Направленный вверх, луч фонарика уткнулся в потолок, являвший ся начальным уровнем следующего этажа. Один из бесчисленных лифтов оказался рядом, Кельвин ступил на платформу' и бесшумно понесся наверх.

На следующем уровне, как и на третьем, четвертом, взгляд его встречал одно и то же зрелище — несметные количества химической посуды: колбы, бутыли, бюреты, реторты, пипетки, самой разнообразной формы стеклянные изделия, резиновые шланги, фарфоровые ступки, платиновые тигли.

Затем последовал этаж, где размещались экспериментальные лаборатории. В самом центре помещения находилась огромная емкость, заполненная зеленоватым клубящимся газом, очевидно хлором, и серией самым замысловатым образом подключенных к ней трубок (в данный момент перекрытых зажимами), соединенная с крошечной колбой, содержавшей бесцветную жидкость. Поодаль две бюреты, каждая в ярд длиной, медленно роняли по капле мутную жидкость в мензурки, наполненные булькающим, пурпурного цвета раствором.

В дальнем конце помещения поблескивала паутина трубок, в центре которой, словно паук, сидел на небольшом огне стеклянный сосуд. Вязкая красная жидкость бурлила и кипела, испуская слабый смолистый аромат.

Этажи, мимо которых промчал Кельвина лифт, казались бесконечными. После семнадцатого пошли аналитические лаборатории. На двадцать пятом он увидел знакомые установки для исследований по органической химии, на тридцать пятом явно занимались физхимией, на сороковом — биохимией.

Кельвин почти не оглядывался по сторонам, он мог думать лишь о собственном проигрыше. Ни малейшего намека на существование рудиментола, на его природу и способ получения. Ни на одном из этажей он не обнаружил никаких записей или папок, не говоря уж о чем-нибудь хоть отдаленно напоминающем библиотеку химической литературы.

Оставался необследованным лишь самый верхний уровень и сейчас Кельвин видел, что и здесь практически пусто. Огромное, насколько Кельвин мог судить в этом синем полумраке более сотни ярдов по каждому из трех измерений, пространство было занято какими-то приземистыми, кубической формы конструкциями, расположенными вдоль стен.

Они, совершенно одинаковые, окружали по периметру все помещение, количество их измерялось сотнями. В ярд высотой, при такой же ширине и глубине, каждый сосуд покоился на четырех низких ножках. Сторона, обращенная к зрителю, казалась сделанной из матового, напоминавшего стекло, материала, остальные три были металлическими.

На каждом из сосудов виднелась выгравированная золотом надпись, состоявшая из двух строк. Обе они были выполнены марсианским письмом: иероглифика и цифры. Надпись на ближайшем сосуде гласила «Отчет. 18».

Разглядывая помещение сузившимися от напряжения глазами, Кельвин принялся размышлять. Отчет? О чем именно? Логика подсказывала, что эти сосуды могли содержать записи — отчеты о химических опытах, выполненных марсианами. Своего рода химическая энциклопедия. С жадным любопытством он приблизился к одному и заметил цифру, означавшую порядковый номер. Он выбрал сосуд с пометкой «1».

Пальцы обнаружили выпуклую пластину в верхнем правом участке передней стенки. Легким нажимом Кельвин отвел пластину в сторону и нащупал крохотный рычажок в центре полукруглой щели. Не тратя времени на колебания, он слегка передвинул его влево, и полупрозрачная стеклянная панель ожила — ярко освещенная, она напомнила голубые телевизионные экраны далекой Земли. Но на этом всякое сходство кончалось, ибо снизу вверх по экрану поползла длинная колонка текста. Изучать марсианский язык — задача нелегкая, сложно запоминать слова, которые не можешь ни произнести, ни узнать на слух. И сейчас Кельвин разбирал написанное едва ли не по слогам, таким сложным оказался этот фрагмент технического текста. Но дошка оказалась правильной. Перед ним находилась энциклопедия, выстроенная в алфавитном порядке.

Он вернул рычажок обратно в центр и обнаружил, что скольжение строк марсианской записи прекратилось, освещение погасло. Снова передвинул рычажок влево, на этот раз подальше, и колонка поползла вверх быстрее. Дальше и дальше, он ускорял и ускорял движение текста, пока оно не превратилось в серое, неразличимое глазом мелькание. Опасаясь испортить прибор, вернул рычажок в исходное положение, подумал секунду и переместил его вправо. Строчки поползли в обратном направлении, колонка устремилась вниз, а достигнув нулевого уровня, исчезла, и экран погас.

Кельвин удовлетворенно перевел дух. Теперь понятно, как быть дальше. Требуется отыскать статью, относящуюся к рудиментолу, поскольку именно она будет содержать информацию, за которой Кельвин охотится. Если, конечно, данное средство вообще упомянуто. Теперь, оказавшись почти у цели, он вдруг ощутил дрожь в коленях.

Несмотря на мгновенную слабость, прошел вдоль ряда кубов, разыскивая тот, в котором могла находиться необходимая статья, и мысленно принося благодарность марсианам за решение разместить весь объем сведений по химии в алфавитном порядке. И вот оно — искомое!

Перед ним холодный, ко всему безучастный текст, тысячи слов описывали каждый аспект свойств рудиментола. Кельвин следил, затаив дыхание, в состоянии понять едва ли больше одной десятой, и напряженно выискивая единственный нужный ему факт.

Наконец сведения появились на экране так внезапно, что Кельвин чуть не пропустил их. Истерично рассмеявшись, вернул текст назад и долго не мог сосредоточиться, возбужденно радуясь собственному успеху.

Снова и снова он перечитывал краткое описание препарата и метод его производства. Рудиментол оказался обычным бромом, элементом, в избытке присутствующим в морской воде, нос одним отличием. Рудиментол был одним из изотопов этого галогена, не существующим в природе, при получении искусственным путем живущим лишь короткое время. Лаконично, в профессиональных терминах излагались природа и интенсивность нейтронной бомбардировки, в результате которой выделялся изотоп, и это описание Кельвин вытвердил наизусть.

Он добился, добился желанной цели! Теперь дело за малым — возвратиться домой, на Землю. После долгих часов плутания по цитадели марсианской науки, после общения со старейшинами Марса обратная экспедиция не пугала его. Счастье, ощущение триумфа переполняли сердце и разум.

Вырвавшийся у Кельвина торжествующий возглас в то же мгновение оборвался... Освещение изменилось. Тусклый синий свет внезапно уступил место яркому желтому, и Кельвин застыл на месте. Задыхающийся, ослепленный, изумленный.

Марсиане окружили его. Он отпрянул, ошеломленный резкой переменой, но тут же его глаза выхватили в центре толпы суровое бесстрастное лицо главы старейшин, и Кельвина захлестнули гнев и отчаяние. В безысходности землянин выставил перед собой узколучевой поражатель, но под ледяным взглядом марсианина не мог заставить себя нажать на курок. Затем рука его онемела, ослабла и, словно в тумане, он услышал металлический стук. Поражатель выскользнул и упал на пол.

После долгого молчания глава старейшин заговорил:

— Ваши действия похвальны, землянин. Может быть, несколько опрометчивы, но своевременны и целенаправленны.

Кельвин вытаращил в изумлении глаза.

— Вы играли со мной? — гневно воскликнул он. — Позволили прийти сюда и найти драгоценное оружие, чтоб в конце концов посмеяться надо мной? Пожалуй, ваше хваленое бесстрастие на поверку не столь уж непроницаемо и легко находит выход в жестокости.

Страшная слабость охватила его. Слабость и разочарование.

— Схема вашего поведения была нами вычислена с самого начала, — продолжал старейшина. — Психологические особенности вашей личности подсказали, что вы предпримете поход на Деймос. Поэтому мы убрали щит от сателлита, указали место входа в лаборатории, спешно ввели период релаксации. И воздержались от всякого вмешательства, пока вы не обнаружите то, что вам требовалось. Эксперимент завершился вполне удачно.

— Что вы намерены предпринять? — горько спросил Кельвин. — Ваши объяснения мне безразличны.