– У него даже хватило наглости назвать свои требования «умеренными». Однако император, даром что к его горлу приставили нож, не согласился на этот торг. Теперь француз воздерживается от того, чтобы враждовать с императором. Думаете, совесть заела? О нет! Просто он сделал важный стратегический выбор: ждет, когда у Вены иссякнут силы. Тогда уж ему никто не указ. В конце августа поговаривали, будто французские войска снова готовы выступить против Нидерланд.
О, если бы только Бреноцци мог видеть в эту минуту мое лицо, написанные на нем мрачные мысли, вызванные его рассуждениями! Подслушивая этот разговор, я весь пылал от негодования: государь, на службе которого состоял Атто Мелани, был поистине ужасен! К чему отрицать – я привязался к аббату и, видя как его положительные, так и отрицательные стороны, тем не менее не отказался рассматривать его в качестве своего наставника. И вот опять, идя на поводу своего желания побольше разузнать, быть в курсе всего, я помимо воли столкнулся с фактами, о которых предпочел бы ничего не знать.
– Это еще что, – зашипел Бреноции, – а слыхали ли новость? Отныне турки взяли под свою защиту торговый флот Франции, так что пираты им не помеха. Таким образом, и Левантийская торговля перешла к французам.
– А что получили за это турки? – спросил Стилоне.
– Да так, самую малость, – зло рассмеялся Бреноцци, – разве что… победу над Веной.
Стоило жителям Вены забаррикадироваться в городе, турки бросились рыть подкопы под стены города, затем подвели туда мины и пробили бреши. А ведь это техника, которой в совершенстве владели французские инженеры и фейерверкеры.
– Словом, вы хотите сказать, что французы снюхались с турками, – подвел итог Приазо.
– Это не я хочу, таково мнение всех знатоков военного дела христианского лагеря в Вене. Солдаты французского короля обучались искусству подкопов у двух венецианцев состоящих на службе Республики. Это было во время обороны Кандии. Далее сей секрет достиг ушей Вобана[105], военного инженера, который кое-что усовершенствовал: горизонтально расположенные траншеи позволяли войскам перемещаться из одной точки в другую, а вертикально расположенные траншеи – доставлять мины и боеприпасы. Действует безотказно: стоит пробить брешь, путь в осажденный город открыт. Теперь этому обучены и турки под Веной. Спрашивается, случайное ли это совпадение?
– Говорите тише, аббат Мелани не дремлет, – предостерег его Приазо.
– Ах да, этот французский шпион, такой же аббат, как и граф Донхофф. Вы правы, прервем на этом нашу беседу.
Они попрощались и отошли от окон.
И в другой раз образ Атто заволокло туманом. Что означало последнее замечание, сделанное в его адрес, где он сравнивался с каким-то незнакомым мне лицом? Закрывая окно, я вспомнил о невежестве Мелани в области всего связанного со Священным Писанием. «Какой же он, право, аббат?» – как-то само собой подумалось и мне.
– Гитара, кот и соль, – со смешком выговорила Клоридия. – У нас есть нечто понадежнее, чем в прошлый раз. Хлопоча на кухне, я только о том и думал, как бы еще раз повидать ее. Новые тяжкие подозрения, зародившиеся у меня Под влиянием слов Бреноцци относительно аббата Мелани, требовали, конечно же, выяснения отношений, что могло иметь место лишь ночью, когда он постучится ко мне. Я разнес пищу по комнатам, ловко улизнув от тех, кто пытался под различными предлогами удержать меня (Робледа и Девизе). Потребность еще раз поболтать с красоткой Клоридией была столь настоятельна, что я и не думал ей перечить. В качестве же предлога у меня был мой необычный сон, кстати сказать, второй с тех пор, как «Оруженосец» закрылся на карантин.
– Начнем с рассыпанной соли. Предупреждаю, знак этот недобрый, означает убийство или противодействие намерениям, – проговорила Клоридия и с интересом взглянула на меня.
Думаю, на моем лице были написаны обманутые надежды.
– Однако каждый случай требует отдельного рассмотрения, поскольку такое значение может относиться не только к тому, кто видел сон. В данном случае это могло бы касаться Девизе.
– А гитара?
– Большая печаль либо труд без признания. Как у крестьянина, что весь свой век гнет спину, а удовлетворения никакого. Или как у превосходного художника, архитектора, музыканта, чьи творения остаются в безвестности. Словом, гитара – к меланхолии.
Я поник головой: в моем сне было два плохих знака. А Клоридия между тем приступила к разъяснению третьего:
– Ну кот – это проще простого: прелюбодеяние и сластолюбие.
– Но у меня нет супруги.
– Для сластолюбия вовсе не обязательно состоять в браке, – молвила Клоридия, с хитрым видом накручивая прядь волос на палец. – Что до прелюбодеяния – каждый знак должен быть внимательно рассмотрен и взвешен.
– Но как? Я не женат! Я холост, и все тут!
– Ты ровным счетом ничего не знаешь! – пожурила она меня. – А ведь сны можно истолковывать диаметрально противоположным образом, как в положительном, так и отрицательном смысле.
– Стало быть, в отношении одного и того же сна можно утверждать как одно, так и другое? – удивился я.
– Ты так думаешь? – вопросила она, двумя руками отбрасывая назад свои волосы и вслед за этим широким жестом выставляя вперед свои округлые и твердые груди.
После чего присела на табурет. Я остался стоять.
– Сделай одолжение, – проговорила тут она, развязывая бархатную ленту, украшенную камелией, которую носила на шее, – завяжи ее покрепче, самой мне не справиться. Спусти ее чуть ниже, но не слишком. О, не так рьяно. Моя кожа такая чувствительная.
Словно для того чтобы облегчить мне задачу, она развела руки в стороны, выставив на обозрение свою грудь, в сотни раз более цветущую, чем лужайки у Квиринальского дворца, и в тысячу раз более совершенную, чем свод собора Святого Петра.
Подметив, что цвет моего лица при виде этого неожиданного зрелища изменился, Клоридия предпочла не отвечать на мое возражение. И пока я сражался с лентой, вела себя так, словно ровным счетом ничего не происходило.
– Иные толкователи снов считают, что видения, предвосхищающие восход солнца, имеют отношение к грядущему, протекающие одновременно с восходом – к настоящему, а следующие за восходом – к былому. Сны более вещие летом, зимой и на восходе, чем осенью, весной и в любое другое время суток. Кое-кто утверждает, что сны на Рождество и Благовещение предсказывают долгосрочные и надежные события, а те, что снятся на праздники, чья дата год от года меняется (такие, как Пасха), означают нечто переменчивое, на что не стоит возлагать больших надежд. Есть и такие, кто… Ай, нет, так не годится, слишком туго. Да у тебя руки дрожат, – с лукавой улыбкой заметила она.
– Да я, почитай, закончил, я не хотел…
– Не волнуйся, мы не спешим, – подмигнула она мне, видя, что мне никак не справиться с ее поручением. – Так вот, есть такие, кто утверждает: якобы в Бактрии есть камень Эвметрис, который, если положить его на голову во время сна, превращают сны в надежные предсказания. Кое-кто использует пахучие и жидкие составы: ароматы мандрагоры, мирта, вербеновую воду, лавровый лист, измельченный и приложенный к затылку. Кто-то рекомендует кошачьи мозги вперемешку с пометом летучих мышей, выдержанным в красной коже, или фиги, нашпигованные голубиным пометом и коралловой мукой. Поверь мне, все эти рекомендации весьма действенны…
И тут вдруг она схватила меня за руки и задорно заглянула мне в глаза. Ленту я так и не завязал; мои пальцы, неловко запутавшиеся в ней, были ледяными, а пальцы Клоридии – огненными. Лента скользнула за корсаж и пропала из виду. Предстояло как-то достать ее.
– Словом, важно научиться видеть ясные, надежные, правдивые сны, а уж разгадать их – дело нехитрое. Если снится, что ты уже не женат, это может означать прямо противоположное: скоро женишься. Или же: не женат и дело с концом. Понял?
– Нельзя ли разгадать, какой из смыслов – прямой или противоположный – подразумевается в моем случае? – тоненьким дискантом выдавил я из себя, чувствуя, как пылают мои щеки.