— Что-то я тут молодых людей не замечаю, да и молодых женщин тоже, если уж на то пошло, — сказала миссис Шоу, слегка взвизгнула и рассмеялась. — А вы как считаете, миссис Блетчли?

Сбоку донесся голос миссис Блетчли:

— Я стараюсь держаться подальше от этих двух кавалеров, миссис Шоу. Особенно когда они друг другу подыгрывают.

— Ах, дамы, дамы, да разве мы будем друг другу подыгрывать? — сказал мистер Риген. Он снова встал, на этот раз, по-видимому, для того, чтобы поклониться миссис Блетчли, которую заслонял косяк. — Неужто, видя двух столь очаровательных представительниц прекрасного пола, человек вроде меня или вроде мистера Сэвилла будет способен кому-то подыгрывать, даже если мы совсем голову потеряем? Каждый сам за себя в нашем мире, миссис Блетчли.

— Нет, вы только его послушайте! — сказала миссис Блетчли, взвизгнула, как миссис Шоу, а потом засмеялась, только не так громко. — У него не язык, а просто ложка с сахаром. Что угодно подсластит — проглотишь и не заметишь. Хорошо еще, что он живет через две двери, а не рядом, — добавила она. — А то не обобраться бы нам хлопот.

— Неужто я позволил бы кирпичным стенам, не говоря уж об окнах и дверях, разлучить меня с теми, кем я восхищаюсь, миссис Блетчли? — сказал мистер Риген.

Они обе снова засмеялись — слева и справа от открытой двери раздалось визгливое хихиканье.

— Нет, вы только его послушайте! — сказала миссис Шоу.

— Ах, красоте можно много лет поклоняться с почтительного расстояния, миссис Блетчли, — сказал мистер Риген. — Самые беззаботные из нас могут таить в груди страсть, на удивление ближайшим своим друзьям. Верно, Гарри? — добавил Риген.

— Он, конечно, может, что-то и скрывает ото всех, — сказал отец и тревожно оглянулся на дверь, точно ему не очень хотелось, чтобы Колин узнал про эту сторону жизни мистера Ригена.

— О, миссис Блетчли! Какие тайны самые незаметные из нас прячут подчас в сердце своем! — добавил мистер Риген. Его большая голова легким движением поворачивалась из стороны в сторону, худая шея покраснела, словно показывая всю меру чувств, которые вдруг преисполнили его при виде этих двух женщин. — Пусть каждый занят своим каждодневным трудом, но ведь наступает минута, когда он поднимает глаза и видит в какой-нибудь дальней двери, в каком-нибудь дальнем окне головку, личико, прелестную ручку или очаровательное ушко, миссис Блетчли. Как догадаться, чья прелестная ручка, чье прелестное ушко, чье личико, чей стан и так далее зажгли в нем этот огонь? И как догадаться, кто же тайно лелеет жаркое томление в своей груди?

— Сахару-то, сахару! — сказала миссис Блетчли и засмеялась даже еще пронзительнее.

— Будь я на пяток лет помоложе, пожалуй, я перескочил бы через ваш забор, заставил бы затрепетать ваше сердечко, — сказал мистер Риген и привстал.

— Мистер Риген! — сказала миссис Блетчли. — А что, если бы мистер Шоу был сейчас дома или мистер Блетчли?

— Да уж, не будь кому за ним приглядывать, он, пожалуй, такого натворил бы! — сказала миссис Шоу.

И снова по обеим сторонам двери раздалось визгливое хихиканье.

— Будь мистер Блетчли здесь, — сказал мистер Риген, — я бы напомнил ему, какое сокровище он покинул. Но пока он сражается за короля и родную страну, неужто я позволю себе приударить за его супругой?

— Вам только палец протяни, — сказала миссис Блетчли. Ее голос стал еще пронзительнее и вновь перешел в хихиканье.

— Это что, приглашение, миссис Блетчли, или всего лишь предположение? — спросил мистер Риген. Он встал и отвел назад локти, словно готовый перескочить через забор прямо с крыльца.

— Ох! — сказала миссис Блетчли и взвизгнула. Ее визг словно эхом отозвался по другую сторону двери.

— Держи меня, Гарри, держи меня! — сказал мистер Риген, опуская руку на плечо отца. — Перед такой женщиной разве устоишь!

— Ох! — снова сказала миссис Блетчли, но уже дальше от двери.

— Неужто, миссис Блетчли, вы закроете дверь на засов и оставите красавца вроде меня томиться снаружи? — сказал мистер Риген и, взмахнув рукой, вскинул ногу, точно уже перелетал через забор одним прыжком.

От соседней двери вновь донеслось пронзительное хихиканье, а затем что-то сказала миссис Маккормак со своего крыльца.

— Мистер Риген опять взялся за свое, миссис Маккормак, — сказала миссис Блетчли. — Говорит, что мне и у себя дома не укрыться, — добавила она.

С соседнего крыльца было дано несколько советов, и мистер Риген, словно укрощенный, опустил ногу, опустил руку и, не снимая ладони с плеча отца, медленно сел на приступку.

— Их три против одного! Мне ли спорить, что женщинам всегда достается все самое лучшее.

Со двора донесся общий визг.

— С каких это пор женщине достается хоть что-нибудь хорошее, мистер Риген? — сказала миссис Шоу.

— Хоть что-нибудь? — сказал мистер Риген. — Все самое лучшее только ей да ей, — добавил он. — Лучшие из нас, — он хлопнул себя по груди, — в самом соку. Лучшая часть нашей получки вечером в пятницу. И лучшая часть дня в полном ее распоряжении: лежи себе полеживай на диване с коробкой конфет под рукой. Разве вы видели женщину в шахте? Разве вы видели, чтобы женщина на передовой защищала родную страну?

— Кто бы говорил! — сказала миссис Блетчли. — Сидите себе спокойненько в конторе, в камине уголь горит, а передовую разве что в газете видели.

— Господи, да когда хоть один мужчина взял верх над женщиной? — сказал мистер Риген. Все еще держась за плечо отца, он посмотрел в кухню. — Берегись этих валькирий, парень, — добавил он. — Колдуньи они. Все до единой.

— Уж мы вас околдуем, не беспокойтесь! — сказала миссис Блетчли. — Фу-ты ну-ты, и петлица для гвоздички!

— Господи, навалились на меня со всех сторон! — сказал мистер Риген. — Не отступить ли нам на кухню? — добавил он. — Мужчине просто из дому выйти нельзя!

— И женщине тоже! Особенно когда вы близко или этот, другой красавчик, — сказала миссис Блетчли и захлебнулась хихиканьем.

— Господи, Гарри! Они и к тебе подбираются! — сказал мистер Риген и вскочил так стремительно, словно хлынул дождь. Он почти никогда не заходил к ним в дом и теперь только одернул жилет и джемпер, вежливо поклонился сперва в сторону миссис Блетчли, потом в сторону миссис Шоу и, все еще кланяясь, пошел через двор.

— Любит Риген чесать языком, — сказал отец, медленно поднимаясь на ноги и входя в кухню. — Если бы он хоть вполовину так работал, то давно разбогател бы, а не посиживал бы тут на крыльце для провождения времени.

Он подошел к очагу и поставил на него чайник. Однако его лицо все еще сохраняло оживление после разговора на крыльце. Он скрутил из газеты фитилек, сунул его в огонь, быстро выпрямился и прикурил от фитилька сигарету.

— Ну, да миссис Блетчли, когда даст себе волю, еще почище будет. Такого наговорит, что уши вянут, — добавил он.

Однако болтовня мистера Ригена, казалось, на него подействовала — он словно испытывал радостное возбуждение, по старался его не выдать.

— У твоей матери на это нет времени, — добавил он. — Можешь мне поверить. — Он как будто хотел принять меры предосторожности, чтобы она не узнала про этот разговор. — А они всегда рады языком трепать, и никакого соображения.

Он несколько секунд постоял у стола, рассеянно глядя на учебники и тетради, потом повернулся к огню.

— Тебе нравится жить тут? — сказал он, опершись рукой на полку, и оглянулся, потому что не услышал ответа. Чайник, придвинутый к самому огню, запел.

— В этом доме? — спросил он.

— В этом доме. В этом поселке. Я все думаю, не переехать ли нам, — сказал отец.

— А куда? — сказал он.

— Не знаю. — Отец покачал головой, словно разговор на крыльце заставил его задуматься. — Только подальше отсюда.

— Подальше не получится, — сказал он. — Тебе же все равно нужно будет ездить на шахту.

— Так я бы ушел.

— А какую другую работу ты найдешь? — сказал он.

— Пожалуй, что и никакую. — Отец покачал головой. — Только и гожусь, что рубить уголь. Вот и весь итог моей жизни, — добавил он.