-- Ну, говорит нам, и вы пришли. Знаю, знаю, я вас ждал. Говори, как дело было.
Я так и ахнул: угадал, нечистый! Тятька говорит: так и так, а он опять:
-- Знаю, знаю! С вами хлопот много!
Отец его просит, а он все ломается, потом говорит:
-- Ну, ладно: разыщем, только не скупись.
Отец вынул из кармана полштоф на стол. Колдун взял, глотнул прямо из горла раза три, а отцу говорит:
-- Тебе нельзя! и унес в чулан вино. Выходит из чулана, сел за стол и отца посадил. Начал в карты гадать. Долго гадал и все мурлыкал, потом содвинул карты вместе и говорит:
-- Взял твои деньги парень белый (а кто в наших деревнях, и по волосам и по лицу, не белый?).
Потом встал из за стола и пошел в чулан. Выносит оттуда котел. Поставил его посередь избы, налил воды, вымыл руки и опять ушел в чулан. Несет оттуда две церковные (восковые) свечи; взял отца за рукав и повел на двор. Я за ними. Привел под сарай, поставил позадь себя, перегнулся вперед и свечи как-то перекрутил, перевернул. Одну дал отцу, одну у себя оставил и стал чего-то бормотать. Потом взял у отца свечу, сложил обе вместе, взял за концы руками, а посреди уцепил зубами и как перекосится -- я чуть не убежал! Гляжу на тятьку -- на нем лица нет. А колдун тем временем ну шипеть, ну реветь, зубами, как волк, скрежещет. А рыло-то страшное. Глаза кровью налились, и ну кричать: "согни его судорогой, вверх тормашками, вверх ногами! Переверни его на запад, на восток, расшиби его на 777 кусочков! Вытяни у него жилу живота, растяни его на 33 сажени!". И еще чего-то много говорил. Затем пошли в избу, а он свечи те в зубах несет. Остановил отца у порога, а сам от головой в печь, -- только ноги одни остались, и ну, мычать там, как корова ревет. Потом вылез, дал отцу свечи и говорит:
-- Как подъедешь к дому, подойди к воротному столбу, зажги свечу и попали столб, а потом принеси в избу и прилепи к косяку: пускай до половины сгорит. И как догорит, то смотри, не потуши просто, а то худо будет, а возьми большим и четвертым (безымянным) пальцем и потуши: другими пальцами не бери, а то сожжешь совсем, и пальцы отпадут.
И так он велел сжечь свечи в три раза. Приехали мы с отцем домой и сделали, как велел колдун. А ден через пять приходит к нам Митька -- грох отцу в ноги: так и так -- моя вина! И денег пять целковых отдал, а за десять шубу оставил, говорит:
-- Сил моих нет, тоска одолела. Я знаю -- это все Танеевский колдун наделал {Рассказ И. Каблукова (сообщено из Саранск. у., Пенз. г.).}.
Таковы те приемы, при помощи которых колдуны поддерживают в народе свое обаяние. Но в то же время они твердо знают, что внешнее почтение быстро сменяется ненавистью, когда чары переступят меру и начнут наносить обиды. Правда, случаи резких самосудов уголовного характера стали замечательно редки, но о случаях презрения к колдунам-неудачникам связанного с потерею всякого уважения к ним, еще поговаривают во всех захолустьях как лесных, так и черноземных губерний. Здесь еще возможны случаи публичных состязаний двух соперников на почве хвастливого преимущества.
На этот счет в южных великоросских лесных захолустьях (напр. в карачевских и брянских местах) существует ходячий рассказ такого содержания.
-- В старые времена, на конце одного села, жила-была старуха. Нос у ней был синий, большой. Как ночь, старуха то свиньей, то собакой скидывается, и все белогорлистой. Скинется -- и ну по селу ходить: где солдатке под ноги подкатится и сведет бабенку с пути чистого, а где мужа с женой норовит разлучить. Грызть не грызет, а только под ноги подкатывается. А на другом конце села жил колдун. И невзлюбил тот колдун старуху, начал он ее изводит и на селе похваляться: я де ее доконаю! Вот как настала ночь и старуха, скинувшись свиньей, пустилась по селу, колдун встал посередь села и говорит: -- "Стой, говорит, у меня двенадцать сил, а у тебя и всего-то пять!" Завизжала свинья и сделалась вдруг бабой. Тут народ и давай ее кольями бить: "откажись, говорят, окаянная сила!" -- С неделю после того она с печи не сходила, чтобы синяков не показывать, а там отдышалась и опять за свое. И вздумала она раз на метлу сесть "на метле, говорит, он меня не уловит". Но только это она на середину села выехала, как он и почуял, почуял да на одном колесе в погоню за ней как пустится, сшиб ее с метлы, да тут и заповедал ей больше этим ремеслом не заниматься.
В северных лесных местах, -- именно в Тотемских краях, -- общеизвестен между прочим такой случай.
На одну свадьбу, для предохранения молодых от порчи, приглашен был колдун. Когда молодые отправились в церковь, то заметили около своего дома неподвижно стоящего человека. Возвращаясь назад, увидели его опять в том же положении, словно пригвожденным к месту. Когда свадебный колдун приблизился к нему, то все слышали как тот просил: "отпусти ты меня -- не держи, сделай милость". -- "Я и не держу тебя -- ступай". Тогда стоявший сорвался с места и бегом, во все лопатки, пустился прочь. Всем стало понятно, что то был колдун, подосланный для порчи: его узнал защитник и, чарами своими, заставил его простоять на одном месте во все время венчанья, и не вредить.
Но если вера в колдунов еще очень сильна в отдаленных местах, захолустьях, то в местностях, прилегающих к крупным центрам, она стала значительно ослабевать. Из подмосковных фабричных мест, например, компетентный свидетель, с полною уверенностью, сообщает, что там "колдунов теперь очень мало, сравнительно с недавним прошлым (Влад. губ., Шуйск. у.). Случалось, говорят бабы, их штук по пяти на одну деревню приходилось. Всех баб, бывало, перепортят. Бывало, все кликали, а нынче на целую волость пяти-то не наберешь, лекарок больше теперь. Сообразно с такой переменой, и рассказы о колдунах из центрального района получаются совсем в другом роде. Вот, например, рассказ о столкновении колдуна с солдатом.
Вернулся домой солдат и попал прямо на свадьбу к богатому крестьянину. Все за столом сидят, а на почетном месте, в переднем углу, сидит, развалившись, и чванится Савка-колдун. Не стерпел солдат, задумал с ним погуторить: начал "прокатываться" на его счет, смешки подпускать. Не вытерпел и Савка-колдун, ударил по столу кулаком, зарычал:
-- Эй, кто там крупно разговаривает? Кажись, солдат-от уж больно "дочий". Погодь, я его достану, в самое нутро достану.
Сватья и свахи повалились в ноги. стали умолять
-- Савелий Федорович, кормилец, прости его: во век твоей милостью будем довольны!
-- Ладно, выгоните только этого солдатика, а то я и сидеть у вас больше не стану.
Заговорил и солдат:
-- Ты, Савелий Федорович, не больно на меня наступай, лучше давай-ко потолкуем с тобой, а потом поворожим и поглядим, кто скорее уйдет отсюда.
-- Ну, давай ворожить!
Взяли оба по стакану с водкой. Колдун стал нашептывать в свой, положил какой-то корешок, песочку присыпал, и даль солдату выпить. Тот перекрестился и сразу выпил, так что все не успели даже глазом мигнуть. Ухмыляется солдат, да еще и спрашивает:
-- Что вы на меня выпучили глаза? ничего со мной не случится. Глядите лучше на Савелья Федоровича.
Над своим стаканом солдат не шептал, а прямо высыпал свой порошок:
-- Прими-ка, Савелий Федорович: -- выпей и ты на здоровье.
Проговорил Савка отворотные слова и выпил. А солдат велел припереть дверь и дружкам наказал не выпускать колдуна из-за стола.
Начало Савку прохватывать, стал он с почетного места проталкиваться. До середины избы не доскочил, как все повалились со смеху.
С той поры побежденный колдун заперся в своей хате, никуда не выходил и к себе никого не впускал. Вера в него поколебалась навсегда, хотя бабы приняли за колдуна и солдата.
Пользоваться помощью колдуна, как равно и верить в его сверхъестественные силы, наш народ считает за грех, хотя и полагает, что за этот грех на том свете не угрожает большое наказание. Но за то самих чародеев, за все их деяния, обязательно постигнет лютая, мучительная смерть, а за гробом ждет суд праведный и беспощадный. (Здешний суд для них не годится, по крайней мере, не только жалоб на колдунов не поступает в правительственные суды, но, в виду явных обид, не приглашаются для разбирательства даже волостные и земские власти).
