— У меня есть деньги, если это то, что тебе нужно, — сказал Ориоль.
— Не нужно мне твоих денег. — Артур сделал вид, что его унизили. — Не понимаешь? Это станет самым сенсационным открытием века в области средневекового искусства. Кроме того, хищение — не мой метод ведения дел.
— А убивать — ваш? — возмутилась я. — Странно, что сначала вы показались мне привлекательным. Но эта самовлюбленность, чванливость…
— Сожалею, милая, но порой это неотъемлемая часть товарного лота.
— Артур, наверняка есть какое-то другое решение, — заметил Ориоль. — Возьми все, что хочешь, удерживай нас где-нибудь, пока здесь ничего не останется. Никто не знает ни о существовании крипты, ни о том, что в ней находится, поэтому никто ни в чем не обвинит тебя. Мы же клянемся, что ни о чем и словом не обмолвимся. Бери все.
Антиквар поднял голову, притворившись, что обдумывает предложение.
— Очень жаль, действительно жаль. Не из-за тебя, а из-за нее. Но как только ваш страх рассеется, вы сразу же донесете на меня. Мне не удастся воспользоваться этими произведениями искусства. И дело не только в деньгах. Лучшие произведения я оставлю себе, чтобы любоваться ими. Я буду получать наслаждение оттого, что владею этими вещами.
Артур говорил тихо; казалось, все испытывали почтение к храму.
Смерть. Он собирался убить нас. Я начала бы умолять его, если бы не была уверена, что это нам не поможет. Но я чувствовала благодарность к Ориолю за то, что он такую попытку сделал. Мне хотелось верить, что он сделал это больше из-за меня, чем из-за себя. Может, я и сказала бы что-нибудь, если бы мне пришло на ум что-то разумное, но ужас уже объял меня, и я в панике смотрела на мрачное отверстие, ведущее в катакомбу.
— Увы, у меня нет больше времени на разговоры. Будьте любезны спуститься вниз. Если вы не устроите сцены, никому не придется страдать понапрасну.
А я-то думала, что меня опустят туда уже мертвой! Я поискала руку Ориоля, и он крепко сжал ее. Мне всегда нравилась его рука, большая и теплая. Но сейчас она была почти такая же холодная, как моя. Я понимала: нужно что-то делать. Умирать просто так не стоит.
— Спускаться мы не станем. — Голос Ориоля звучал твердо и напряженно.
— Пойми меня, Бонаплата, — заявил Артур, словно сожалея о несговорчивости Ориоля. — Это только из-за того, чтобы не осквернять церкви.
Деваться больше некуда, — сказала я себе, оценив обстановку. Очень испуганная, я не видела никакого выхода. Фонари образовали вокруг нас прямоугольник света, и он перемещался по мере того, как головорезы высвечивали предметы интерьера. А на наши лица падал свет фонаря Артура.
Наверное, антиквар хочет, чтобы мы спустились с его подручными: ему неприятно присутствовать при нашем убийстве. Возможно, у него еще сохранились крупицы совести…
Но в тот момент, когда, как мне казалось, Артур прикажет убить нас прямо на месте, послышался крик со стороны нефа. Кричал один из головорезов. На него направили свет фонарей, и они высветили страшную картину. Не бросив ни фонаря, ни револьвера, он пытался оказать сопротивление человеку, который схватил его сзади за горло. Сверкнуло стальное лезвие, и из его шеи хлынула кровь. Револьверный выстрел прогремел в замкнутом пространстве подобно разрыву бомбы. Этот тип стрелял не целясь, в пустоту, в смерть, витавшую у него над головой. Я узнала нападавшего, его седые коротко подстриженные волосы и сумасшедший блеск в глазах. Арнау д’Эстопинья только что перерезал горло наемному убийце, и тот рухнул на пол, истекая кровью. Бог мой! Арнау обезглавливает людей так, как я видела это во сне. Но для раздумий времени было мало; двое других головорезов начали стрелять в старика. Ориоль, выпустив мою руку, набросился на одного из головорезов и попытался выхватить у него оружие. Артур что-то искал в своей куртке. Наверное, пистолет. Не раздумывая, я ударила его между ног. Бац! Точно так же, как на Табарке. Артур взвыл. Между тем Арнау попытался схватить пистолет своей жертвы, но упал, сраженный пулями. Ориоль вцепился в пистолет своего врага, но тот держал его очень крепко. Фонарь Ориоля упал на пол.
— Беги, Кристина! — крикнул он мне. — Беги сейчас же!
Увидев, как противник ударил его головой в лицо, я вспомнила клятву тамплиеров и поняла, что не смогу оставить его одного. При этом я догадывалась, что если мне удастся уйти из церкви, они не посмеют его убить. Поэтому почти в полной темноте я побежала к двери, выходившей на крытую галерею. Я надеялась, что обе решетчатые двери, ведущие на улицу Риваденейра, открыты. Через них мы входили сюда. Добежав до середины нефа, я вспомнила, что решетки мы закрыли и оставили открытой только ту дверь, которая сообщалась с галереей. К тому же ключи были у Ориоля. А как они вошли сюда? Через ризницу, как это сделала я сама в первый раз? Возвращаться было уже поздно.
— Следите, чтобы она не вышла, — произнес Артур слабым голосом.
Луч фонаря головореза поискал меня, и в этом святом месте прозвучал еще один выстрел. За мной гналась смерть.
— Стой. Стрелять буду! — прокричал человек и снова выстрелил.
Волосы зашевелились у меня на голове. Ноги подкашивались, но я продолжала бежать к ловушке, в которую превратилась закрытая галерея. Я вспомнила: попасть из пистолета в движущуюся цель крайне трудно, даже для хорошо подготовленного стрелка и даже с расстояния в несколько метров, особенно если убегающий меняет направление. Поразить такую цель — скорее дело случая, чем сноровки. Тьма в церкви была мне выгодна, и я снова подумала, что, пока меня не схватили, мы оба останемся в живых. Но я не долго тешилась этими мыслями. Несмотря на темноту, мне удалось достичь двери, значительно опередив моего преследователя. Однако, быстро миновав небольшой вестибюль и выйдя в галерею, я столкнулась лицом к лицу с человеком, который тут же схватил меня. Артур поставил в потемках еще одного из своих наемников!
В тот момент разочарование возобладало над страхом. Какой печальный финал! Я сделала отчаянную попытку высвободиться, но мужчина закрыл мне рот рукой. Потом я увидела и других людей в темной галерее. И тогда тот, кто держал меня, велел мне успокоиться, заверив меня, что мне ничто не угрожает и что он из полиции.
Прислонившись к стене, я увидела, что нахожусь у одного из окон между галереей и ритуальным залом тамплиеров. Я начала сползать на пол.
Потом все произошло очень быстро. Наемный убийца, который преследовал меня, угодил в объятия того же полицейского. К полицейскому присоединились коллеги, которые приставили к голове мерзавца пару пистолетов.
Из тьмы вышли Алиса и священник. Это она вызвала полицию, которая сейчас пыталась проникнуть внутрь церкви через Порта-дель-Анхел, через задние дворики и через вход со стороны улицы Святой Анны.
Казалось, всеми командует Алиса. Меня всегда удивляла ее властность. Капитан, руководивший операцией, несколько раз просил Алису утихомириться, но все, в том числе и он сам, выполняли ее указания. Она точно знала, что нужно делать в тот или иной момент.
Ориоль был избит, из носа текла кровь. Мы обнялись. Наемный убийца, который оставался в церкви, поняв, что происходит, далеко забросил свой револьвер. У Артура тоже не нашли оружия. Мне неприятно, что он остался на свободе и провел в полицейском участке всего одну ночь. Суд над ним еще впереди.
Трупы лежали там, где упали, — в центральном проходе храма, неподалеку от поперечного нефа. К ним запретили прикасаться до появления судьи.
Там же находилось тело Арнау д'Эстопиньи, а рядом его окровавленный кинжал, пистолет, который он вырвал у своей жертвы, и мобильный телефон, плохо сочетавшийся с обликом старого тамплиера. Позднее я узнала, что телефон ему дала Алиса, попросив предупредить ее, если у нас возникнут проблемы. Она пояснила, что церковь для Арнау была чем-то вроде дома и он провел в ней не одну ночь в покаянии и молитвах.
Его смерть не была мгновенной. Арнау успел нарисовать на полу своей кровью патриарший крест, такой же, какой мы видели повсюду в церкви. Смерть застала его в тот момент, когда он целовал этот крест. Меня преследует желание отождествить его с историческим Арнау. Я воспринимала их как одного человека. То, что Луис прочитал нам, остается для меня правдивым повествованием об Арнау, одержимом всегда одним и тем же. Много раз меня приводили в ужас его безумный взгляд и фанатический вид, но когда я увидела Арнау, лежавшего в луже крови, у меня сжалось сердце и я не сдержала слез. Этот человек, не способный адаптироваться, родившийся не в том веке, маргинальный, одинокий и легко дававший волю рукам, был последователен в своем безумии, в своей вере, в своих идеалах. Он не раздумывая отдал бы жизнь за то, во что верил. Возможно, Арнау не собирался спасать нас, но сделал это и, не сомневаясь, отдал жизнь, единственное достояние бедного рыцаря Христова, за то, чтобы сокровища Храма не попали в руки нечестивых.
