Низкий поклон всем!

Главному режиссеру т. Аll Ахову, замутившему всю эту Игру, великому и великолепному Иссык-Кулю, могучим горам, таинственной Луне, неожиданному Папе, Курманчику – Каракольскому Капитонычу, Мастеру и Чудику, просветленному раздолбаю, серому кардиналу и обломщику. А также Маринке – нашему чудесному организатору семинара и феста, притихшей Ленуське, сестричкам-хомячкам, зажулькавшим все и вся, что подворачивалось под их ласковые лапки, Последнему из могикан-Волку-Алихану-Телекхану – моему папашке-дервишу, едва не свернувшему мне шею от бешеной любви. Траве Иссык-Куля, генерал-лейтенанту Марусичу, голубой бездне, громадному сияющему и крутящемуся колесу Млечного Пути, которое унесло меня (после первого же вечера зикров, пока все обнимались) в нечеловеческую полосу восприятия, минут на 40, с полной потерей Матрицы. Утесу-космодрому, сияющим, как солнца, глазищам всей честной компании на бесшабашных и тончайших дневных танцах в кинотеатре «Колизей». Запаху полыни, зарослям дикой облепихи, многозвездочному курорту «Земля», неутомимому Ильгизарчику и его бубну, диску «Сердечная медитация», чудесной кухне в лагере Генсека, бесстрашной Танюшке Ноунейм (изумительно написала!), очаровательной Томской Троице ведьмочек, Мастеру Лукьянову, задорному зеленоглазому Оксанчику, настоящему одесситу Саньку-Шурику – неуемному богатырю, Арманчику, с его неповторимой уморительной широченной улыбкой просветленного, Карандашику (как прозвали сестрички Самдарши), с его бородой Карла Маркса, белыми одеждами, степенной походкой, скользящими глазками и с озорной улыбочкой ребенка. Тихой Эдельфее, красноягодной эфедре, лестнице в Небо из 371-й ступеньки, тополькам на пляже, что пронзали нас с Папой неистовыми струями своих соков-энергий. Мусорному баку, объятия с которым вызвали у нас сатори. Горной деревушке просветленных, трактору, Фольксвагену-Транс-портеру, эзотерическому коктейлю «бензин-солярка». Несгибаемо-медитативным участникам двухчасового циркового шоу на автозаправке, с детским любопытством заглядывавшим в заглохший двигатель «Фолькса». Еврогостинице в Караколе, тамошнему Эдему с райскими яблочками, магазину детских игрушек, рощице из колючих деревцев, юртам и вкуснейшему каймаку (домашней сметане), белому креслицу Карандашика, на котором мне довелось повосседать в нарушение субординации, Дому, золотому песку Иссык-Куля, Нулю и Тишине, легендарному Трезубцу и костру, снопами вспыхивающему от твоего дикого танца, Юрику – душе компании, Светику, пыльной дороге, арбузикам и торпедам, пиалушкам и орлиному перу из деревяшки, воткнутому Папой сперва в гриву вождя, а потом в свой зад, бесконечной лунной дорожке, Блистающим Мирам и лепешке сухого коровьего навоза, что я преподнес Папе для поклонения на утренней йоге после памятной ночи. Бешено крутящейся «Шестеренке» танцоров, летящих среди без умия, вокруг которой мы с неотразимой «Синей Панамкой» неслись вскачь, спелым абрикосикам, что народ обдирал, стоя на лавочке возле нашего корпуса. Стебу до коликов в животе, сердцу, бездонному и плавящемуся, волнами сладчайшей мучительной боли набухавшему и расширявшемуся в ничто от «Шри Рам Джей Рам» Рассела Пола и его сестренки. Киргизскому горному меду – концентрату праны, грандиозной панораме, снежным шапкам, красноватым скалам, фантастическим закатам, радуге и облакам, заброшенному кинотеатру, кабальеро Максу, эстетке Жанне из Бишкека, Претти Ом, беседке на краю космодрома, «непрошибаемому» Тривику и его ноутбуку, пышным клумбам, жаркому солнцу и ночному холодку, пыльному коврику, комплексу Героя и позе Шивы, Майе – тончайшей пленке восприятия и замершему на целую вечность призрачному окружающему миру во время йоги в кинотеатре, зефиру «Шармэль» и чаю «Лотус Бриз», балкончику на «Утесе» и ароматной сигаретке. Нечеловеческому ночному заговору, пронизывавшему меня дрожащими нитями, что шелестели голосами сестричек в тоннеле торчков, в конце которого светились едва узнаваемые лица и фигуры Соньки и Ольки. Невозможно пламенному, взрывающему пространство-время, звенящему гиперэкстазом гимну «Суб-бан Аллахи-и!!! Альхам Дулилахи-и-и-ии!!!», тихому и глубочайшему танцу под Луной и с Луной, узору из поглаживаний наших десяти рук, растворяющему тело Изильгарчика…

И всем остальным.

Махаббат [1] … З-зар-раза!

Тай

…Вы вернулись… А было ощущение и, наверное, внутренняя готовность, что после Нуля смотаетесь из общего обозрения. Видите, как притихла обожающая публика, почти готовая к расставанию? Ждали. Счастливы опять встретить!

Фея…

Да, Тай права. Спасибо, что вернулись… Мы вас ждали…

Папа

Да уж, Борода здорово набросал августовские тезисы, из которых можно развернуть целую книгу.

А танцы с рэпом «Ищите новые игрушки»! А танцы в третий день под сердечную медитацию Карунеша! Сначала я танцевал с Сонькой из внутренней тишины, из глубины сердца. Да это был не я! А кто? Затем танцевал с Луной, деревьями. А как танцевали с Бородой!

Луна, Луна, Луна! Спасибо Курманбеку! Вдыхаешь от Луны, принимаешь поток, задержка, а выдох – по лунной дорожке, по которой с разгону взлетаешь в неведомую бездну, аж дух захватывает! Небольшое преимущество северного берега (и полуострова у Покровки) в том, что там видна лунная дорожка. Для меня это символ просветления.

А как делали поклонение Луне на берегу в полнолуние! Луна на ладошке, переворачиваем ладонь и поглаживаем Богиню Ночи из самой глубины сердца. В ответ Царица Ночи осыпает тебя серебряным дождем! Как будто специально готовились последние полгода к этой ночи, постоянно совершенствуя «Поклонение Луне».

Сестрички и Курманбек в один голос говорили, что во время выполнения этого танца силы мы на несколько метров переместились на лунную дорожку! Вполне, может быть, потому как не смогли бы мы ответить на вопрос: «Где вы были во время выполнения комплекса?» Ответ мог быть только один: «Мы танцевали с Луной в нигде!»

В полнолуние был праздник – мини-выпускной бал, поскольку заканчивала свою работу тренинговая группа. Курманбек подбил нас зажигать тусовку, притащив какой-то корень, напоминавший трезубец – три рога, расположенных по кругу. Я моментально нахлобучил рога на голову и стал исполнять шаманский танец. Перевоплощение в шамана было полным. В этом состоянии я рванул к костру, вокруг которого отплясывала ошовская тусовка. Это надо было видеть. Я являлся камлающим шаманом (стучал Ильгизар). Такой танец бывает только раз в жизни. (А как до этого стучал Илюха! А с каким азартом я колошматил в этот бубен по дороге!)

Потом рогатый трезубец подхватил Борода, потом он пошел по кругу. Каждый выскакивал в круг с неистовым танцем. Это было представление для Карандашика, который в своем белом халате и киргизском колпаке (не знаю, как называется) напоминал то ли Деда Мороза, то ли Доктора Айболита. Я подбивал Соньку начать прыгать через костер, как Снегурочка. Но она засмущалась. Вскоре кто-то уже кричал: «Снегурочка! Снегурочка!» И прыжки начались. Мы только забрасывали что-то, как все подхватывали. И прыжки с ритмичным дыханием, и «Просто Прет!». Как на следующий день заметил Курман, нам не хватило финальной точки: нужно было вручить трезубец Деду Морозу.

Наконец народ потребовал зикров. Вокруг костра мы не помещались. Тогда мы с Бородой подбежали к Самдарши и взялись за раскладной стульчик, на котором он сидел. Карандашик не удивился, только спросил: «Мне встать?» Мы ответили: «Не надо», – и отнесли его в сторонку. Тут же замутили зикр. Оказывается, Доктор Айболит их никогда не видел и был несколько озадачен, все время крутил головой в нашу сторону…

Ой, да что это я расщедрился?! Да не могу остановиться!

Еще кусочек. На следующий день перед закатом созерцали озеро. Такого Иссык-Куля мы еще не видели. Песчаный берег резко обрывался, и уже в двух-трех метрах было с головой. Короче, голубая бездна. Вдоль берега волны играли в догонялки. Едва заметная рябь колыхала почти неподвижную сине-голубую поверхность озера. Ум успокоился, он был словно гигантское озеро, по поверхности которого пробегала едва заметная рябь. Фантастический отлет и тотальное присутствие! Озеро приподнялось, взлетело, на нем играли солнечные блики…