Наконец, появились первые старшие. Я не увидел их, а услышал — музыка доносилась за несколько десятков метров от поворота в рекреацию. Это было нечто вроде нашей школьной оранжереи, небольшой закуток, в котором в большом количестве располагались кадки с цветами и пальмами. Много цветов, издающих незнакомый мне аромат, невысокие чистые аккуратные деревья, аккуратные диванчики вдоль них… Все указывало на ухаживающие за этим добром заботливые женские ручки.

Их было пять человек. Они сидели на диванах, сдвинутых лицом друг к другу, и напряженно всматривались в фрактальную голограмму, которую выдает стандартный проигрыватель, если в воспроизводящийся файл не встроен собственный видеоряд. Конечно, лицезреть что-то кроме цветовых переходов и причудливых переливов они не могли, напряжение относилось к мелодии, звучащей из уютно расположившегося на коленях одной из них терминала. А точнее к тексту, который они пытались осознать и понять, как делал это я незадолго до попадания сюда. И пока у них, как и у меня, получалось не очень.

— Привет. — Одна из них увидела меня, подняла голову. Затем задумчиво улыбнулась, встала и подошла. Две ее подруги на мой приход отреагировали лишь поворотами головы и такими же задумчивыми улыбками, две же вообще не прореагировали — лишь глаза выдали, что они меня все-таки заметили. Ах да, девушка обратилась ко мне на чистом русском оккупированной зоны, и это сразу выбило из привычной колеи.

— Привет… — улыбнулся я в ответ. Тем временем терминал начал выдавать следующий куплет, и оставшаяся четверка полностью погрузилась в него, забыв о моем существовании:

Я не спрашиваю сколько у тебя денег Не спрашиваю сколько мужей Я вижу, ты боишься открытых окон И верхних этажей И если завтра начнется пожар…

— Грузитесь? — усмехнулся я.

Она не поняла.

— Грузитесь? Мозги загружаете? — пояснил я, как и она, на русском. Он у меня не такой чистый, как у нее, все-таки я вырос в Альфе, но она восприняла его с явным облегчением.

— Значит, правда, да?

— Что, правда?

— Ну… Что ты наш. Из нашего сектора.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять сказанное.

— Да. Самара. А вы откуда? — я обвел подбородком всех присутствующих.

Она рассмеялась.

— Да кто откуда. Настя и Маринка, вон, вообще с Марса. — Она принялась указывать на подруг. — Ира — Саратов. Я — Астрахань. Еще из Восточного есть девчонки, Королёва, Циолковского… И еще с Марса…Нас тут почти три десятка! И мы рады, что ты из наших… — ее голос заметно потеплел.

— Не то чтобы прямо из ваших… — начал было я, но она жестом остановила:

— Знаю, знаю. Много лет с родителями в столице прожил. Все нормально, не переживай. Ты все равно один из нас, несмотря ни на что. — Она подмигнула, ударила в плечо и протянула руку. — Жанна.

Затем скривилась, и пояснила:

— Не Ж у а н а, , и не Х у а н а,  а наше, родное, Ж а н н а . Иоанна.

Рука была протянута. Повинуясь интуиции я сначала пожал ее, выиграв несколько драгоценных секунд, и только потом до меня дошло, что надо говорить ЕЙ.

— Ваня. Иван. Иоанн. Но местные зовут Хуан. И вы зовите, не обижусь, я уже привык…

Я улыбнулся, что послужило сигналом, и через секунду мы с Жанной весело смеялись.

— Видишь, практически тезки!

— Да уж! Отойдем, практически тезка? — Она кивнула в сторону, и я последовал приглашению.

Мы вышли на "улицу" — в основной коридор, где музыка играла потише. Вокруг нас образовался вакуум, представители неполноправных ангелочков предпочитали обходить меня и тезку стороной, а других пока я здесь не видел. Но ажиотаж спадал на глазах, теперь они не бегали поглазеть на меня как такового. Я уже не мог претендовать на статую Иисуса, хотя на головные ворота Белого моста [2] пока еще мог.

— Мы держимся вместе, — пояснила Жанна. — Помогаем друг другу. Негласно. Если будут какие-то проблемы — говори. Чем можем — всегда поможем.

— Я думал, во краю угла у вас лояльность ее величеству. — Я усмехнулся. — А вы устраиваете внутренние группировки, в политику играетесь…

Она не повела и бровью.

— Мы все одинаково преданы ее величеству. И если что-то такое произойдет, все будем на одной стороне баррикады. Не передергивай. Просто… — Она замялась.

— Просто хоть у вас и нет антагонизма, как "снаружи", между "русскими" и "имперцами", — подсказал я, — но вы все равно помогаете друг другу. Так?

Она облегченно кивнула.

— Да. Но все в пределах устава. Если выкинешь что-то в разрезе с ним… — Она посмотрела ОЧЕНЬ выразительно.

— Все будет нормально, не переживай. — Я снова улыбнулся. — И за наших тоже… Того… Порву!

Последний аргумент ее убедил. Поболтав еще о том и о сем, уведя все вопросы в железные аргументы "секретно" и "не положено", я побрел дальше. На душе скребли кошки.

Я привлек на свою сторону еще одну группу лиц, этническую русскоязычную, принявшую меня за своего. Но…

…Но мне пришлось соврать им, выдать себя за выходца из русского сектора. А врать — нехорошо, особенно здесь. Ведь как я для себя выяснил, на самом деле таковым я не являюсь.

* * *

Я таки понял, что такое есть этот "кубрик". Может проектировщик этого места в эпоху королевы Аделлины и имел что-то общее с флотом, а может к нему имела отношение тогдашняя глава корпуса, но через столетие привитые тогда термины изменились до неузнаваемости. Если на настоящем корабле кубрик — помещение для команды, то здесь это развлекательный центр. Но центр, внушающий уважение.

Тут было все, что только можно пожелать. Начиная от электронных терминалов (правда, как мне потом объяснили, без выхода в сети по соображениям безопасности и потому вечно пустыми), живых настоящих библиотек с бумажными (!) книгами, всяких залов для игр, вроде шахмат, всевозможных оранжерей, засаженных всем, чем только можно, и кончая большим помещением с автоматическим баром, где дают халявную выпивку, бесплатно. Поправка, не совсем бесплатно, деньги за нее все-таки снимают, но только через браслетный чип с грядущего жалования, и только за дорогие или алкогольные напитки. Да и те выдаются по чипу только лицам, официально находящимся на выходном. Легкие и безалкогольные же напитки тут можно брать в неограниченном количестве, совершенно за так. Вот это и есть кубрик в местном понимании.

Народу, вопреки заверениям девочек на вахте, тут было не много; я брел по почти пустым коридорам и заглядывал в почти пустые же помещения. Но по размышлению пришел к выводу, что все в мире относительно — при общей численности бойцов в триста винтовок, тех, чья очередь отдыхать, не может быть больше сотни. Это на гражданке в охране смены сутки через двое-трое, здесь же, скорее всего, наоборот. А сейчас "свободных", скорее всего, еще меньше, ведь объявлено усиление. Но для них, за годы привыкших к такой численности, это наверняка "полно", даже за вычетом тех, кто сидит или спит в каютах. Ведь по крайней мере, все они находятся на базе, а не в городе.

Учитывая, что браслет показывал одиннадцать вечера по Каракасу, все, кто не спал, сидели здесь Но не по библиотекам и игровым в шахматы, а в той самой зале, где напитки. Несколько столов, несколько диванов, и три-четыре группы девочек разных возрастов, кучкующихся друг с другом. Была здесь и "зелень", и тоже кучковалась отдельно, в стороне. В воздухе явственно попахивало табачным дымом, а в центре помещения стоял большой стол, где компания из шести человек играла в карты. Нет, по последующим наблюдениям я понял, что играют минимум три компании из пяти наблюдаемых, но этот стол являлся как бы нейтральной территорией, где играть могли представители разных групп, возрастов и сообществ кубрика, место за котором надо было заслужить.