Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Назад гости ехали с эскортом из грузовика, двух «УАЗов» и «Пантеры». Встречные машины сворачивали на обочину и глушили мотор. «Пантера» шла первой. Под ее гусеницами крошился асфальт.

В одном из «УАЗов» тряслись Дима с Павлом и Сергей. Его Дима решил взять в самый последний момент, почти не раздумывая, глядя на разномастную орду в тельняшках, майках и «афганках», загружавшуюся в грузовик. Сказал Павлу: «Подожди», пошел в оружейню, потом к закутку, где держали обоих Сергеев, здорового и раненого, открыл дверь и велел: «Пойдем». Уже в «уазике» Павел ткнул в руки не успевшему опомниться Сергею бронежилет и «винторез». Обронил, передвинув сигарету в уголок рта: «Некогда. На ходу наденешь».

Как неслось это время! Яростное, веселое, пьяное. Прошлая жизнь, еще цеплявшаяся за пуповину, ушла без остатка, потерялась, зарылась в пыль за поворотом, развеялась ветром. Мы проживем сегодня, а завтра будет завтра, потому что мы молоды, сильны и бессмертны, а смерти мы не заметим, потому что нет ее, смерти, смерть – это с другими. И брызжет из-под колес песок, и звенят по асфальту гильзы, и под ногой вдребезги разлетается хлипкое дерево дверей.

Кроша бетон, страшно поводя длинным хоботом, на площадь вломилась «Пантера», и из низкого, крытого ржавым железом здания высыпали перепуганные человечки с задранными руками. Их скопом будто овец, загоняли в подвалы, запирали. Понеслись по улицам, удирая, машины и тыкались с визгом в бордюр, вихляя на прожженных очередью колесах, и осыпалось битое стекло.

Дима тогда догнал свое бессмертие до последней, предельной точки, но страха не было, страх отстал, не успел за воющим от натуги мотором. Прижавшись к бетону стены, Дима подумал: сантиметром правее или долей, десятой долей секунды раньше, и очередь прибила бы его к земле, как бабочку, – россыпь кровавых брызг. Они гнались за удиравшим омоновским начальством, на самой окраине догнали, разодрали очередями шины, погнали их, выскочивших из покалеченной машины. Загнали на заброшенную стройку, за толстый бетон, и сами чуть не попали под автоматы, выскочив с разбега на заваленный битым кирпичом пустырь. Бежать дальше было некуда, дальше было поле, пустое, выжженное солнцем. Но, выскочив, закатившись за груды мусора и кирпичных обломков, охотники сами стали дичью. При всякой попытке высунуть нос в ответ грохотало и летели кирпичные брызги. Тогда Дима, пьяный адреналином и веселой злостью, крикнул в ватную послеавтоматную тишину:

– Капитан, эй, как тебя, Зинченко, что ли? Хочешь назад свои корочки?

Ответ простукало очередью – короткой, экономной.

– Не дури, капитан! – крикнул Дима. – Или тебе захотелось геройски кончиться? Через пару минут сюда подоспеют наши с гранатометом, и тебя запекут в твоей бетонной конуре, как зайца в соусе. Кидай железо и выходи – обещаю и корочки, и бесплатное пиво.

Капитан выкрикнул ругательство.

– Хамло ты, товарищ капитан! – отозвался Дима. – И дурак к тому же! За что собираешься подыхать? За двести долларов зарплаты в месяц? А мы тебя не тронем – зачем нам? К твоим тебя отвезем, пивом угостим. Бросай дурить, выходи! Если сам решил накрыться, зачем ребят гробить? Хоть тех, кто с тобой, отпусти!

Тут раздался другой голос, вылаявший матерщину, и, едва услышав, что голос – не капитанский, Дима метнулся, прыгнул, как лягушка, к близкой двери, вскочил на ноги, вжался, инстинктивно зажмурившись, – пуля шваркнула по бетону над самым ухом.

Отдышался, прошел вдоль стены – всё, глухая стена и сбоку, и сзади. И голое поле. Мышеловка. Славная бетонная мышеловка со стенами в полметра толщиной. И? Что теперь? И тут Дима вынул из пистолета новый магазин с обычным тридцать восьмым калибром и сменил на тот, прежний, с разрисованными пулями. Набрал в легкие побольше воздуху и заорал:

– Э-эй!! Слышите меня? Бросайте оружие и выходите по одному!

Из-за бетона донеслась приглушенная матерщина.

– Вы, дятлы болотные, считаю до трех! Раз, два, три!!

Он отступил на два шага от стены, поднял пистолет и выстрелил. Пару секунд было тихо, потом – Дима инстинктивно бросился наземь – с той стороны в стену врубилась очередь. Длинная.

– Что, отстрелялись? – крикнул он, поднявшись. – Или опять будете из ваших дохлых пугачей полметра бетона дырявить? Ну??

За стеной молчали. Тогда он выстрелил снова. И еще раз. Из-за стены закричали: «Не стреляйте!!! Мы сдаемся, не стреляйте!!»

Дима отошел назад, к проему, откуда виднелся засыпанный битым кирпичом дворик.

– Выходите по одному! Без оружия! Медленно идти вперед! По моей команде ложиться лицом вниз!

Как только первый лег лицом вниз и показался второй, Павел с Сергеем, будто чертики из коробочки, прыгнули в разные стороны. Сергей – к Диме, а Павел – назад. Второй по Диминой команде лег лицом вниз, за ним и третий. Четвертый, сам капитан, появился, схватившись рукой за простреленный локоть. Его укладывать наземь не стали. Его отвели в машину, отвезли в город, перебинтовав локоть, вместе с прочими заперли в милицейском подвале. Дима, исполняя обещанное, принес ему корочки и бутылку хорошего хохляцкого пива.

На площади разожгли костры – чадные бочки с керосином, старыми шинами и ветошью. По стенам, по лицам людей плясали блики. Люди передавали кружки и бутылки, смеялись, хлопали друг друга по спинам. С темной громады танка, стоящего посреди площади, в небо бил прожектор. Вертикально вверх, столб, огромная колонна посреди укрытого темнотой города. На площади собралось много людей. Днем стрельба и гусеничный лязг напугали их, но с темнотой, скрытной, надежной, они стали собираться на площадь отовсюду. Их никто не останавливал, не спрашивал, кто они. Пришедшим, не глядя, протягивали кружки. Мятые жестянки с вином, разбавленным спиртом, блуждали от руки к руке, ото рта ко рту. Откуда в них бралось жгучее пойло – в темноте было не разобрать. Может, пьяное, горячечное дыхание снова превращалось в спирт.

Столб света притягивал взгляды, как магнит, бередил, гипнотизировал. По площади волнами прокатывался гул, затихал, отражался от краев, бежал обратно. Когда, что? Скоро, да, скоро. Что скоро? Смотри, смотри – вон? Что? Нет, вот!

Когда в столб света шагнул человек, по площади прокатился вдох – синхронный вдох сотен глоток, оборвавший все разговоры, накрывший площадь тишиной.

– Братья, – начал человек негромко, – братья, мы долго терпели. Нас грабили и унижали, нам не давали работать и жить. Хватит. Вы знаете, что было сегодня здесь. Знайте – это происходит сейчас по всей стране. С нами солдаты. С нами милиция. С нами люди – все, кто хочет. Всякий мужчина, пришедший завтра утром на эту площадь, получит оружие – и сможет защитить себя, своих близких и свою страну.

Человек замолчал, вслушиваясь в начавшую оживать темноту перед собой. Встревоженный шепоток, кашель. Распертое изнутри молчание, напряжение, подогретое водкой и ночью, растущее, опасное. Когда оно доросло уже почти до точки взрыва, до момента, когда площадь превратится в разноголосый хаос, человек взорвал его сам. Он изо всех сил крикнул в темноту:

– Братья! За Родину!!

И с площади выметнуло криком. Люди кричали, трясли кулаками. От танка ударили в воздух из автоматов, пустили сквозь столб разноцветные дорожки трассеров. Площадь ревела.

Никто уже не заметил, как исчез стоявший в столбе света человек. Матвею Ивановичу помогли слезть с башни «Пантеры» и, поддерживая, доведи до машины. Он очень устал за этот день. Ночевать он остался в городе, в ратуше, бывшей когда-то и бургкомиссариатом, и райкомом партии, на старом кожаном диване. Засыпая, он слышал крики, хохот и стрельбу на площади.

Матвей Иванович не ждал, что назавтра явится много пригодных к делу добровольцев. Он слишком хорошо знал свою страну и ее людей. Если бы произошло чудо и явились бы все мужчины Города, их попросту некуда было бы деть и нечем вооружить. Но чуда не произошло. Пришло человек сорок – среди них с дюжину надеявшихся похмелиться с утра на дармовщинку, почти все остальные – юнцы от тринадцати до восемнадцати. Единственным ценным пополнением оказались трое безработных офицеров-отставников. Их отвезли на базу. Мучимым похмельем дали пива и велели подождать пару часов, пока разъяснится. Что именно, не уточнили. Как и ожидалось, минут через двадцать похмельные начали потихоньку разбредаться.

33
{"b":"19938","o":1}