Этот мальчик Эвней, сын Гипсипилы от Ясона, повзрослев, стал царем Лемноса. По Гомеру, он правил островом в годы Троянской войны и во время осады города помогал ахейцам, посылал им лемносское вино и съестные припасы. Вероятно, это не поэтический вымысел: Лемнос, во-первых, издревле славился своим вином, а во-вторых, лежит на морском пути из Греции в Трою. Что гораздо важнее, упоминание царя Эвнея позволяет нам произвести датировку похода за золотым руном. Если Троя пала в царствование Эвнея, значит, Ясон побывал на острове поколением ранее. Археологи относят падение Трои к 1250–1200 годам до нашей эры (впрочем, немало и других датировок), при этом большинство ориентируется на дату около 1225 года до нашей эры. Следовательно, плавание Ясона должно было состояться двадцатью или тридцатью годами ранее, в середине XIII века до нашей эры. Эта дата, как мы увидим, согласуется не только с заселением Димини — возможного дома семьи Ясона, изгнанной из Иолка, — но и с фактами, которые открылись нам, новым аргонавтам, в далекой Колхиде, краю золотого руна.

Описывая переход от горы Афон к Лемносу, тот самый, который мы собирались повторить, Аполлоний замечает, что эта гора «наивысшей вершиной своей затеняет / Лемнос до самой Мирины, настолько от них отстоящий (Афон. — Примеч. перев.), / Сколько пройдет лишь к полудню ладья с хорошей оснасткой». Расстояние от Афона до ближайшей к нему оконечности Лемноса составляет на самом деле 34 морских мили, каковые «ладья с хорошей оснасткой» способна преодолеть за 12 часов на средней скорости 2,8 узла — гораздо медленнее, чем шел наш «Арго», подгоняемый попутным ветром: да, удача наконец-то повернулась к нам лицом, и мы устремились от берегов Халкидики к Лемносу. Предыдущий вечер мы провели на центральном «пальце» полуострова, в замечательной естественной гавани Порто-Коуто, где с нами расстался Антонис, которому надо было возвращаться в Неа Скиони; в час ночи мы покинули гавань, рассчитывая на ветер с суши. Когда мы выгребали из бухты, стоял штиль, а луна светила так ярко, что в горах щебетали птицы, перепутавшие день с ночью. Очертания мыса Амбелос проступали на фоне звездного неба, и я внезапно обнаружил, что правлю кораблем по звуку, определяю расстояние до прибрежных валунов по рокоту прибоя, разбивавшегося у подножия утеса.

Час спустя с запада задул ветерок, а рассвет мы встречали с горой Афон по левому борту; ее увенчанная снежной шапкой вершина весь день вздымалась над горизонтом подобно грандиозному маяку. Это надежнейший ориентир для всех, кто пролагает путь по морю, которое древние именовали Фракийским. Западный ветер подгонял «Арго» на всем протяжении дня, и рулевому оставалось лишь следить, чтобы Афон был слева, а солнце — справа; это был прямой курс на Лемнос. Нам попались два кашалота — редкие гости в Эгейском море; они плыли в направлении, противоположном нашему, выпячивая свои характерные скошенные рыла. В мгновение ока Трондур взобрался на мачту, откуда кашалоты были видны как на ладони, и долго глядел им вослед.

К пяти часам дня в знойной дымке показался Лемнос, а когда солнце, огромный оранжевый шар, стало опускаться за Афон, мы увидели, в точности как писал Аполлоний, что тень горы накрывает остров. Нам навстречу высыпали во множестве рыбацкие лодки (мы уже начали привыкать к таким встречам). Наблюдатели, расположившиеся на утесах Лемноса, давно заметили парус «Арго», а теперь рыбаки спешили проводить нас в гавань современной Мирины; вокруг галеры танцевали десятки огоньков (фонари на лодках), а с берега доносились детские голоса. На набережной толпились сотни людей, которые дружно вытягивали шеи, стараясь получше рассмотреть «Арго». В первом ряду стоял улыбающийся священник с бутылью лемносского вина.

Для меня было откровением, что на Лемносе почти не сохранилось следов микенской культуры, хотя острову отведено важное место в «Арогонавтике». Впрочем, как объяснил мне профессор Беши из Пизанского университета, проводивший на Лемносе раскопки, «сколько-нибудь значимых микенских артефактов тут не найдено, возможно потому, что их толком и не искали. Археологам хватало других». Сам профессор и его помощники прибыли на остров, чтобы продолжить раскопки итальянской экспедиции конца 1930-х годов. На восточном побережье Лемноса они нашли древний город Полиохни, датируемый приблизительно 3000 годом до нашей эры. Этот город был крупным и богатым, а его дома и формы глиняной посуды соответствовали тем, какие были в употреблении в Трое; это наглядное подтверждение теории, что Лемнос торговал с Троей уже в середине бронзового века.

Жизнь загадочным образом покинула Полиохни приблизительно в 1600 году до нашей эры. Согласно одной гипотезе, гибель города, как и минойской цивилизации на Крите, связана с катастрофическим извержением вулкана на острове Фера. Профессор Беши ничуть не сомневался, что история обольщения аргонавтов женщинами Лемноса основана на реальных исторических событиях. По его утверждению, город царицы Гипсипилы, очаровавший Ясона и других мореходов, лежит под современной Мириной и все еще ждет своего Шлимана. Однако в данный момент профессора и его команду больше интересовали два поселения на севере острова — Гефестия и деревня с храмом легендарных Кабиров. Оба места, между прочим, связаны с преданием об аргонавтах.

Гефестия была основана в VII веке до нашей эры и получила свое название в честь бога-кузнеца Гефеста, искусного в обращении с металлами, плавке и ковке, и оружейника олимпийских богов. По мифу, именно Гефест научил древних греков работать с металлом. В ссоре Геры и ее супруга Зевса Гефест принял сторону богини, за что разгневанный Зевс низверг кузнеца с Олимпа; Гефест упал на Лемнос, причем при падении сломал обе ноги и потому с тех пор ходил хромая. Исконные обитатели Лемноса, племя синтийцев, пожалели увечного бога и дали ему приют. За это Гефест научил их обработке металлов, а с Лемноса это умение распространилось по всей ойкумене.

Имеются все основания полагать, что это произошло благодаря ключевому местоположению Лемноса на пути из Малой Азии в Грецию. Данные археологических раскопок свидетельствуют, что древнейшие центры обработки металлов на Ближнем Востоке находились на северном, черноморском побережье Анатолии: там найдены остатки плавильных печей и копей, в которых добывали руду. Если греки почерпнули сведения об обработке металлов с востока, поначалу эти знания должны были получить жители Лемноса (неизбежной остановки на морском пути из Малой Азии), а миф о Гефесте возник, по всей видимости, как попытка объяснить, почему металлургию освоили не на материке, а на отдаленном острове в северной части Эгейского моря. Большинство исследователей сходятся во мнении, что Гефест — «импортированный» бог, не греческого, а малоазийского происхождения; для истории Ясона имеет значение, что морской путь с Лемноса в Черное море — тот самый маршрут, который избрали аргонавты, и этим же путем летел золотой баран, унося на спине Фрикса и Геллу. В некоторых версиях предания об аргонавтах утверждается, кстати, что среди спутников Ясона был Палемон, сын Гефеста, хромой, как и его отец.

Что касается храма Кабиров, он также имеет непосредственное отношение к истории аргонавтов. На высоком известняковом утесе, глядящем на север, на Фракийское море, стесали макушку и поклонялись там загадочным богам — Кабирам. Культ Кабиров был тайным, поэтому сегодня мы мало что знаем о его мистериях: посвященные клялись никому и никогда не раскрывать сути этого культа. Известно лишь, что эти боги как-то связаны с плодородием, с черной магией и с поклонением Великой Матери. Культ Кабиров пришел из Малой Азии, его главными центрами в Греции стали Лемнос и Самофракия — очевидно, опять-таки благодаря своему географическому положению.