Таким образом, если бы не вмешательство Антанты во внутренние дела России, то Гражданская война могла закончиться уже весной 1918 года. Однако все произошло, как известно, иначе. Союзники ввели свои воинские контингенты на территорию нашей страны, оказали поддержку антибольшевистскому лагерю.
Политическая программа Белого движения в области внешней политики провозглашала необходимость соблюдения всех обязательств по договорам с союзными государствами. Возглавившие борьбу с большевиками царские генералы надеялись на помощь со стороны западных стран в восстановлении в России законного, с их точки зрения, порядка и ее территориальной целостности. Содействие со стороны держав Согласия им было обещано. «Мы не забыли и никогда не забудем, как вы героическими усилиями спасли нас в 1914 году, когда положение было критическим, – патетически обещал А.И. Деникину представитель Великобритании генерал Ф. Пуль. – Мы никогда не забудем, что вы, будучи поставлены в крайне тяжелое положение, не соединились, однако, с немцами. Рискуя всем, остались до конца верными своим союзникам»[156]. Но вскоре словоохотливый генерал был отозван в Лондон и снят с должности за нарушение данных ему инструкций. Во главе британской миссии при штабе ВСЮР его заменил генерал Ч. Бриггс. Ему были даны неопределенные инструкции поддерживать связь между генералом А.И. Деникиным и британским военным министерством через генерала Дж. Милна в Константинополе.
Как оказалось, расчет российских политиков и военных на благодарность союзников за те потери, которые Россия понесла в годы Первой мировой войны, и особенно в первый ее период, не оправдался.
Здесь мы сталкиваемся с очередным историческим парадоксом: установление плотных взаимоотношений с Антантой послужило началом разногласий между белогвардейскими лидерами и союзниками. «Осложнения с англичанами происходили на почве несомненной двуличности их политики, – свидетельствует русский дипломат года Н. Михайловский. – Если одной рукой они поддерживали на юге России Деникина, а в Сибири – Колчака, то другой – явных врагов Деникина и вообще России. Подобно тому как на берегах Балтийского моря наши прибалтийские окраины находили у Великобритании могущественную поддержку… на берегу Черного и Каспийского морей такую же поддержку встречали и кавказские народы, желавшие отделения. Этот общий тон английской политики expressis verbis был определен самим Ллойд Джоржем в английском парламенте, когда он прямо сказал, что сомневается в выгодности для Англии восстановления прежней могущественной России»[157].
Как показывают современные исследования, Антанта поочередно сотрудничала то с белой армией против Красной, то наоборот. Например, по указанию государственного департамента американские представители в Сибири «нашли общий язык с большевистской властью, предпочитая ее японцам, и большевики в конце концов провожали американские корабли с оркестром»[158].
Англия, Франция и другие интервенты отнюдь не стремились спасать Россию от большевиков, идей которых справедливо опасались. Они преследовали исключительно свои геополитические и экономические интересы. Сейчас уже установлено, что в основе «помощи» белым правительствам лежало не только стремление предотвратить расползание революции по всему миру и не допустить потерь от проведенной советской властью национализации имущества, но по возможности ослабить страну как экономического и политического конкурента. Курс союзников, прежде всего Англии, свелся к отсечению от России молодых государств в Прибалтике и Закавказье под флагом образования так называемого санитарного кордона вокруг РСФСР. Как только эта задача была выполнена, тут же финансовая и материальная поддержка белых армий совершенно прекратилась. Следуя в русле своей прагматической политики, союзники пошли на соглашение с правительством В.И. Ленина.
Доктор исторических наук Н.А. Нарочницкая по этому поводу пишет: «Смысл так называемой интервенции в Россию заключался также совсем не в цели сокрушить большевизм и коммунистическую идеологию, но и не в цели помочь Белому движению восстановить прежнюю единую Россию. Главные побуждения были всегда геополитическими и военно-стратегическими, что и объясняет попеременное сотрудничество или партнерство то с Красной армией против белой, то, наоборот, закончившееся в целом предательством Антантой именно белой армии. Политика Антанты явилась образцом неблагородства по отношению к своей союзнице России и отразила отношение к ней как к добыче для расхищения…»[159] Эту точку зрения разделяют и другие ученые. «Интервенты воевали не столько против большевиков, сколько против русского народа, – пишет историк В.В. Галин. – Здесь идеологическая война тесно переплелась с империалистической войной. По сути, интервенция “союзников” стала продолжением немецкой агрессии во время Первой мировой войны, цели и у тех, и у других были одинаковы»[160].
Действуя в заданном направлении, страны Антанты поддержали старания элит национальных окраин рухнувшей империи в создании независимых государств, а лидеров Белого движения – в борьбе с большевиками. Но не настолько, чтобы бывшие царские генералы смогли одержать полную победу над противником. Западные правительства не устраивал лозунг белогвардейских вождей за «единую и неделимую» Россию приблизительно так же, как и желание большевиков распространить революцию на весь мир. Поэтому интервенты действовали по принципу: взять – больше, дать – меньше. Материальная помощь, представленная белогвардейским армиям, не являлась столь значительной, как об этом преподносилось в советской исторической науке. К тому же она была не бескорыстной и предоставлялась главным образом в виде товарных кредитов, выделявшихся на оплату поставляемых вооружения и снаряжения. Зарубежных поставок не хватало для снабжения и вооружения войск, в связи с чем деникинские и колчаковские внешнеторговые учреждения закупали у иностранных фирм необходимые военные материалы, либо запасы иностранной валюты, либо вывозя в обмен на зарубежные рынки сырье, прежде всего зерно. Адмирал А.И. Колчак для закупок оружия, боеприпасов и обмундирования использовал золотой запас, депонировав его в зарубежных банках. Генерал А.И. Деникин рассчитывался сырьевыми запасами в ущерб населению и промышленности. Вместе поставки и закупки обеспечили белогвардейские армии всем необходимым лишь наполовину[161]. «Военное снабжение продолжало поступать, правда, в размерах, недостаточных для нормального обеспечения наших армий, но все же это был главный жизненный источник их питания», – писал А.И. Деникин о второй половине 1919 года[162].
За материальную и политическая поддержку в установлении военных диктатур союзники поставили перед лидерами Белого движения следующие условия: признать независимость государств, образовавшихся на окраинах бывшей империи, и провести ряд демократических реформ. Однако, несмотря на оказываемое давление, белогвардейские лидеры отказывались идти на уступки, что осложняло взаимоотношения между военно-политическим руководством белых армий и интервентами. «Из Парижа нам писали часто: помощь союзников недостаточна потому, что борьба Юга и Востока непопулярна среди европейских демократий; что для приобретения их симпатий необходимо сказать два слова: Республика и Федерация, – свидетельствует в мемуарах А.И. Деникин. – Этих слов мы не сказали»[163]. «Вся группа иностранных представителей чрезвычайно дружно работала над насаждением “истинно-демократических принципов” и над направлением русской правительственной работы в духе “завоеваний революции”», – пишет генерал-лейтенант В.В. Марушевский, при этом задавая вопрос: «Откуда эти люди могли знать, что нужно исстрадавшейся России?»[164] Нежелание белогвардейских правительств идти на уступки по вопросу признания независимости новых государств и уклонение от обещаний провести демократические преобразования постепенно привело Белое движение к международной изоляции (ни одно антибольшевистское правительство не было де-юре признано союзниками) и лишило материальной поддержки из-за рубежа, без которой оно неминуемо должно было «скончаться».
