— Да, положи целую банку. Вот уж попирую от души!

— Стейк почти готов.

— Надеюсь, получилось как надо, Грег? С кровью?

— Все, как ты и просил. Тебе понравится, Феникс, стейк, картошка, лучок, яблочный пирог и еще холодный сладкий крем. Представляешь?

— Я знал, что могу на тебя положиться, Грег? — Он говорил спокойно. Серьезно, и, как мне показалось, с искренней признательностью. — Спасибо, дружище. Ты хороший человек.

— Ну вот. Все готово. — Я сделал знак Заку, и он поставил поднос с динамитом в кабину лифта. Шнур прикрыли бумажной салфеткой.

— Вот что, парни, вам надо поторопиться. Моя подружка просыпается. Кажется, она… ммм.

— Эй, ребята, идите-ка сюда, — позвал нас из соседней комнаты Тони. — Тут есть на что посмотреть, быстро!

— Отправляю стейк, Феникс, — крикнул я, поджигая шнур, и тут же захлопнул дверцу и нажал кнопку «ВНИЗ». Снова щелчок, и лифт пошел вниз. В запечатанную камеру пленника.

— Грег! Зак! Сюда!

Мы поспешили на зов Тони. Экран показывал Феникса. Он уже поднялся со стула. С первого же взгляда я понял, что она взяла его под свой контроль. Глаза у парня остекленели, и двигался он, как лунатик. Девушка сидела в прежней позе, как будто спала.

— Похоже, наша спящая красавица просыпается, — хмыкнул Тони.

Мы все смотрели на экран. Ждали чего-то? Не знаю.

Глаза у девушки открылись. В них было что-то отстраненно-равнодушное, холодное, чужое. Она взглянула на камеру и… уф… мне показалось, что она смотрит прямо на нас.

Там, в коммуникационном центре, прозвенел звонок, извещавший о приближении лифта. Феникс повернулся, и, как сомнамбула, подошел к стене и открыл дверцу. Секунду или две он стоял неподвижно, никак не реагируя на «подарок», хотя, конечно, видел и динамит, и горящий шнур.

Потом он быстро выхватил взрывчатку из кабины лифта, прижал к груди, как новорожденного, и, повернувшись к девушке спиной, торопливо отошел в дальний угол комнаты, где и застыл лицом к стене.

Эти несколько мгновений показались мне часами. Сгорбленная фигура Феникса… догорающий шнур… бомба…

Девушка смотрела прямо в камеру. Апатичный, даже сонный взгляд. Я знал — она понимает, что происходит. Но ей не было страшно. Чуть склонив голову набок, девушка смотрела… да, смотрела на меня, как будто изучала выражение моего лица. Темные волосы, спадая с плеч, прикрывали одну грудь. Губы разомкнулись, как будто она собиралась заговорить…

И в этот миг огонь добрался, наконец, до детонатора. В динамике грохнуло, и пламя, полыхнувшее в углу, прыгнуло к камере. Секундой позже в объектив ударилось что-то мокрое и красное. Красное расползлось по стеклу, полностью скрыв от нас вид комнаты.

Мы молчали. От взрыва нас защитил толстый бетонный пол. Тем не менее, тряхнуло прилично, и пыль, собиравшаяся в ковре несколько месяцев, взлетела в воздух. Свет замигал, но не погас. Даже компьютеры не отключились: наверное, сработала система защиты. По-прежнему гудели кондиционеры. Даже теперь, когда оператор погиб, электронный мозг бункера поддерживал все в рабочем состоянии. Возможно, разработчики предусмотрели самые невероятные ситуации и создали запас прочности, рассчитанный на месяцы, если не на годы.

Первым заговорил Зак.

— Ну, теперь это все наше, — сказал он, оглядываясь.

Тони болезненно поморщился.

— Не забудь, на наследство есть и другие претенденты. Сначала надо отселить соседей.

Я отряхнулся от пыли.

— Ну, думаю, что шершни смогут что-то испортить. Кроме того, Феникс следил, чтобы хранилища оставались надежно закрытыми. В первую очередь надо найти антибиотики для Микаэлы. И починить ногу нашему камикадзе. Потом вернемся сюда, приберемся, и, может быть, устроим себе каникулы.

— А ты знаешь, как нам выбраться?

— Что-нибудь придумаем.

Зак положил руку мне на плечо.

— Есть и еще кое-что, Грег.

— Да? Что же?

— Феникс сказал, что ты из улья. Что вы двое… ну ты и та девушка…

Я покачал головой.

— Приятель, ты же видел, в каком он был состоянии. У парня крыша поехала от наркотиков. Бред.

— Бред? И все?

— Хочешь совет? Считай это бредом. — Я хмуро улыбнулся. — Мы будем считать это бредом. Ну, Тони, как ты? Не пора ли нам немного прогуляться?

РОЖДЕСТВО

В тот день, когда я, взвалив Тони на спину, вынес его из бункера, все изменилось. С вами, наверное, тоже такое бывает: живешь-живешь, а потом вдруг понимаешь, что вот там-то и тогда-то в твоей жизни произошел поворот. Вот так и со мной. Бен повез Тони на джипе. Старичка так загрузили припасами, что он едва не цеплялся за землю днищем. Я ехал следом и ни о чем таком не думал. Я только радовался, что остался жив, что мои друзья тоже живы, что светит солнце и что день такой прекрасный.

Рядом ехал Зак на «харлее». Ему, наверное, хотелось поговорить, и он все говорил и говорил. О Фениксе, о девушке в бункере. А не обладала ли она телепатическими способностями? А не могла ли залезть и в наши головы и контролировать и нас тоже? А не… В конце концов, я улыбнулся и крикнул, перекрывая шум моторов:

— Забудь о них, Зак. Они умерли. Мы живы. Только и это имеет значение.

Мы ехали и ехали. Над головами у нас пролетали птицы. Некоторое время почти рядом с нами бежал олень. Может быть, ему было одиноко, и он думал, не прибиться ли к нашей компании, но потом свернул и исчез в лесу. Тогда еще казалось, что борьба за существование только начинается, что ей не будет конца и что каждый день надо проживать как последний. Но вышло так, что в тот день все переменилось.

Зак накачал Микаэлу антибиотиками. Не успел я и глазом моргнуть, как она стала прежней, обворожительной девушкой с темными манящими глазами и добродушной улыбкой, от которой самый хмурый вечер делался светлее. Нога у Тони зажила. Вскоре он уже ковылял по лагерю с палочкой. Сейчас она его не беспокоила, разве что ноет перед дождем, и тогда он начинает ворчать, жаловаться, как ему больно, и вообще ведет себя, словно медведь с прыщиком на заднице.

Конечно, нам пришлось бы совсем худо. Если бы не бункер. Разумеется, перво-наперво мы его очистили от того, что осталось от шершней, иначе там все провоняло бы падалью. Потом мы приезжали туда на джипе (с большим прицепом) через каждый несколько недель, как сумасшедшие, загружали его продуктами, патронами и бензином и возвращались в горы.

Вы спросите о Фениксе. Нет, никто и никогда даже не пытался взломать дверь комнаты, ставшей могилой Феникса и девушки. «Не буди лихо», посоветовала Микаэла. Хороший совет. Эпизод закончился. Точка. Забудь и живи дальше.

Мы так и жили. То лето получилось долгим и мирным. Никаких шершней. Единственным теплокровным существом, попавшимся мне на глаза, оказался лось, забредший в наши места однажды утром в начале осени, когда листья уже пожелтели, а в утреннем тумане ощущался холодок ночи. В такие дни я почти верил в то, что могу сесть на «харлея» и умчаться домой, где, распахнув дверь, увижу суетящуюся на кухне маму, и она улыбнется мне и скажет: «Привет, Грег, я приготовила пиццу на ужин. Будь добр, поднимись к Челле и помоги ей с домашним заданием».

В те дни ко мне приходили призраки. Приходили осторожно, крадучись, тихо, как предрассветный туман. Но, если уж на то пошло, что такое призраки? Всего лишь воспоминания. А воспоминания — это только ведь видеоклипы из прошлого, верно? Они не могут — или не должны — управлять нашими жизнями. Тем не менее, от них никуда не денешься. Иногда эти фантомы возникают из забытья.

Как-то мне приснился Феникс. Он сидел на краю кровати, на которой спали мы с Микаэлой.

— Я так и не поблагодарил тебя, Валдива. Спасибо. Приятель, ты меня освободил. Знаешь, она держала меня за марионетку… дергала за ниточку… дерг… дерг… — Он улыбнулся и дернул невидимую нить.

— Феникс?

— Да, старина?

— Всегда хотел спросить, зачем ты разрисовал лицо, как египетский фараон?