Она схватила его за рукав.

— Ты будешь сегодня на суаре у Клементов? — спросила она.

Улыбнувшись, он подошел к двери.

— Разумеется.

— Его не видно? — Салливан натянул поводья своего черного коня Ахилла, брата брэмовского Титана.

Фин покачал головой.

— А что, если он прячется от нас?

— К сожалению, он знает Лондон лучше, чем мы оба, вместе взятые.

Остановившись посреди Хеймаркет-стрит, они решили, что план поисков мест, где мог бы находиться Брэм, не удался.

Выругавшись, Салливан круто развернул Ахилла.

— Я думаю, что самым неожиданным местом, куда он мог поехать, является Джонс-Хаус, — в раздумье сказал Финеас.

— К Левонзи? Никогда, скорее в аду пойдет снег. — Салливан снова огляделся по сторонам. — А впрочем, чем черт не шутит.

— Тогда показывай дорогу. Ведь у меня даже нет адреса.

Брэм сидел на бочонке позади конюшни герцога. Он жевал персик и перелистывал страницы книги по римской истории, которую утром одолжил у Огаста. Это обойдется ему в пять фунтов, но конюхи и грумы поклялись, что никому не скажут, где он скрывается, и прежде всего Левонзи. И Титан, щипавший в тени травку, казался весьма довольным.

Вероятно, не было ничего героического в том, чтобы прятаться от друзей, но он не придумал более надежного способа уберечь их от возможных неприятностей. Поразительно, как одно доброе дело безвозвратно изменило его понятия, всю его жизнь. Теперь ему хотелось, чтобы его друзья были невредимы, здоровы и счастливы. А для этого лучше всего держаться от них подальше.

— Ты должен мне фунт, — послышался за углом конюшни голос Фина.

— Его действительно нет в доме, — возразил низкий голос Салливана, — поэтому я не уверен, что ты выиграл пари.

Широко раскрыв от неожиданности глаза, Брэм захлопнул книгу.

— А вы, пара оболтусов, оказались умнее, чем я ожидал, — проворчал он, взяв другой персик. — Значит, вы нашли меня. А теперь уходите.

— Мы приехали повидать лорда Хейта, — сказал Салливан, подкатывая другой бочонок и усаживаясь на него. — Ты уже отдал деньги Абернети?

— Чертов болтун Огаст. Да. Я именно так и поступил.

— Ну и?..

— И что?

Фин прислонился к стволу дерева, росшего напротив.

— Хорошая сегодня погода. Подходящий для сына герцога день, чтобы быть арестованным за воровство, как ты думаешь, Салливан?

— Нет, ветер с востока слишком силен, — подхватил Салливан. — Более подходящий день для побега, скажем, в Шотландию, пока здесь не установится тишь да гладь.

— Гм… Может, ты и прав. Как ты думаешь, Брэм?

— Я думаю, что сегодня вечером я буду у Клементов танцевать с леди Розамундой Дэвис. А вы можете гулять где вам хочется.

— Значит, ты не сделаешь попытки избежать ареста? — Салливан поднял камень и швырнул его в сторону сада. — Ты же не оставлял себе ничего из того, что брал. Вряд ли это можно считать воровством.

— Дело не в этом.

— Тогда в чем, черт побери, это проклятое дело? — потребовал ответа Фин.

— Проклятое дело, Фин, в том, что я хочу очистить свое имя. Я убил в себе идиота, каким был без всякой на то причины. Меня за это казнят. Я хочу встретить палача с поднятой головой. И единственная причина, заставлявшая меня прятаться от вас обоих, состоит не в том, что я не хочу вас видеть, а совсем в другом. Я надеюсь еще раз увидеть Розамунду, потанцевать с ней, пока еще с Боу-стрит не пришли за мной. Вот так. Теперь я сентиментален и романтичен, и едва ли меня стоит спасать.

— Но если тебя арестуют, ты уже не сумеешь еще раз сделать предложение своей возлюбленной. Что же тебе остается? Последний танец и прощание навсегда?

Брэм вскочил.

— Что же я, по-твоему, должен предпринять, Салливан? — разозлился он. — Отрицать, что я совершал дурные поступки? Обвинить в этом кого-то другого? Я был негодяем. И обязан возместить содеянное.

— Это, разумеется, честно и благородно, — ответил таким же тоном Салливан, — но что мы получаем в итоге? Косгроув остается на свободе, и некому будет оберегать твою леди Роуз.

— Вы оба начнете заботиться о ней. — Брэм подошел к Титану, сунул ему кусок сахара в рот и сел в седло. — Окажите сами себе любезность. Сегодня ночью не выходите из дома.

Салливан и Фин переглянулись, провожая взглядом удалявшегося Брэма.

— Значит, с этой минуты мы охраняем леди Роуз, — проворчал Салливан.

С мрачной улыбкой Фин покачал головой:

— Он не так сказал. Он подчеркнул, что мы должны заботиться о ней. Что, как я понимаю, означает, что мы должны сделать все возможное, чтобы она была счастлива.

— Что ж, похоже, выбора у нас нет.

Роуз, затаив дыхание, ждала, пока отец с Джеймсом не вернулись в дом со всеми долговыми расписками, которые ее брат давал Косгроуву. Облачко дыма в камине гостиной и ее обязательства перед маркизом Косгроувом рассеялись. Она примостилась на краешке дивана. Невыразимая радость и облегчение были так велики, что она долго не могла окончательно прийти в себя. Роуз сидела, сохраняя холодное выражение лица и радуясь, что все позади. В эту минуту никто не мог знать того, что она заметила в это утро: ее месячные задержались.

Она не хотела думать об этом. Одно событие сразу же после другого — это было уж слишком. Потом она разберется, не ошибка ли это, удастся ли ей действительно изменить свою жизнь, или теперь на нее свалятся новые проблемы.

— Должна сказать, — заметила ее мать, когда они сжигали бумаги, — хотя и приятно было бы видеть тебя маркизой, Роуз, репутация лорда Косгроува заставляет желать много лучшего.

— И в самом деле, — согласился ее отец. — Этот парень просто безумен, и я очень надеюсь, что наши пути больше не пересекутся. — Он многозначительно посмотрел на Джеймса.

— Да, отец, — кивнул молодой виконт с необычным смирением.

Это было плохим признаком. Предчувствие грядущей беды усилилось.

— Джеймс, не поможешь ли мне достать в библиотеке с верхней полки книгу?

— Конечно.

— Роуз, ты опять не пристроена, — заявила леди Абернети. — Репутация синего чулка не улучшит твоих шансов.

— Да, мама. — Совершенно очевидно, что ее никогда не будут считать чем-то иным, кроме как предметом товарообмена. Она хотела предоставить своим родным возможность жить собственной жизнью, как они жили до появления Косгроува. Только пусть оставят ее в покое. Она изменилась. Безвозвратно.

Как только они с Джеймсом остались одни в библиотеке, она схватила его за руку:

— Расскажи мне, что произошло. Как все было? Он вырвал руку.

— Это был только бизнес. Тебе незачем слушать эту скучную чушь.

— Джеймс Элиот Дэвис, ты расскажешь мне…

— Черта с два, Роуз! Кинг был удивлен. Поражен. Как будто мы застали его со спущенными штанами. Я никогда еще не видел его таким растерянным. И он был недоволен. Очень.

— Но ты получил свои расписки? Он взял деньги? Брат глубоко вздохнул.

— Он потребовал объяснений, и отец рассказал ему, как мы получили в подарок деньги на уплату моего долга. Косгроув спросил, не стоял ли за этим Брэм. И еще он изрек загадочную фразу: мол, у Брэма были хорошие карты, но игру он проиграет. Я ничего не понял. По-моему, Брэм ничего не выиграл, давая нам деньги. — Он пристально посмотрел на нее: — Как ты считаешь?

— Да как ты смеешь так говорить?! Ведь это ты, Джеймс, устроил нам неприятности. А то, что я нравлюсь Брэму, не означает ничего, кроме того, что у него доброе сердце.

Джеймс коротко рассмеялся.

— Ты сказала «нравлюсь». Что это означает? Роуз невольно улыбнулась:

— Готовность помогать в трудный момент. Но Брэм еще и рискует. Больше, чем ты думаешь.

— Несколько недель назад ты собиралась разбить ему нос.

— За это время много воды утекло.

Ее улыбка угасла, и она серьезно посмотрела на младшего брата:

— Нам с тобой обоим предоставлен еще один шанс, Джеймс. Скажи мне честно — тебе хочется помчаться к Косгроуву и снова проиграть ему огромные деньги?