Только оказавшись в составе Литовского, а затем Польского государства, население Южной Руси начало превращаться в самостоятельный украинский народ, чья своеобразная культура сформировалась к рубежу XVI–XVII веков. Если же встать на точку зрения М.С. Грушевского и его сторонников, согласно которой украинский народ сложился до XIII века, неизбежно придется прийти к выводу, что народ этот позднее, так сказать, утратил свое лицо, ибо на территории Украины в очень малой степени сохранилось наследие Киевской Руси, начиная с тех же былин (их трудно распознаваемые следы находят только в так называемых «героических колядках»); даже множество памятников зодчества, включая собор Святой Софии в Киеве, было кардинально перестроено на основе иного стиля (чего не произошло, например, с новгородской – созданной в одно время с киевской – Софией).

Иначе говоря, перед историком Украины встает дилемма: либо исходить из понятия о едином русском народе IX–XII веков, создавшем, в частности, культуру Южной, Киевской Руси, либо же – под давлением массы фактов – признать, что культура Киевской Руси вообще не имеет прямого и непосредственного отношения к украинскому народу, ибо эта культура действительно сохранялась и развивалась после XIII века в Северной, а не Южной Руси.

Мнение же, что именно украинский народ (и не единый тогда – общерусский) создал культуру Киевской Руси, а после XIII века чуть ли не полностью доверил ее сохранение и дальнейшее развитие великорусскому народу, между тем как сам пошел по явно и существенно иному пути, – это мнение в конечном счете просто абсурдно.

Вопрос стоит именно так: историку Украины или надо полностью «отречься» от Киевской Руси, или же согласиться, что до XIII века существовал единый древнерусский народ, а формирование украинского народа и его самобытной и богатой культуры началось с конца XIII века.

Это всецело подтверждает и историческое языковедение. В трактате Ф.П. Филина «Происхождение русского, украинского и белорусского языков» (1972), подводящем итоги полуторавекового изучения проблемы (в том числе и украинским языковедением), а также многолетних исследований самого автора, говорится, в частности, что только «в XIV–XV веках лексико-семантические различия языка северо-восточных, западных и южных памятников становились заметными» и, значит, именно «в XIV–XV веках получают широкое распространение особенности, характерные для русского, украинского и белорусского языков… Явления, специфические для каждого восточнославянского языка, продолжали нарастать и в более позднее время».[31] Между прочим, Ф.П. Филин в этом своем выводе всецело опирается на труд крупнейшего украинского языковеда Л.А. Булаховского «Питання походження украiнськоi мови» (Киев, 1956): «Как полагает Л.А. Булаховский… древнерусский язык во всем существенном был един. Никаких особенных восточнославянских племенных диалектов не существовало», и «древнеукраинские особенности» лишь «с XIV века… становятся совершенно явными».

Но, конечно, «особенности» – это еще не язык в полном смысле этого слова. Великий филолог М.М. Бахтин, не раз обращавшийся к украинской словесности и культуре в целом, писал еще в 1944 году: «Значение XVI в. на Украине. Борьба с польским игом и с Турцией, формирование украинской национальности… В XVI веке выдвигается впервые вопрос о национальном языке (курсив М.М. Бахтина. – В.К.), возникает потребность создать письменную «руську мову», отличную от славянской (т. е. церковнославянской. – В.К.) и польской. На эту «мову» переводятся книги церковно-учительные и богослужебные («Пересопницкое Евангелие» – 1555–1561)».[32]

Невозможно и даже просто нелепо отрицать, что в XI–XV веках на Киевской земле письменный язык был един с тем письменным языком, который существовал во Владимирской и затем Московской Руси, несмотря на все неизбежные диалектные особенности. А это значит, что лишь в XVI веке, через два столетия после «отторжения» Киевской земли от Владимирской, действительно, реально свершилось разделение украинской (тогда малороссийской) и великорусской культур.

Но и разговорный язык населения Киевской земли до вхождения ее в состав Великого княжества Литовского (1362 год) отнюдь не был еще украинским. Об этом веско сказал в наши дни известнейший украинский археолог и историк П.П. Толочко: «Подтверждением языкового единства древнерусских земель XII–XIII веков может быть следующее обстоятельство. Известно, что в это время происходили освоение и заселение Суздальско-Залесского края. Особенно мощным колонизационный поток был из Южной Руси (Киевщины, Черниговщины, Переяславльщины и других земель)… выходцы из Южной Руси, если они в XII–XIII веках являлись уже украинцами, должны были бы принести с собой на северо-восток не только гидронимическую и топонимическую (то есть названия рек и селений. – В.К.) номенклатуру (Лыбедь, Почайна, Ирпень, Трубеж, Переяславль, Галич, Звенигород, Перемышль и др.), но и украинский язык. Между тем ничего подобного здесь не наблюдается».[33]

Итак, до конца XIII – первой половины XIV века существовала, по сути дела, единая Древняя Русь, и лишь после отделения ее юго-западной «окраины» сложились Украина и ее обособившийся народ. Всецело неосновательно было бы усмотреть в этом выводе некий выпад… Ибо данное утверждение ни в коей мере не колеблет ту бесспорную истину, что на юго-западной части территории Древней Руси сложилась богатая и самобытная культура украинского народа, которую ценит и, вне всякого сомнения, любит каждый русский (по костомаровскому определению – великорос), кроме разве только ничтожного количества совершенно не типичных для русского народа узких националистов.

Вот, для примера, недавнее стихотворение поэта Виктора Кочеткова (которого, кстати сказать, иные критики без всяких оснований обвиняют именно в национализме!) – стихотворение, выразившее проникновенную любовь к украинскому слову, а значит, и ко всему бытию этого народа:

…Цель моего размышления о пути из Киева во Владимир отнюдь не в том, чтобы кого-то задеть, но в попытке уяснения исторической истины, которая равно необходима любому народу – в данном случае как русскому, так и украинскому.

Единство государственности, экономики, быта, культуры и – что имело наиболее существенное значение – религии и Церкви, присущее всей Древней (домонгольской) Руси от Киева до Ладоги, – это несомненный факт, историческая реальность, оспаривать которую – бессмысленное занятие.