Н е д о н о с о к. Пожалуйста, Крапива, я охотно сделаю это! (Читает.) Эх, Рассея моя, Рассея, Ненаглядная сторона, Я тебя до поры засеял, И собрал урожай сполна. Я ходил по тебе до срока, Я лежал на твоих боках, Не давал никаких зароков, Уходил, не сказав «Пока!». Погуляли с тобой мы вволю, Погуляли с тобой мы всласть, Пронеслись по лихому полю, Подержали за вымя власть. Озверевши от злой работы, Ухватив коней под уздцы, И давясь от припадков рвоты, Мы сосали твои сосцы. Эх, Рассея моя, Рассея, Потому я такой больной, Что давно уже все посеял, И ушел другой стороной. Ты бросала нас всех в атаки На последний немецкий дзот, И лизали мы, как собаки, Твои руки и твой живот. Ну так вой же, как эта сука, Ощенившись в который раз, Как последняя сладкая мука, Зачарованный вечный Спас. Брось скулить, и давайте выпьем За озера и эту синь, И надрывной болотной выпью Будем на небо голосить. Эх, Рассея моя, Рассея, Неба синь и звериный вой. Оттого я не жну, не сею, Что навеки пленен тобой. Пауза. А р к а д и й(восхищенно). Вот это да! А можешь еще? Н е д о н о с о к. Могу и еще. Охотно продолжу! (Читает.) Трогай, ямщик, уже кони заждались, Утренний свет уже манит в полет, Все опоздавшие сзади остались, И за тобою никто не придет. Ты теперь волен скитаться, как птица, Ты теперь волен сквозь небо лететь, Пусть ослепительно вспыхнет зарница, Пусть оглушительно щелкает плеть. Плакать не надо и требовать сдачи, Жалкой полушки не стоит жалеть, Не вспоминай про былые удачи, Не вороши потускневшую медь. Так подними же повыше ладони, Пусть подбородок не чувствует дрожь, В звездном полете распластались кони, То, что прошло, ты опять не итожь. Вот и свершилось все так, как хотелось, Вот и пришло все к простому концу, Знать, не терпелось тебе, не терпелось С Богом столкнуться лицом да к лицу. Так погоняй же покруче, служивый, Что наши кони и наши года! Прошлой дорогой, нелепой и лживой, Ты не поедешь уже никогда. Пауза.
А р к а д и й (восхищенно). Обалдеть можно! Ты действительно Блистательный Недоносок, и это самое верное прозвище изо всех, что я когда-либо слышал! Прошу тебя, почитай мне еще! Н е д о н о с о к. Ну что же, могу и еще, тем более, что товарищи пока не пришли, и не будут смеяться над моим скромным творчеством! (Читает.) Париж ушел, и больше не вернется, Над ним горит уставшая звезда. Он был таким, как в песенке поется: «Уехал ты, как видно, навсегда!» Ты был моим прощальным поцелуем, Ты был моей пещерой тайных грез, И я, свиданьем сладостным волнуем, Хотел тебя надолго и всерьез. Но, видно, нам не суждено проститься, Поскольку мы не встретились опять, А потому давайте веселиться, И пить за то, что нужно оставлять. За блеск свечей и Эйфелеву башню, За парижанок, трахнутых другим, За утра стон, и за глоток вчерашний, И за мечты, истаявшие в дым. За твой уход и за мою потерю, За то, что надо трезво принимать, За то, что я тебе давно не верю, А за одно уж за едрёну мать. Прощай, Париж, ты был моим кумиром, И не моя беда, что ты пропал, Пускай дрожит над изумленным миром Твоей улыбки пепельный оскал. Париж ушел, и больше не вернется, Над ним горит уставшая звезда. Он был таким, как в песенке поется: «Уехал ты, как видно, навсегда!» Пауза. А р к а д и й (восхищенно). Ты, Недоносок, очень большой поэт, и ты не должен больше ничего топить из своих стихов. Возможно, тебя захотят утопить другие, но это уже другая история, и ты, я думаю, полностью к ней подготовлен. Н е д о н о с о к. После пруда с лягушками, моих слез и моего отчаяния, а также этих катакомб, Крапива, я подготовлен уже ко всему. Ну а ты, почему тебя прозвали Крапивой? А р к а д и й. Я пытаюсь жечь, но у меня это не очень-то хорошо получается. Возможно, к моему первому имени, «Крапива», следовало бы прибавить второе: «Ласковая». А, каково тебе это, Недоносок, – Ласковая Крапива, прямо как прозвище у американских индейцев! Н е д о н о с о к (хохочет). Вот это точно, прямо как прозвище в племени американских индейцев! Не хватает еще Сломанного Пера, и каких-нибудь Сладенькой Злючки и Востренькой Штучки, чтобы было не так тоскливо коротать долгие зимние вечера! Оба смеются, разливают вино, пьют, закусывают. Появляется К о л о т у н. Н е д о н о с о к(насмешливо). А вот и наше Сломанное Перо, то есть, прошу прощения, Колотун! Привет, старый бродяга, где это ты шатался так долго? Уж не на именинах ли у президента был ты, старый пропойца? К о л о т у н(ставя свой узелок в уголке, вытаскивая из него разного рода добро, и внимательно разглядывая его в свете тусклой лампочки, висящей под потолком). Нет, не на именинах у президента – у меня не было для этого подходящего смокинга. Да и зубы себе я еще не успел вставить, а на именины к президенту щербатого ни за что бы не пустили. |
