Мы на машине Вадика добрались до моей, оставшейся возле университета. Вадик достал из багажника «крокодилы», соединил с их помощью аккумуляторы наших автомобилей, завел двигатель моей машины. Потом мы отогнали ее в гараж и занялись «развеиванием грусти».

Мы пошли в кино, и Вадик трогательно весь сеанс держал меня за руку. Мы смотрели «Жесть», мне очень понравилось, а Вадик сказал, что чушь какая-то. Потом покатались по городу, потом посидели в сумерках в кафешке на берегу моря, где не спеша выпили бутылочку сухого вина. Пожилой кавказец, хозяин и основной сотрудник по совместительству, умело и незаметно подавал нам всякие причудливые восточные закуски. Мы сидели за столиком у самой воды, волна в сумерках шуршала мелкой галькой, а где-то недалеко играла музыка — летний город со вкусом жил вечерней жизнью. Влажный воздух пах морем и дымком. Мы почти не разговаривали, но было хорошо.

Когда совсем стемнело, мы поехали к Вадику домой, где я была приятно удивлена порядком и чистотой.

Квартирка у него хоть и небольшая, но довольно стильная и уютная. В ванной висели пушистые полотенца, в кухне уверенно поблескивала всевозможная бытовая техника. Когда я вылезла из сверкающей ванны, куда Вадик поналивал каких только мог масел и пен и натянула его красивенький халат цвета морской волны, то нашла хозяина в кухне. Он в тишине варил кофе.

— Ты один живешь? — усомнилась я, с удовольствием ступая по белоснежному мохнатому полу.

— Один, — уверенно ответил он. — И даже не вожу сюда никого.

Я вспомнила о комнатах Петровны и поверила ему, а он взялся целоваться.

В общем, ночь провели, забыв о неприятностях, в молчаливой любви и согласии.

Первой проснулась я. Вадик мирно сопел рядом, растянувшись на спине. Момент показался мне удачным. Я тоже улеглась на спину, придвинулась к нему вплотную, сравнялась с ним пятками и стала водить ладонью по нашим с ним головам. Ага, сантиметра три, не больше.

— Что ты делаешь? — Он внезапно поймал мою руку.

Пришлось признаваться:

— Меряюсь.

— Чё?

— Смотрю, насколько ты выше.

— На четыре сантиметра, — уверенно заверил он. Соврал, конечно.

— Зато я толще, — утешила я его.

— Не-а! — Он снова полез целоваться. — Ты самое то, что надо!

Вот тебе и здрасте! А мы с Валюшкой уже замучили себя диетами! Особенно сразила меня так называемая японская диета. На диету мы сели в понедельник. Дни потянулись очень медленно. Не то чтобы я голодала, но до чего же это было скучно! Когда мы, дожив до четверга, сварили себе на ужин по 400 граммов молочной колбасы, запили все это дело пакетом кефира, я сдалась. Валюшка продержалась до конца недели, потеряла четыре килограмма и очень этим гордилась. По утрам она доставала из гардероба очередную тряпочку и демонстрировала, как свободно теперь сидят на ней брюки и болтаются юбки. Дней через десять все это прошло, потому что потерянные килограммы благополучно вернулись на исходные позиции.

Где-то часиков в одиннадцать Вадик доставил меня к дому, отметив при этом:

— Опять солнце. Сколько мы уже солнечных дней пропустили?

Если честно, то я не считала, не до того было.

— Свожу сегодня своих на море, — решила я. Вадик кивнул, и мы простились. — Ну, не убьют же тебя! — напутствовала я его.

— Н-не думаю… Не должны. Я позвоню тебе. После…

Он уехал, а я велела домочадцам собираться на пляж. Собирались, конечно, так, как будто едем на неделю. Наконец, сложили все полотенца, козырьки, кремы для и против загара, надувной матрац для детей, покрывало для нас, книжку для бабушки и подались.

Дети радовались морю, а мама долго бухтела, что кругом одни камни и невозможно войти в воду. Потеряв терпение, я отвела ее в VIP-зону, заплатив за то самое место под солнцем, которое располагалось на огромном белом шезлонге рядом со сходнями в море. Мамусик торжественно отселилась и намекнула, что для полного ощущения себя белым человеком ей не хватает сущего пустяка — бутылочки того вкусного пива, которое приносили вчера «мальчики». Пришлось купить ей «Асахи» и орешков.

Таким образом в бюджете была пробита небольшая брешь, но все остались довольны, а я вернулась к детям.

Вадик со своим блестящим джипом появился возле нас часа через два. Я так и знала, что он не позвонит, а приедет, и с удивлением обнаружила, что обрадовалась.

— Чё машину опять за шлагбаумом бросила? — первым делом укорил он, потом, видать, вспомнил о моих сумасшедших заработках и затих. Выудил из джипа свой шезлонг, переоделся в красивенькие шортики и сандалики. — Купнусь, — виновато объяснил он и отправился нырять с Мишкой и Аликом. Такой весь из себя фигуристый. В спортзал, видать, каждый день ходит. Девчонки по соседству сначала было зашевелились, но потом остыли, приняв нас за дружное семейство и возмущенно бросая на меня оценивающие взгляды. Думаю, я проигрывала.

По возвращении Вадик вытряхнул воду из ушей, обтерся одним из своих шикарных полотенец, наконец, упал в шезлонг и отрапортовал:

— Все разрулили. Вошли в положение. Лохматый поддержал вовремя. На десятку, в общем, загрузили, но в друзьях оставили. А это, знаешь, в моем бизнесе — самое главное.

Сраженная длиной монолога, я все же попросила уточнить в том месте, где «на десятку загрузили».

— Ну, десять штук баксами отдам им, и закроем тему.

Я попросила еще более детализировать. Вадик собрался с мыслями и ошеломляюще многословно пояснил:

— Хабаровские нашим штраф предъявили в двадцатку зеленью за то, что такой косяк упороли. У них там вокруг этого диска крутой замес вышел. Но наши справедливо рассудили и попилили пополам: десятку они сами соберут, десятку — я. Деньги приличные, конечно. Не скоро отработаю. Ну да ладно. Зато работать дадут, кислород перекрывать не станут.

Ответ показался мне удовлетворительным. Расшифровать все можно было примерно так: наши и хабаровская братва собрали какой-то великий компромат на кого-то из «слуг народа». Материал этот почему-то был передан из Хабаровска через независимого курьера — Вадика. В силу случившегося курьеза диск был утерян, отчего хабаровские очень огорчились и оштрафовали наших на двадцать тысяч долларов. Наши же, разобравшись, что диск действительно утерян, а не похищен конкурентами, разделили вину с Вадиком пополам, в результате чего все остались относительно довольны. Короче, по понятиям разобрались. Но диск жалко — очень важный, видать.

Уф, во мне умер Достоевский! Или, наоборот, обрел вторую жизнь. Однако я возмутилась:

— Что за дикость! Тебя, дурака, подставили, всучили бесценный диск, не предупредив о его важности. В конце концов, могли бы и встретить с таким грузом! Теперь ты же и виноват!

— Да ладно! — отмахнулся Вадик. — Денег жалко, ясный перец. Но не смертельно, не раздели же до нитки, из обоймы не выкинули. А ведь имели право, по понятиям. Вот тогда бедный бы я был!

Нет, определенно, добрые вести делают его говорливым. Тут и мамусик материализовалась, заскучав на платном пляже. Вадик засуетился, уступил маме свой шезлонг и, всполошившись, что дети голодные, помчался покупать шашлыки. Мама таяла на глазах:

— Какой заботливый! Хорошо родители воспитали!

Я опять хотела напомнить про недочитанные книжки, но передумала. В общем, объединенные освобождением от проблем, мы проторчали в идиллии на пляже до вечера.

При расставании Вадик, как мог, намекал мне, что хорошо бы единиться не только душой, но и телом, но я по-честному призналась, что я уже старенькая, оттого, видимо, и устала немного. Вот отдохну…

— Какая ты старенькая? — всерьез удивился Вадик.

Оставив его в недоумении, мы отбыли домой. А дома нас ждал приятный сюрприз — Валюшка вернулась.

— Мама! — как резаный завизжал Алик, будто его лет десять держали в холоде и голоде, и облепил собой Валюшку. Как-то он это умел, облеплять, — вроде его среди осьминогов воспитывали.