Бартоломью кивнул:
— Теперь — да.
Тереза нежно провела кончиками пальцев по шраму на шее Бартоломью. Он закрыл глаза, но на этот раз не поморщился. Это было проявлением доверия, и Тереза вдруг поняла, что она, возможно, единственная, кому Бартоломью безоговорочно верил.
— Толли, — прошептала она, удобнее устраиваясь в его объятиях. — Спасибо тебе. За все.
Бартоломью прижал к себе Терезу чуть крепче.
— Я могу лишь сказать, Тесс, — пробормотал он, — что для меня большая честь услышать такие слова. — Толли судорожно вздохнул. — Пожалуй, теперь, — медленно произнес он, — я могу рассказать тебе все.
Глава 16
Когда джентльмен говорит, леди должна внимательно слушать и всем своим видом показывать, что находит его рассказ интересным, ум — блестящим, а его общество — ни с чем не сравнимым. Между нами говоря, она счастливица, если джентльмен обладает хотя бы одним из этих качеств. Обладание же двумя достойно удивления. А уж если присутствуют все три, то это и вовсе чудо.
«Руководство для леди по благопристойному поведению», 2-е издание
Он все еще не хотел рассказывать Терезе о том, что произошло в Индии. Но она так доверчиво подарила ему себя, и Толли знал, что сейчас смотрит на свою будущую жену. Подобная перспектива наполняла его сердце волнением, чувством ответственности. Он хотел быть с Терезой честным, хотя в прошлом не преуспел на подобном поприще. И теперь Бартоломью собирался рассказать ей об этом.
Он фактически обманул Тесс. Обещал держаться от нее подальше и вот теперь соблазнил ее, потому что понял: после того, что между ними произошло, она непременно встанет на его сторону. Обладать ею единожды сродни пытке, но не обладать ею вовсе — подобно смерти.
— Так и будешь молчать или все же начнешь рассказ? — спросила девушка. Она сидела в удобном кресле, накинув на себя одну лишь сорочку. Тесс слишком долго пребывала в неуверенности относительно собственного поведения, но довольно быстро примирилась с тем, что произошло. Бартоломью оставалось лишь надеяться, что она не станет слишком сильно сожалеть о содеянном.
— После окончания войны с Бонапартом я жил в Индии три с половиной года. Я довольно сносно говорю на языке племени урду, поэтому мой командир генерал Оспри часто посылал меня разбираться с распрями между представителями местного населения.
Все еще босой, Бартоломью, хромая, подошел к окну и облокотился о подоконник. Ему не хотелось стоять на месте, но сегодня утром он ходил слишком много и его нога не выдержит большей нагрузки.
— До нас постоянно доходили слухи о так называемых «душителях». О том, как они встречали на дороге путешественников, предлагали им помощь, а потом накидывали веревку на шею или закалывали под покровом ночи, избавлялись от трупов и исчезали с награбленным. Поскольку путешественники находились далеко от дома, проходили месяцы, прежде чем их родственники начинали бить тревогу. Но к тому времени уже не оставалось никаких следов. А вот в форте Уильямс почему-то решили считать слухи о «душителях» преувеличенными. Ведь если бандиты так свирепы и не оставляют свидетелей, то откуда все эти разговоры? Впрочем, было решено дважды в неделю отправлять на дороги патрули, чтобы успокоить пребывающих в страхе местных жителей. Довольно часто пенджабцы нанимали нас для охраны, когда отправлялись в Бомбей или Дели. Мы получали хорошие деньги за довольно легкую работу. К тому же это способствовало установлению дружеских отношений с местными жителями.
Однажды я получил приказ сопроводить в Дели Аади Зурабхи — старшего сына вождя местного племени. Мы с ним были одного возраста и быстро сдружились. Спустя десять дней мы нагнали группу монахов, тоже направлявшихся в столицу. Они сообщили о том, что слышали, будто «душители» орудуют неподалеку, и попросили нас взять их под свое крыло. — Толли пожал плечами. — Их было всего восемь человек, а нас вместе с людьми Аади — пятнадцать.
— Вполне логичное решение.
Бартоломью невесело улыбнулся:
— Я тоже так думал. Монахи оказались приятными спутниками. Старший группы питал пристрастие к табаку и постоянно рассказывал забавные истории. Его звали Парашара, как одного из индийских святых. Он мне очень понравился. Еще через три дня мы оказались в труднопроходимой местности, и мои разведчики время от времени выезжали вперед посмотреть, нет ли засады.
Бартоломью медленно перевел дыхание.
— Когда мы разбили лагерь, монахи стали говорить о каком-то небесном явлении, которое можно будет увидеть с наступлением темноты. Они пребывали в невероятном возбуждении и очень радовались тому, что на небе нет ни облачка. — Бартоломью бросил взгляд на внимающую его рассказу девушку, а потом вновь отвел глаза. — Знаешь, почему их так интересовало небо?
— Нет.
— Потому что они могли сидеть рядом с нами и указывать на него. Когда мы подняли головы вверх, они набросили нам на шеи удавки и начали душить. Мы сопротивлялись, как могли. А потом из кустов выскочили остальные. Очевидно, они следовали за нами и знали, где именно будет совершено нападение.
— Господи.
— Мне удалось вытащить из сапога нож, прежде чем бандит успел связать мои руки. Я зарезал его, а высвободившись, схватил пистолет и открыл стрельбу.
— Толли, — в ужасе выдохнула Тереза.
— Они значительно превосходили нас по численности. На каждого из моих людей приходилось по восемь-девять мерзавцев. У нас были пистолеты, но многие так и не успели ими воспользоваться. Я почувствовал, что ранен в бок. Потом на меня набросилось полдюжины человек, пытавшихся вновь свалить на землю. Часть нападавших принялись рыться в наших вещах, а остальные убивали моих людей. Я потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что меня тащат к старому заброшенному колодцу. Я видел, как туда сбросили всех моих людей, Аади и его подданных. Мне удалось как-то вывернуться, я выхватил у одного из бандитов винтовку и застрелил Парашару.
— Ты молодец.
— Мое благое деяние несколько запоздало. Я расправился с их предводителем, но кто-то всадил пулю в мою ногу. «Душители» просто озверели, ибо я сопротивлялся, как мог, прежде чем им все-таки удалось сбросить меня в колодец. Помню, каким долгим показалось мне падение. Я совсем не ушибся и только потом понял, что выжил лишь благодаря телам моих мертвых товарищей, смягчившим удар о дно. Обыскав их, я обнаружил еще один пистолет, три ножа, кремень и небольшую фляжку с водой. — Бартоломью на мгновение прикрыл глаза, но воспоминания оказались слишком болезненными. Он не стал описывать Терезе выражение глядящих на него мертвых глаз, сводящее с ума жужжание мух и зловоние, исходящее от разлагающихся тел. — Я не знаю, как долго лежал в колодце, но потом с помощью ножей мне удалось выбраться на поверхность. «Душители» думали, что я мертв, и не потрудились замести следы. Я украл пони, а выследить их не составило труда. Я помнил, что один из ящиков, что мы везли с собой, был набит взрывчаткой. — Бартоломью посмотрел в окно. — Не думаю, что кто-то выжил после взрыва. Кроме единственной лошади. Мне удалось забраться в седло. В дороге я снова потерял сознание, а когда пришел в себя, то обнаружил, что нахожусь в какой-то деревушке. Там меня и подобрал один из наших патрулей. Остальное тебе известно.
Бартоломью услышал, как Тереза встала с кресла. А мгновение спустя на его плечо легла ее рука.
— Посмотри на меня.
Бартоломью взглянул в устремленные на него серо-зеленые глаза.
— Собираешься сказать, что в случившемся не было моей вины? До меня доходили слухи, я знал, как опасно пускать в свой лагерь незнакомцев, но Парашара казался мне забавным. Я смеялся его шуткам. Делился с ним табаком и едой. Короче говоря, позволил ему и его людям присоединиться к нашему отряду. — И все же, несмотря на все это, Бартоломью казалось, что хуже всего было то, что он остался в живых.
Тереза поцеловала его. От Толли словно исходил яркий свет после многих месяцев беспросветного мрака. Прикосновения к Терезе были сродни радости, на которую он не имел больше права.
