смьггиленый барв, которого ты только видел в своей жизни,'Йо-Йо. Он говорит, умеет водить флаер, присматривает за детьми, недавно спас младшенького, когда тот тонул. Гость говорит: как здорово, но что случилось с его ногой? Хозяин внимательно смотрит на гостя и пожимает плечами: ну не резать же такого вот замечательного барва на холодец!