Афанасий закованными руками пытался растормошить Николая, с закрытыми глазами качающегося в разные стороны на сиденье.

— Хоть бы помощь оказали человеку, — ругался Афанасий. — Недоноски.

— Закрой сифон, — грозно прикрикнул на него качок. — Будешь травить баланду — успокою минут на сто. — Он показал Афанасию увесистый кулак.

Скоро очнулся и Николай. Увидев и себя, и друзей в наручниках, понял, в чём дело.

— Не зря письмо пришло, — сказал он.

Друзья поняли, что он имел в в иду.

— Этот шибздик провёл нас, — сказал Афанасий, вспомнив худосочного парня, который упрашивал Лазутина посмотреть машину. — Это я виноват. Не встрень я в разговор, Константиныч не поехал бы помогать.

— Ну и сучонок, — в сердцах сказал Владимир Константинович, редко пользовавшийся грубыми словами. — Дядянька, я зелёный, помоги тачку толкануть, — передразнил он парня.

— Накололись, а теперь ищут виноватых, — ухмыльнулся качок,

— Дай воды, — попросил Владимир Константинович у качка. — Пить хочется.

— Имидж ничто, жажда всё, — рассмеялся Хрюн, показывая редкие мелкие зубы.

— Не дай себе засохнуть, — поддержал напарника качок словами из рекламного ролика и протянул Лазутину бутылку с бесцветной жидкостью.

Лазутин взял её и отвинтил пробку. Тут же с негодованием бросил её в качка. Тот поймал бутылку на лету, но забрызгался. Запахло бензином.

— Ты что ж, сучара, делаешь. — Он влепил оплеуху Лазутину.

На помощь товарищу хотели броситься Афанасий с Николаем, но наручники, зацепленные за дужку сидений, им не дали.

Качок быстро остыл. Он подобрал на полу пробку, завинтил её, положил бутылку в кармашек чехла сиденья.

— Пить захотел, — качок раздул ноздри. — Приедешь на место, будет тебе и кофэ, и шампаньское. — Он громко загоготал от своей, как ему казалось, шутки, вспомнив советское кино.

Афанасий обозвал их некоторыми словами, которых не терпит бумага, и качок тут же пригрозил, что если они будут базлать, он вотрёт им по первое число.

Дуровцы замолчали.

Около небольшой продуктовой палатки шофёр остановился.

— Надо бы горло промочить, — сказал он. — Да и живот подвело. С утра не жрамши…

— Хрюн, слетай по-рыхлому, возьми какого закусона и птичьей водички, — распорядился качок, услышав слова шофёра. — Купи и этим оболтусам, — он кивнул на дуровцев, — бутылку минеральной. Не обеднеем.

Его напарник, выкинув в проход длинные сухие ноги, открыл дверцу и, смотря по сторонам, перебежал дорогу. Минут через десять вернулся, держа в руке полиэтиленовый пакет.

— Трогай! — сказал он шофёру.

Они выехали за пределы посёлка и остановились на обочине в редком мелколесье. Качок бросил бутылку «Кашинской» Афанасию:

— Промочи горло, вахмистр беззвёздный, и дай своим.

Жмых переместился в салон и все трое разлили водку поровну, выпили и закусили бутербродами с колбасой, тут же нарезанной.

От запаха колбасы дуровцев затошнило, слюна забила рот. Афанасий отвернулся, чтобы не видеть, как троица поедает хлеб с колбасой.

Наступали сумерки. Дорога затягивалась темнотой, а бандиты не спешили заводить машину. Положив голову на спинку кресла, Николай заснул, если можно было назвать сном дремоту или забытьё, которое прерывалось всякий раз от хохота или громкого вскрика конвоиров.

Афанасий размышлял, кто такие свирепые их конвоиры. Он сопоставил события, произошедшие за последние сутки, но ни к какому выводу не пришёл. Тревожась догадками, он спросил, обращаясь к качку, как главному из забубённой компании:

— Слушай, пахан! Может, объяснишь, за что нас повязали?

«Пахан», наевшись колбасы и пропустив стакан водки, заметно подобрел. Его глаза глядели не так остервенело, лицо потеряло брезгливую ухмылку, упитанное тело расслабилось.

Он поковырял зубочисткой во рту, не отрываясь, глядя на Афанасия. Сплюнул на пол. Откинувшись на спинку кресла и убрав зубочистку в пенальчик, ответил:

— Мы выполнили заказ.

— Какой заказ?

— Кому-то вы дорогу переехали.

— Может, вы ошиблись номером?

— Не бойся. Не перепутали.

— Кто же заказал нас?

— Ваньку-то не валяй. Так я тебе всё и разбубонил. Сдадим на руки, там и выясняй.

Качок отвернулся, давая понять, что дальше разговор вести он не намерен, встал с кресла и открыл дверь салона, пробормотав, что у него закипает радиатор. Справив нужду, закрыл дверь и уселся на прежнее место.

Простояли примерно ещё с час. Когда совсем стемнело, качок дал команду двигаться дальше. Афанасий глядел в окно, стараясь увидеть какие-либо приметные ориентиры дороги, но за стеклом нельзя было что-либо различить, и он оставил бесполезное занятие. Машину почти не покачивало, и можно было определить, что они едут по ровной асфальтированной дороге.

Когда впереди мелькнуло светлое пятно — фонари населённого пункта, качок положил пленников в проходе между кресел лицом вниз, пригрозив пощекотать им пятки, если они поднимутся.

Минут через десять автобус остановился, и качок, открыв скрежетнувшую дверцу, спрыгнул на землю. Послышались удалявшиеся шаги. Однако вскоре он вернулся.

— Трогай! — сказал шофёру.

Они проехали прямо, потом свернули направо, скрипнули ворота, под колёсами протекторов зашелестел гравий.

Когда машина остановилась, качок весело скомандовал:

— Поднимайсь и выматывайсь!

Хрюн отстегнул наручники от сидений.

— Чего телитесь? — прозвучал извне автобуса грубый голос.

Хрюн сильно саданул Афанасия носком ботинка.

— Чего разлёгся!?

— Потише, едрёна копоть, — огрызнулся Афанасий.

Их вывели из автобуса. Они увидели звёздное небо в просветах деревьев, черневший сбоку несуразный массив дома.

К автобусу подошли трое. Один из них, высокий, басовитым голосом спросил:

— Всех доставили?

— Как договаривались.

— Отведите их, — приказал высокий. — Наручников не снимать. Ваши бабки! — он протянул качку свёрток. — Считать будешь?

— Я не страдаю комплексами, — ответил качок. — Денежка счёт любит.

Он прошёл в автобус и включил в салоне свет.

Дуровцев, подталкивая в спину, ввели в какое-то помещение. В замочной скважине звякнул ключ.

Они остались одни.

Николай в середине комнаты наткнулся на что-то.

— Щит для игры в пинг-понг, — сказал он.

— Везет нам на спортивные сооружения, — вздохнул Афанасий.

Глава девятая. Ирэна Арнольдовна

Дуровцы ошарили помещение, но кроме стола для игры в пинг-понг, больше ничего не обнаружили. Помещение было обито вагонкой. В одной стене было три небольших фигурных окна, какие устраивают в мансардах или чердачных помещениях.

— Попали в переделку, — вздохнул Лазутин, присаживаясь к стене рядом с Афанасием.

— А ты хочешь клад найти без всяких осложнений? — уставился на него «афганец», хотя этого в темноте не было видно.

— Ты связываешь наше теперешнее положение с сундуком?

— Если не с сундуком, то с озером.

— Поясни?

— Кто нас предупреждал, чтобы мы не рыпались?

— Этот… Харон.

— Ну вот, ты сам ответил на свой вопрос. Я правильно мыслю, Николай?

Воронин в это время вершок за вершком обследовал помещение, стараясь узнать, куда их поместили.

— У меня других предположений нет. Я тоже считаю, что мы в лапах пресловутого Харона, ни дна бы ему, ни покрышки!

Он ударился головой о какой-то предмет, отчего чертыхнулся и отказался от дальнейшего обследования помещения в густой темноте.

— Есть хочется, — сказал Лазутин, проглатывая слюну.

— Да и жажду утолить не мешало бы, — добавил Афанасий, растирая запястья под наручниками. — Гады, хоть бы чего попить принесли…

— Будет день, будет пища, — сказал Николай, присаживаясь рядом с друзьями. — Я смертельно устал от этих передряг. Давайте поспим.

Рассвет затекал в помещение из оконцев, выгоняя из углов ночную темноту. Солнце ещё не встало, и всё было серым.