— Почему жаль? — спросил Лабух. — Пусть бы себе ходил.

— Так откуда, ты думаешь, металлисты пошли? — Бей-Болт испытующе посмотрел на Лабуха. — От тех полосатых, которым удалось-таки сбежать, вот откуда. Ну слушай, что дальше было. Потом приехали военные. Приехали, обжились, комендатуру открыли, плац оборудовали, травку-муравку покрасили — все чин-чинарем. Утром развод, вечером похмелка. И только после военных стали привозить сотрудников. Сначала, Ясная Плавь, привезли физиков. Построили их на плацу, к ним какой-то генерал вышел, долго распинался, наверное, задачу объяснял. Ну, и закипела работа. Точнее, не закипела, а так, забулькала потихоньку. Видно, не заладилось у них что-то, потому что, как мне дед рассказывал, этих физиков каждый день на плацу дрючили, по сто раз отжиматься заставляли, подтягиваться на перекладине и все такое. А где ему отжаться, этому физику, у него же голова перетягивает...

— Ну и что, физики тоже в бега ударились? — поинтересовался Чапа.

— Никуда они не ударились. Ученые — они такие, они от работы не бегают. Им проблему подавай, и пока они ее не решат, никуда не побегут. Да и здоровья у них не хватило бы, чтобы от охраны сбежать. Порода не та.

Потом стали лириков привозить. Ну, потеха была, я вам доложу! Ясная Плавь! Лирики, они же никакой дисциплины не признавали, да и женщин среди них много было. А ведь физики, охрана, ну и военные, конечно, они ведь все-таки мужики. Их же никто не кастрировал, приказа, видать, не было. В общем, начался форменный бардак. Но в тогдашнем руководстве нашлись-таки умные головы, сообразили, что так дело не пойдет, и живенько прислали сюда женский вспомогательный батальон и еще дополнительно комплект вертухаек. Вот тогда дело и пошло на лад. Физики с лириками, военные с вспомогашками, вертухаи с вертухайками, в общем — порядок. Случалась, конечно, путаница, но как без нее? Заработал «ящик».

Что они в этом «ящике» делали, никто толком не знал. А потом и вовсе про них забыли. Пару раз музпехи приезжали, да охрана их шуганула, а остальных хряпы оприходовали.

— А причем здесь Гнилая Свалка? — спросил простодушный Чапа.

— Так когда этот самый «ящик» раскочегарился как следует, из него всякие ядовитые сопли дуром полезли. И все в речку. Рыба, конечно, передохла, а та, что осталась, уже на рыбу стала непохожа. Потом зверушки всякие из «ящика» выползать начали, и тоже в речку. Зверушки ведь не филирики, их работой в неволе не удержишь. Так вот хряпы и появились. Да что там хряпы, в Гнилой Свалке водятся твари и пострашнее, только тот, кто с ними встречался, уже никому ничего не расскажет. Такие дела, Ясная Плавь.

— Ну что, мы, пожалуй, пойдем. — Лабух поднялся. — Спасибо за компанию. А скажи-ка, вот вы верите в Ясную Плавь и Вечную Ржавь, а действительность у вас как называется? Та, что между Плавью и Ржавью?

— Бытовая Коррозия, как же еще, — засмеялся металлист. — Так сказать, ржавеем понемногу. От плави и до плави.

— Ну ладно, с Богом! — уже серьезно сказал Ржавый. — Ступайте по вешкам, а в случае чего, мы вас огоньком с берега поддержим. Ну а не повезет... — он замялся, — мы ваши имена на Ржавом Члене выбьем, чтобы, значит, помнили и в Ясной Плави вас как надо встретили.

Трое боевых музыкантов спустились с глинистого обрыва, нашли место, где начинался длинный ряд воткнутых в бурую жижу стальных труб с изъеденными до дыр основаниями, служивших вешками, и ступили на зыбкую, остро пахнущую медициной, поверхность Гнилой Свалки. По вешкам идти было если не легко, то, по крайней мере, терпимо. Справа и слева то и дело попадались какие-то страховидные металлические конструкции, которые иногда начинали шевелиться и поворачиваться, выставляя наружу то один, то другой изглоданный коррозией бок. Некоторые вешки оказались снабжены металлическими скобами. По ним можно было забраться наверх в случае опасности. Наверху таких вешек-вышек имелись небольшие площадки. На одной из таких вешек-вышек Лабух различил вцепившиеся в металлический поручень кожаные перчатки.

— Что-то хряпов не видно, — озабоченно сказал Чапа. — Так ведь запросто можно и без шкуры остаться.

— Смотри, накаркаешь, — недовольно отозвался Мышонок. — Шкуру на барабане всегда сменить можно, а вот собственная — одна-единственная. Мне, например, дорога моя шкура, к тому же она почти новая. Правда, Лабух?

Лабух промолчал. Откуда-то сбоку донеслось частое хлюпанье, словно кто-то аплодировал, опустив кончики пальцев в кастрюлю с киселем. Потом из-за полузатонувшей в бурой жиже цилиндрической конструкции, похожей на металлическую силосную башню, выскочило странное существо. Чапа таки накаркал!

Больше всего хряп походил на музпеха в костюме высшей защиты, только с хвостом. И еще, никакой музпех не умел бегать по ядовитой трясине так быстро, что ступни просто не успевали провалиться в жижу. Хряп радостно мчался, выпятив вперед блестящее бронированное пузо и смешно вихляя задом — ни дать ни взять чудаковатый дядюшка, встречающий на вокзале любимых и долгожданных родственников.

«В ноздри, — подумал Лабух, выпуская очередь за очередью в голову существа, — Джагг знает, где у него ноздри, может быть, на макушке?»

Вокруг хряпа взлетали фонтаны грязи. Металлисты, понял Лабух, еще не услышав выстрелы. Потом металлисты перенесли огонь и вспороли разрывами гнойное тело свалки прямо перед хряпом. Хряп на секунду затормозил. Этого оказалась достаточно, чтобы трясина схватила его за ступни и потянула к себе. Тварь мгновенно встала на четвереньки, увеличивая площадь опоры, но в это время в плоскую морду, украшенную бронированными пузырями глаз, бухнул «Хоффнер» Мышонка, заряженный бронебойными пулями.

Хряпа отбросило назад, но он ловко извернулся, непонятно каким образом оказавшись вновь стоящим на задних лапах, и прыгнул. «Где же у него ноздри? — думал Лабух, штрихуя голову твари судорожными очередями. — Может быть, на затылке?» И тут длинная дымная полоса прочертила воздух над головой и ударила в хряпа. Грохнуло, в воздух взлетели ошметки грязи. Когда дым от взрыва рассеялся, у подножья вешки лежала плоская уродливая голова с разбитым полушарием глаза и верхняя часть туловища, из которой свисали какие-то лохмотья.

Теперь Лабух понял, зачем Бей-Болту противотанковый гранатомет в бас-гитаре. Мысленно поблагодарив металлистов и дав слово как-нибудь непременно потренироваться вместе с ними, а также пожертвовать что-нибудь полезное Ясной Плави, если, конечно, отсюда удастся выбраться, Лабух оглядел свою команду. Все были живы.

Мышонок невозмутимо перезаряжал «Хоффнер». Чапа присел на корточки и внимательно рассматривал то, что осталось от хряпа. Насмотревшись, он встал, поправил перевязь так и не пущенной в дело установки и горестно вздохнул:

— Ну, и с чего здесь шкуру снимать? Ничего же не осталось! Это надо же, как бабахнуло! Так клочья и полетели.

— Радуйся, что жив остался. — Мышонок привычно подергал серьгу. — А кожу на барабаны тебе так и так придется покупать у металлистов. Интересно, как они охотятся на этих тварей? Бей-Болт рассказывал, что будто бы на живца ловят. Что-то не верится.

— В следующий, Чапа, раз просись в команду. На роль живца, — сказал Лабух. — В процессе все поймешь и узнаешь. Только нам рассказать не сможешь. Ну что, хватит топтаться на месте, пошли дальше!

И они пошли дальше.

Тропа через Гнилую Свалку была проложена не абы как, а с умом. Справа и слева оставалось широкое пространство, так что бегущего хря'па можно было заметить издалека. Заметить и приготовиться. От основных вешек отходили боковые ответвления, обозначенные вешками помельче. Ряды вешек уходили за нагромождения мусора, кто ходил этими тропками и зачем — можно было только гадать.

Когда противоположный берег приблизился настолько, что можно было разглядеть отдельные листья на перекрученных, измененных Гнилой Свалкой деревьях, на них напал второй хряп.

Музыканты увидели его издалека. Он бежал по поверхности Гнилой Свалки, легко перепрыгивая через мелкие кучи мусора, поверхность чмокала, жижа в следах словно бы взрывалась, выбрасывая невысокие желтоватые столбы тяжелых брызг, так что казалось, кто-то издалека бьет по хряпу из пулемета, но забывает про упреждение, и все пули ложатся позади.