Ребенок — русоголовая девочка — обнял мужчину за шею и прижался щекой к его щеке. Один край фотографии закапан чем-то бурым…

Мама Вашека становится серьезной. Она садится на диван рядом с Гонзиком.

— Это советский танкист со своей дочкой! — говорит она, глядя на фотографию.

— Советский танкист? — не унимается Гонзик. — А почему карточка у вас в альбоме? Это ваш знакомый? А что это за пятно?

— Это следы крови… — уже совсем серьезно отвечает мама Вашека и, взяв из рук Гонзика альбом, кладет его к себе на колени.

— Крови? — затаив дыхание, спрашивает Гонзик и недоумевающе смотрит на Вашека.

— Мама! Расскажи Гонзику про эту карточку! — просит Вашек. — Расскажи, как она к нам попала! Пожалуйста! Мне было полтора года, — объясняет Вашек, обращаясь к Гонзику. — Я сам ничего не помню.

— Расскажите, пожалуйста! — просит Гонзик.

Мама осторожно вынимает фотографию танкиста из альбома…

…Предместье Праги. То самое место, та черта, где город незаметно переходит в пригород: недалеко от больших городских домов одноэтажные кирпичные домики с зелеными палисадниками.

Со скрежетом подминая под себя серую ленту шоссе, мчатся танки с красными звездами на броне. Из города доносятся взрывы, пулеметные очереди: там идет бой…

Один из танков неожиданно прижимается к обочине дороги и останавливается. Не перестают сердито рокотать моторы, словно недовольные внезапной остановкой.

И вот уже к грозной боевой машине со всех сторон спешат люди, на ходу обламывая ветки сирени и наспех составляя из них букеты. По лицам людей видно: они счастливы, что хоть один танк остановился и они смогут увидеть, обнять воинов-освободителей.

Среди людей, бегущих к танку, женщины, подростки да несколько пожилых мужчин. Но вот мы видим, как улыбки застывают, как бы каменеют на лицах людей, обступивших советский танк.

Из люка танка с трудом, поддерживаемый товарищем, вылезает высокий русоволосый танкист. Лицо его посерело, губы бледны. Левой рукой он стиснул правое плечо. Синий комбинезон в этом месте потемнел от крови.

Вслед за танкистом на землю спрыгивает и командир танка — черноволосый, небритый, стройный. Взволнованной скороговоркой с небольшим восточным акцентом, выдающим в нем армянина, он говорит, обращаясь к окружившим танк чехам:

— Надо помочь!.. Бинт… бинт… Перевязать рану! И воды! Воды! Понимаете? Пить!

Люди понимают танкиста. Толпа сразу рассеивается: все спешат выполнить просьбу бойца. Молодая женщина, мать Вашека, возле домика которой остановился танк, быстро опускает на землю своего маленького сынишку Вашека и бежит к дому. Малыш, оставшись один, сразу начинает сосредоточенно, с чисто мужским интересом исследовать гусеницу танка.

Раненый боец, прислонившись к броне машины, указывает товарищу на кровавое пятно, расплывшееся на комбинезоне:

— Замочит документы… Достань их, Вартан! Переложи…

Командир танка осторожно вынимает из кармана гимнастерки раненого танкиста какие-то книжечки, бумажки, письма и перекладывает их ему в карман брюк.

В это время к танку со всех сторон спешат люди. Несколько ведер воды выстраивается на земле возле машины.

Молодая женщина принесла из дому ножницы, вату, йод и бинт. Быстро и ловко она перевязывает рану танкисту. Тот с благодарностью смотрит на нее, кивает ей головой:

— Спасибо! Вот спасибо! Ладно. Хорошо. Спасибо!

Экипаж танка, черпая поочередно из всех ведер, с жадностью утоляет жажду.

— Приезжайте к нам! Возвращайтесь! — говорит молодая женщина, вновь беря на руки своего малыша.

— Ладно! Вечером… После работы! — шутит командир танка и указывает на город, где по всему видно, ждет его нелегкая боевая «работа».

И вот уже танк, рванувшись с места, устремляется к Праге. Кто-то успевает в последний момент прикрепить букет сирени к его броне; так вот и ринется в бой эта машина, с букетом сирени…

Люди смотрят вслед танку. И вдруг женщина с ребенком на руках замечает лежащую на земле фотографию. Ее, видимо, обронил командир танка, перекладывая документы товарища из одного кармана в другой. Женщина наклоняется и поднимает фотографию. На карточке молодой русоволосый мужчина с ребенком на руках. Это тот самый боец, которому только что перевязывали рану. Только на фотографии он веселый и улыбающийся, не в замасленном боевом комбинезоне, а в белой летней безрукавке… На руках у него маленькая девочка с пушистыми локонами.

Молодая женщина с фотографией в руках смотрит вдаль, туда, куда только что умчался танк с раненым владельцем фотографии.

Боевая машина уже далеко; она влилась в поток таких же стремительных машин, рвущихся в город, несущих с собой освобождение Праги от фашистских оккупантов…

Женщина вновь переводит глаза на карточку. Крупно: фотография… И снова мы видим лицо женщины. Только черты его стали старше и строже, волосы посеребрились…

Мама Вашека закончила свой рассказ. Вашек и Гонзик молчат.

— Разрешите мне посмотреть еще раз! — нарушает молчание Гонзик и протягивает руку за фотографией.

Гонзик благоговейно и серьезно всматривается в фотографию, как бы воскрешая перед собой только что прослушанный рассказ.

Мама Вашека выходит из комнаты.

— Переверни карточку и посмотри, что там написано! — неожиданно произносит Вашек.

Гонзик переворачивает карточку. На обратной стороне фотографии стоит штамп фотоателье: «Одесса, улица Гоголя, дом 27».

— Прочитай, что там написано! — приказывает Вашек.

— «Одесса», — читает Гонзик по-русски. — Ну и что?

— Неужели ты ничего не понимаешь? — тоном заговорщика говорит Вашек, наклоняясь к своему верному другу. — Одесса! Понимаешь? А где находится эта самая Одесса? На Черном море! И если я получу первую премию на конкурсе, я попаду в Одессу! Понял, Гонзик? Понял мою мысль? Я попаду в Одессу, и со мной будет эта фотография! Понял? И я найду этого танкиста, и я приду к нему и скажу…

Гонзик преображается. Он все понял. Он понял теперь, почему Вашек так упорно занимается, почему он так хочет стать победителем третьего тура. И вдруг Гонзик обижается:

— Почему же ты мне раньше этого не сказал? Почему ты скрыл от меня свой план? Разве это по-товарищески? — перебивает он своего друга. — Это нечестно!

— Прости, Гонзик! — сердечно и искренне говорит Вашек и кладет товарищу на плечо руку. — Прости! В первый раз! Я не хотел тебе этого говорить потому, что вдруг я не выиграю. А если бы я выиграл, я бы сразу тебе все рассказал. А сегодня так само получилось… Теперь ты все знаешь.

— Ладно! — восклицает Гонзик и вскакивает со своего места. — Я тебя прощаю! Но теперь-то ты должен выиграть во что бы то ни стало! Обязательно! И ты выиграешь! И я представляю себе, как ты найдешь в Одессе этого советского солдата и как ты скажешь ему… Что ты ему скажешь?

Вашек тоже воодушевился. Он тоже вскочил со своего места. Глаза его горят.

— Что я ему скажу? Я ему скажу: «Здравствуйте! Вы меня не знаете. А я вас знаю! Помните Прагу? Помните, как вам перевязывали рану? Это была моя мама! Тринадцать лет мы хранили в нашем альбоме вашу фотографию. И вот теперь мы ее вам возвращаем. Может быть, у вас больше нет такой карточки? Возьмите ее, пожалуйста, и давайте переписываться!»

Все это Вашек выпалил на одном дыхании. Он хотел еще что-то добавить, но Гонзик внезапно схватил его за руку.

— Садись! Давай заниматься! Задаю вопрос! Отвечай!

Сев к столу, Гонзик сразу сосредоточивается и опять чужим, «взрослым» голосом спрашивает у Вашека:

— На какой китайской реке построена самая мощная гидроэлектростанция?

Вашек молчит. Думает.

— Вот это действительно вопрос! — шепчет он. — Это тебе не «назовите столицу Албании». На какой реке построена…

Вашек машинально берется за свой портфель и открывает его. Щелкает замочек.

— Сейчас… Сейчас!.. — бормочет Вашек и лезет в портфель за какой-то книгой. И вдруг он в испуге выдергивает из портфеля руку.