– Так ты женихом будешь? – обратилась Лида к озадаченному Юре.

– Я буду.

– Так пошто молчишь?

– Я не молчу. – Юра пожал плечами и стал подниматься с рюмкой в руках.

– Про любовь, – напомнила Лида.

– Так я про это. В общем, мы с Наташей давно друг друга знаем. Знаем и любим, да, Наташ?

Невеста, смотрящая на Юру внимательными глазами, кивнула. Гости, ожидающие продолжения, почему-то кивнули тоже.

– И я, – продолжал Юра, – уж точно, сделаю все, что в моих силах, чтобы вашей дочери жилось и хорошо, и небедно, и, в общем, счастливо. За мной, в общем, как за каменной стеной, и пусть слушается мужа, тогда все будет хорошо и даже еще лучше.

– Пусть слушается, правильно…да убоится жена мужа своего, – одобрительно загудели мужики, поднимая рюмки.

Андрейка, скосив глаза на жену, тоже буркнул:

– Правильно, Юр.

– Что-то водка горчит, – крикнул кто-то.

– Го-о-рько! – зычно скомандовала Лида.

Юра еще не успел сесть, Наташа встала и обвила руками плечи жениха. Объяснять про разницу помолвки со свадьбой было уже бесполезно, особенно Лиде.

Однако пришло время ставить шашлыки. Мужчины вышли из-за стола. Александр Семенович подавал шампуры, Юра клал их над углями, остальные, обступив их вкруг, закурили.

– Я вот свой трактор так сделал, такой тюнинг замыстарил, что хоть на свадьбу подавай, – ни к кому особенно не обращаясь, сказал Андрейка.

– В смысле? – спросил кто-то из мужиков.

– В таком смысле, что поставил новые сальники, сменил клапана, отрегулировал, что надо, такую мощь сделал, что гоняй, как на мотоцикле.

– Это как? У меня такой же трактор, я тоже клапана заменил, но не гонять же, – засомневался другой мужчина, постарше.

– А у меня – гонять можно, – развел руками Андрейка, как бы показывая всю непонятливость аудитории.

– Гонять – это с какой скоростью? – спросил Юра, положивший уже шампуры на стенки мангала и закуривая от сигареты тестя.

– Да хоть с какой. До ста километров в час, – не колеблясь, ответил Андрейка, делая ударение на первом «о».

– Сколько, сколько? – изумились мужики.

– Как глухие, честное слово. До ста, говорю.

– Прямо-таки сто? – переспросил Станислав.

– Да и больше выжму, если кураж найдет. – Андрейка был невозмутим, только в глазах прыгали веселенькие огоньки.

Пожилой механизатор тоже развел руками, но с другим значением – сами, мол, видите, заливает.

– А убористый твой трактор-то? – тоже с веселинкой поинтересовался Станислав.

– В каком смысле – убористый? – насторожился Андрейка.

– Ну, например, «Порш» набирает сто километров в час за три с чем-то секунды, а «Ламборджини» – вообще меньше чем за три, – пояснил Станислав.

Мужики посмотрели на Андрейку.

– Не… е… За три, понятное дело, не наберет, – покачал головой Андрейка.

– А за сколько наберет? – спросил Юра.

– Ну…

– Особливо если с куражом? – добавил пожилой.

Все заулыбались. Андрейка, ничуть не смущаясь, всерьез прикидывал.

– За минуту, пожалуй, смогет.

Мужики чуть не повалились на траву от хохота. Андрейка улыбался во весь рот, но стоял на своем:

– Зря ржете, как мерины, честное слово. Завтра хоть могём попробовать – за минуту разгонюсь. Ты, Юр, на своей «девятке», может, и не догонишь сразу-то.

Мужиков от смеха перегнуло так, что даже женщины примолкли за столом и глядели на них с подозрением – не о бабах ли говорят.

– Давайте сделаем «Формулу-11» – главный трек в Лотошине для тракторов, – сквозь смех предложил Станислав.

– Андрейка Шумахером будет, – добавил Юра, вытирая слезы рукавом.

Пожилой тракторист взял себя в руки и, изо всех сил стараясь говорить серьезно, спросил:

– Это по асфальту сотню выжмешь или по грунту?

– По шоссе, конечно. Сцепление лучше, да и колдобин нету. – Андрейка говорил и весело и как бы не в шутку. – Но, чтобы ровно, конечно, в смысле – не в гору.

Юра поворачивал шашлыки трясущимися от смеха руками, Станислав держался за живот, остальные просто рыдали.

– Ну я гарантирую, блин, – уверял Андрейка, – под гору, может, и больше выйдет.

Пожилой тракторист замахал руками, мол, все, верим, только ничего не говори больше, от смеха больно.

– А сам-то пробовал гонять, Шумахер? – собравшись с силами, спросил Станислав. – Скорость как замерял?

– По… ве… вет… ру, – чуть ли не икая, выдавил из себя Юра.

– Зачем по ветру? Ветер и так навстречу дуть может, кстати, понижая скорость. По секундомеру и столбам. Так и вышло – один километр за полминуты.

– Ка-а-ким столбам? – Пожилой тракторист уже давился смехом. – Телеграфным?

– Ну блин, Фомы неверующие, честное слово. По верстовым, знамо дело. Шел, как крейсер.

Станислав не выдержал, отошел к столу, налил из Андрейкиной бутылки чего-то красного и залпом выпил. Любаня вопросительно посмотрела на Станислава.

– Не, просто класс. Я так уже годами не расслаблялся, – сказал, отдуваясь, Станислав. – Веселый парень ваш Андрейка. Как ты тут, не скучала?

– Да уже начала немного. – Любаня чуть игриво улыбнулась.

Подошли, досмеиваясь, мужики, держа в руках шампуры – шашлык был готов. Андрейка сел за стол, Лида грозно посмотрела на него, но наливать не воспрепятствовала. Выпили за родителей, потом снова за «совет да любовь», потом за деток, резвящихся вокруг стола, потом Станислав предложил поднять рюмки за Родину, и это прозвучало не пафосно и не фальшиво, а в самый раз. Родина – это люди, а вокруг сидели такие простые и такие разные, но настоящие люди, что было ясно – Россия здесь. Может, даже наверняка не только здесь, а много где еще, но не в Москве, не на Рублевке, а именно здесь, на тесном участке при небольшом домике, где теснота не замечалась из-за какой-то другой, главной широты – той, что внутри. Выпили серьезно, с осознанием. Запелись песни. Начала Любовь Николаевна – Наташа была права, голос был у нее высокий, сильный, чистый. Бабы звонко подхватили, мужчины вступали не сразу, по одному.

Хазбулат у-у-да-лой, бе-дна са-а-кля тво-о-я, —

стройно и протяжно неслось над душами. Отпели, без перерыва пошло «Вот кто-то с горочки спустился», потом пошли песни все больше про женскую долю: «Виновата ли я», «Рябина кудрявая», «Ивушки». Мужчины стали понемногу собираться у не потухшего еще мангала. Андрейка, пока Лида не видела, прихватил желтую бутылку – там, как и в красной, была местная бормотуха, забористая донельзя.

– Хороший шашлычок вышел, – сказал, закуривая, пожилой тракторист.

– Это, Семен, Станислав замачивал, – отдал должное автору Александр Викторович.

– Молодец. Городской, а понимает. – Семен кивнул Станиславу.

Станиславу было приятно признание лотошинских мужиков.

– Мастерство не пропьешь.

– Это точно, – вступил Андрейка, – а вот, к примеру, ты пробовал пьяных лягушек?

Мужики насторожились – смеяться после сытного мяса было бы нелегко.

– Как во Франции, что ли? – переспросил Станислав.

– И почему пьяных? – удивился Юра.

– А ты сам пробовал? – начал с главного Семен.

– Я-то нет, а вот на Украине был случай – при Махно, – специально напаивали лягушек.

– Зачем? – спросили все чуть ли не хором.

– А журавлей так приманивали. Нестор-то Иваныч много золота пограбил, а когда красные его прижали, почитай, окружили, золото как-то спасать надо было. А золото в лесу схоронено, а вокруг красные – ну вот и придумал Махно золото через журавлей эвакуировать.

Мужчины переглянулись.

– Как это – через журавлей? – за всех спросил Станислав.

– Какие вы недогадливые, честное слово. Ну журавли же в лесу, на болоте гнездуются, так? И лягушками из этого болота питаются. Так вот махновцы ловили лягушек, бросали их в жбан с водкой, а потом отпускали. Они спиртовались и внутри и снаружи, ну а журавель такую лягушку слопает и закосеет. Потом, пока он, журавель то есть, пьяным валяется, к его лапе привязывали мешочек с золотом, ну так всю стаю подвязали, а потом они с махновским золотом на юг подались, а красные с носом остались. Только потом доедали лягушек, каких журавли не поймали, говорили, что вкусно так – оху…ть.