Литмир - Электронная Библиотека

Х е р е й (встревожено). Что означают эти ваши призна­ния, мой господин?

Э з о п. Это означает, что я остаюсь. Мне не нужна ваша помощь.

Х е р е й. Но почему?

Э з о п. Потому, что пришло мое время. Потому, что одной басней больше, или одной басней меньше – это уже не имеет никакого значения. Потому, что лишь собственной смертью поэты могут хотя бы на время остановить торжество мировой глупости. Потому, наконец, что виноград давно уже перезрел, а голодная лисица так и не смогла до него дотянуться. Слишком много причин, Херей, слишком много, и все они в совокуп­ности означают смерть баснописца Эзопа.

Х е р е й (отчаянно). Ваше решение окончательное, и вы больше не передумаете?

Э з о п. Окончательное, мой секретарь, и я больше не передумаю. Спасибо тебе за все, и, если это возможно, издай еще две или три мои книги. Хотя, впрочем, из­дание их уже ничего не изменит, – старик Эзоп так прочно вошел в вечность, что она уже скрипит у него на зубах своим желтым невесомым песком.

Х е р е й. Тогда прощайте, мой господин, времени у нас уже не осталось!

Э з о п. Прощай, Херей! Прощай и ты, милая девушка! Вст­ретимся в вечности, или не встретимся никогда! Иди­те, не заставляйте старого баснописца плакать в этих мрачных стенах. Тем более, что мне надо беречь силы для новых встреч, которые, я чувствую, мне еще пре­дстоят!

Х е р е й и К о р и н н а уходят.

Э з о п некоторое время остается один.

Появляется А п о л л о н в образе нищего.

Э з о п (всматриваясь в темноту). А, это ты, нищий? Впро­чем, я не уверен, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Перестань притворяться, покажи свой истинный облик, не води за нос баснописца Эзопа, его не так-то легко провести на мякине!

А п о л л о н (начинает ерничать и кривляться). Я нищий, обыкновенный нищий, который ежедневно просит милос­тыню у статуи Аполлона! Я грязный смердящий червь, недостойный развязать шнурок от сандалий такого из­вестного господина, как вы, И все же я еще раз молю: откажитесь от того, что уже вами сделано, приз­найте первенство Аполлона в этом городе, и вы вновь обретете свободу.

Э з о п (хрипло). Кто ты, нищий? Открой свой подлинный облик!

Н и щ и й (продолжает ерничать). Я нищий, всего лишь нищий! Но, господин, находясь ежедневно у статуи Апол­лона, я иногда слышу нечто, чего не слышат другие. Некий шепот, мой господин, некие тайные знаки, кото­рые позволяют мне говорить то, что я сейчас говорю. Всего лишь признание, мой господин, одно лишь приз­нание первенства Аполлона, – без всякого публичного покаяния, и даже без разрушения святилища Мнемозины. Ведь боги, мой господин, так ревнивы, и им так не­легко уступить свое место в душах людей кому-то дру­гому. Признайте старшинство Аполлона, и все чудес­ным образом переменится. Вы станете героем Дельф, вас будут, как и в других городах, вновь носить на руках, и почитать за величайшее эллинское достояние. Члены Ареопага принесут вам свои извинения, а чернь, как и положено всякой черни, будет боготворить того, кого вчера хотела распять.

Э з о п (выпрямляется, глухо). О, я догадываюсь, нищий, кто ты на самом деле! Я догадываюсь, и отвечаю так, как должен ответить Эзоп: нет, я не изменю ни Мнемозине, ни тем бессмертным Музам, которые и диктуют мне мои эзоповские истории. Аполлон никогда не займет первенства в моем сердце. Слышишь ты – никогда, пусть даже постигнет меня судьба несчастного Марсия!

А п о л л о н (выпрямляясь, распуская по плечам золотые волосы, и принимая свой настоящий облик). Вот как, судьба несчастного Марсия? Сатира, который бросил вызов самому Аполлону, и с которого разгневанный бог живьем содрал кожу, повесив его вверх ногами?! Да будет так, господин сочинитель! и да видят другие боги, что я проявил к тебе невиданное великодушие, пытаясь уговорить наглеца, которого другие давно бы уже повесили вверх ногами!

Э з о п (хрипло, закрываясь руками от сияния, исходящего от А п о л л о н а). Да будет так, светоносный бог, и да поможет мне Мнемозина достойно вынести то, что мне еще предстоит!

А п о л л о н (зловеще). Да будет так, баснописец Эзоп, ты сам выбрал свою судьбу! Прощай, маленький чело­век, бросивший вызов богам!

Исчезает.

Э з о п подавлен, некоторое время молчит, в волне­нии ходит из угла в угол.

Появляется М н е м о з и н а.

Э з о п (поднимает голову, и видит б о г и н ю; расте­рянно). Мнемозина…

М н е м о з и н а. Да, мой Эзоп, это я.

Э з о п (падает на колени, и прижимается к ногам М н е м о з и н ы) . Богиня…

М н е м о з и н а. Ничего, Эзоп, ничего, не надо ничего говорить. Ты уже все сказал своей жизнью, ты уже все сказал своим творчеством, и большего, поверь мне, сказать на земле просто нельзя. Теперь за тебя будут говорить твои книги, и ты будешь вечно жить в них для новых и новых поколений читателей, кото­рые будут воспринимать тебя, как современника. По­верь мне, это и есть бессмертие, по крайней мере один из его вариантов.

Э з о п (поднимает голову кверху). Но богиня…

М н е м о з и н а (прикладывает палец к его губам). Тс-ссс! не говори ничего. Не надо слов, мой Эзоп, по­береги силы на завтра, они тебе еще понадобятся для твоего самого последнего слова. Для твоих новых ба­сен, которыми ты напоследок попотчуешь своих пала­чей. Поверь мне, – они будут сыты этими баснями до конца своих дней. Они, эти басни, застрянут у них в горле, и они не смогут проглотить их до тех пор, пока в конце-концов не испустят дух, видя перед гла­зами картину убийства баснописца Эзопа. Они, эти ба­сни, навечно застрянут в глотках глупцов и невежд всех эпох, которые не смогут избавиться от тебя, сколько бы они тебя не казнили. Даже если бы каждый день они казнили поэта, который кричит им в лицо правду, корчась от боли и от собственного несовер­шенства, – даже и тогда они не смогли бы заткнуть всем рот. Ибо пока существуют на свете поэты, я, Мнемозина, богиня памяти, и мои вечные Музы будем диктовать им в тиши бессмертные строки, которые уже никто не сможет забыть. Ты вечен, Эзоп, и о тебе будут помнить всегда!

Э з о п (жалобно). Я немощен, Мнемозина!

М н е м о з и н а. Нет, ты силен, как никто другой. И это неправда, что ты, как та лиса из эзоповой бас­ни, не смог сорвать с лозы свою кисть винограда. Это не так, Эзоп, ибо ты в конце-концов все же сор­вал ее, написав свои бессмертные строки. А все оста­льное: любовь женщин, нормальный человеческий облик, семья, дети, спокойная мещанская жизнь, лишенная бурь и страстей, – оставь все это другим. Не будь слишком жадным, надо же и им, несчастным, иметь хоть что-то, ведь тогда у них не останется вообще ничего. А это, согласись, будет несправедливо.

Э з о п (сквозь слезы). Так ты считаешь, что моя жизнь все-таки удалась, и я все же сорвал с лозы эту про­клятую виноградную гроздь?

М н е м о з и н а (тоже сквозь слезы). Да, мой Эзоп, да, твоя жизнь удалась, и ты, вопреки всему, все же сорвал с лозы эту чертову виноградную гроздь. А потому я удаляюсь с уверенностью, что помогла тебе всем, чем только могла, и полностью сыграла свою роль во­дителя Муз. Мы, мой Эзоп, были достойной парой на этой сцене под названием жизнь. Прощай, и не бойся того, что будет завтра. Любимцу богов не следует бо­яться уже ничего. Будь тверд в своих убеждениях, и боги не оставят тебя никогда!

Целует его в голову, медленно отходит назад, исчезает во тьме .

Э з о п некоторое время стоит на коленях, потом поднимается, и смотрит в ту сторону, куда ушла М н е м о з и н а.

Появляется п и ф и я.

Э з о п (отшатываясь назад). Это ты? Но зачем, для чего смущаешь ты дух баснописца Эзопа? Разве мало тебе того, что завтра меня казнят, что еще хочешь напро­рочить мне ты, черная ведьма?

10
{"b":"19944","o":1}