Продолжая знакомить читателей с творчеством одного из самых выдающихся фантастов нашего века, издательство «Полярис» выпускает в свет «Новые Миры Айзека Азимова» — первое и единственное на русском языке собрание его рассказов.

Нет нужды представлять одного из самых ярких и интересных писателей, работавших в жанре научной фантастики, оставившего в нем неизгладимый след и многократно удостоенного всех возможных премий в этой области, одного из «Большой Тройки» фантастов (вместе с Р. А. Хайнлайном и А. Кларком). А еще — профессора биохимии, ученого и популяризатора науки, человека энциклопедической широты интересов и блистательного чувства юмора. Со всемирно известными романами Азимова, такими, как цикл «Академия» и фантастические детективы об Илайдже Бейли, а также циклами рассказов о роботах и о демоне Азазеле российского читателя познакомили не только «Миры Айзека Азимова», но и многочисленные другие издания.

Произведения же малой формы известны в нашей стране куда меньше, хотя именно в них максимально проявляется разносторонность Азимова-писателя. От юмора («Седьмая труба», «Остряк», «Что это за штука — любовь?») до едкой сатиры («Памяти отца», «В лето 2430 от P. X»), от космического боевика («Инок Вечного огня», «Слишком страшное оружие») до фантастического детектива («Ключ», «Ночь, которая умирает»), от серьезных размышлений о месте человечества во Вселенной («Сердобольные стервятники», «Дарвинистская бильярдная») до насмешки над ученым философствованием («Вслед за Черной Королевой», «Вера») — таков далеко не полный диапазон творчества профессора Азимова.

В пять томов собрания вошли рассказы из авторских сборников Айзека Азимова — начиная с юношеских, относительно слабых вещей, предшествовавших принесшему писателю славу рассказу «Приход ночи» (впервые увидевшему свет в сентябре 1941 года), и кончая никогда прежде не публиковавшимися в нашей стране рассказами из последнего, вышедшего посмертно сборника «Золото», включающего и одноименный рассказ, удостоенный премии «Хьюго» за 1991 год. Пятьдесят три года отдал писатель научной фантастике, и в пять томов его рассказов вложены пять десятилетий литературного труда и озарений.

Многие рассказы впервые увидят свет на русском языке. Кроме того, некоторые рассказы снабжены авторскими предисловиями об истории их написания, опускавшимися в предыдущих русских изданиях, которые, несомненно, будут интересны не только поклонникам творчества Айзека Азимова, но и истинным любителям научной фантастики вообще.

Когда я вошел в кабинет, Джон Харман сидел за своим столом, погруженный в глубокую задумчивость. Это стало уже привычным — видеть, как он неотрывно смотрит в окно на Гудзон, подперев голову рукой и нахмурившись. Мне такое дело не нравилось. Куда это годится: день за днем наш маленький боевой петушок выматывает себе душу, когда по справедливости весь мир должен бы им восхищаться и превозносить до небес Я плюхнулся в кресло.

— Вы видели сегодняшнюю передовицу в «Кларион», босс?

Он обратил ко мне усталые покрасневшие глаза.

— Нет, не видел. Что там? Они снова призывают на мою голову отмщение Господне? — голос Хармана был полон горького сарказма.

— Ну, теперь им этого мало, босс, — ответил я. — Вы только послушайте:

«Завтра — день, когда Джон Харман совершит свою святотатственную попытку. Завтра этот человек, против воли и совести всего мира, бросит вызов Богу.

Разве открыта смертным дорога всюду, куда их манят тщеславие и необузданные желания? Есть вещи, навеки недоступные человеку, и среди них — звезды. Подобно Еве, Харман жаждет запретного плода, и как праматерь человеческую, его ждет за это справедливое наказание.

Но говорить об этом мало. Ведь если мы позволим ему навлечь на себя гнев Господа, это будет вина всего человечества, а не одного Хармана. Если мы позволим ему осуществить свои гнусные замыслы, мы станем пособниками преступления и отмщение Господне падет на всех нас.

Поэтому совершенно необходимо принять немедленные меры, чтобы воспрепятствовать полету так называемой ракеты. Правительство, отказываясь сделать это, провоцирует насилие. Если ракета не будет конфискована, а Харман арестован, возмущенные граждане могут взять дело в свои руки…»

Гнев буквально выбросил Хармана из кресла. Выхватив у меня газету, он скомкал ее и швырнул в угол.

— Это же откровенный призыв к суду Линча! — взревел он. — Как будто этого, — он сунул мне в руки пять или шесть конвертов, — мало!

— Снова угрозы?

— Именно. Придется опять затребовать усиления полицейской охраны здания, а завтра, когда я отправлюсь за реку на полигон, будет нужен эскорт мотоциклистов.

Харман возбужденно забегал по комнате.

— Не знаю, что и делать, Клиффорд. Я отдал «Прометею» десять лет жизни, я работал, как раб, я потратил на него целое состояние, отказался от всех человеческих радостей — ради чего, спрашивается? Чтобы позволить кучке идиотов натравить на меня все общество? Чтобы даже моя жизнь оказалась в опасности?

— Вы опередили свое время, босс, — пожал я плечами. Фатализм, который Харман усмотрел в этом жесте, еще больше распалил его гнев.

— Что значит «опередил свое время»? На дворе как-никак 1973 год. Человечество готово к космическим путешествиям уже полстолетия. Пятьдесят лет назад люди начали мечтать о дне, когда они смогут покинуть Землю и устремиться в глубины космоса. За полвека наука медленно и с трудом проложила дорогу к этой цели, и вот теперь… Теперь эта возможность у меня в руках, а вы говорите, что человечество еще не готово!

— Двадцатые и тридцатые годы были временем анархии, упадка и слабости власти, не забывайте, — мягко произнес я. — Нельзя считать критерием то, что говорилось тогда.

— Да знаю я, знаю. Вы хотите напомнить мне о первой мировой войне 1914 года и второй — 1940-го. Но это же древняя история — в них участвовали мой дед и мой отец. Зато в те годы наука процветала. Люди тогда не боялись мечтать и рисковать. Тогда не было ограничений ни в чем, что касалось науки и техники. Ни одна теория не объявлялась слишком радикальной для того, чтобы ее разрабатывать дальше, ни одно открытие не признавалось чересчур революционным, чтобы сделать его всеобщим достоянием. А сегодня мир поражен гнилью, раз такая великая мечта, как космические путешествия, объявляется святотатственной.

Харман медленно опустил голову и отвернулся, чтобы я не увидел, как у него дрожат губы и наворачиваются слезы на глаза, но тут же решительно выпрямился:

— Но я им покажу! Я пойду до конца, и ни небеса, ни ад, не говоря уж о земных дураках, меня не остановят! Я слишком много в это дело вложил, чтобы теперь остановиться на полдороге.

— Не принимайте все так близко к сердцу, босс, — посоветовал я. — Переживания не пойдут вам на пользу завтра, когда вы заберетесь в свою ракету. Шанс остаться в живых у вас и так сомнителен, а что же будет, если вы стартуете, измученный всеми этими заботами и тревогами?