Настроение у него было приподнятое. Отхлебнув бренди и приторочив металлическую баклажку к широкому кожаному поясу, он встал с пня и оглядел свою команду. Все были одеты, как заправские спелеологи — денег на экипировку Пол не пожалел: на головах были пластмассовые оранжевые каски, с лампочками, как у шахтёров, мощные аккумуляторные фонари сбоку, через плечо были перекинуты мотки толстой капроновой бечевы, куртки были тёмно-синего цвета, оранжевые комбинезоны были сшиты из плотной суровой ткани с множеством карманов, на ногах ботинки с ребристой подошвой, лёгкие, но прочные. За плечами рюкзаки с дополнительным снаряжением и запасом питания и воды.
Оглядев вверенную ему команду, Стысь остался доволен. Он и сам был одет подобным образом и представлял себя в роли этакого покорителя внеземных цивилизаций из романов Айзека Азимова или Рэя Бредбери. Оружия никому не было выдано. Только Стысь заткнул за пояс немецкий «вальтер».
Разобрав снаряжение и запасы продовольствия, отряд, разбившись на две группы, на резиновой лодке поочередно переправился на гряду. Стысь приказал замаскировать лодку так, чтобы её никто не смог обнаружить. Рассчитывали, что к концу дня найдут искомое. Как уверял Обух, ему хорошо известно место захоронения сундука, и найти его не составит труда. Страхи Обуха Стысь считал беспочвенными, со смехом спрашивая каждый раз, когда они оставались наедине, сколько бутылок «Истока» он осушил перед спуском в пещеры. Обух злился, но на приколы не отвечал.
Стысь сначала не хотел ехать на проклятое озеро — сколько переживаний было связано с ним! Конечно, их можно было позабыть, кроме одного — потери Ольги. Потери не для Пола, а для него, Алекса. Стысь жалел Ольгу, хотя, как признавался себе в минуты глубоких раздумий, по-своему — в ней он жалел самого себя. Пол, как говорят русские, отбил у него девушку. Но сам желаемого не достиг, а другу дорогу перешёл.
Вспоминая те дни, анализируя свои поступки, Стысь ощущал внутреннюю неловкость за то, что поддался уговорам патрона и оказался втянутым (при зрелом размышлении стал полагать не втянутым, а ввергнутым) в неприглядную историю с инсценировкой утопления Ольги. Они-то знали, что далеко это не зайдёт, а Ольга? Каково было ей? Что она пережила в те минуты? А разрушение дома художника? Здесь была не инсценировка. Пол в состоянии аффекта и беспредельной ярости, не знал, что творит, приказав Зашитому стереть дом художника с лица земли. А Алекс? Он умыл руки. Он смалодушничал и отправил Ольгу на верную гибель. Человека, который не сделал ему ничего дурного, больше того, которого он боготворил. Он, почитающий себя жителем ХХI века, позволил послать человека на смерть. Затмение на него нашло? Или он в глубине души радовался, что будет отомщён за то, что Ольга предпочла его другому, ничем не лучше Алекса, только намного богаче. Хорошо, что всё кончилось добром. И теперь никто не сможет винить его в злодействе. Но уйдёт ли он сам от этой мысли? И он продолжает выполнять прихоти патрона. Едет в сомнительную поездку за каким-то сундуком, от которого ему достанутся рожки, да ножки…
Осложнения начались при подъёме. Взбираясь на кручу с запасом продовольствия и снаряжением, всем пришлось изрядно попотеть. В тени солнце не высушило камень, и он был скользок. Один из спелеологов чуть не сорвался с кручи — его удержал напарник. Сорвавшийся повредил ногу и с час потребовалось, чтобы оказать пострадавшему первую помощь, но, к счастью, травма оказалась не настолько серьёзной, чтобы препятствовать в дальнейшем продвижении наверх.
Перед входом в пещеры сделали привал — покурили, проверили снаряжение. Вошли в прохладный чёрный зев, когда снаружи во всю светило солнце, а тишайшее озеро расплавленным оловом расстилалось под ними.
Обух вначале шёл уверенно, освещая мощным фонарём путь впереди себя, но с каждой минутой шаги его замедлялись.
— Куда ведёт эта дверь? — спросил старший спелеолог, которого звали Борис, указывая на стальное полотно в гранитном массиве.
— В преисподнюю, — отозвался Стысь, не зная, что ответить. — Но нам туда не по пути…
Он лично инструктировал спелеологов, разъяснив им, что надо найти спрятанный в расселине сундук с очень ценными археологическими ископаемыми и доставить Загу. Объявил, что надо соблюдать конфиденциальность мероприятия, и они будут вознаграждены за молчание и работу. Щедрый аванс не позволил спелеологам усомниться в правдивости слов руководителя.
Не прошли они и пятидесяти метров, как раздался глухой удар, словно в толще гранита взорвалась бомба, мощный гул прокатился по штольне и сверху посыпались камни и пыль.
— Назад! — крикнул Борис и вернулся к основной группе. — Назад, впереди осыпь.
Действительно, проход впереди их был завален в считанные секунды.
— Всем наружу, — приказал Стысь и первым заспешил к выходу.
Они долго сидели перед входом в пещеры, наблюдая, как зев продолжает изрыгать клубы пыли. Стысь благодарил Бога, что он спас их, не дав погибнуть под обвалом. Они были на волоске от гибели. Будь они шагах в десяти впереди, мощный каменный поток накрыл бы их.
Через некоторое время, отдышавшись, Стысь послал спелеологов в разведку — посмотреть свободен ли путь. Минут через тридцать они вернулись, и Борис сообщил, что камни напрочь завалили туннель.
— Так расчистите его, — вытаращил глаза Стысь. — Сколько времени на это потребуется?
— Неизвестно на каком протяжении засыпан туннель, — отозвался Борис. — Может, несколько часов, может…
— До вечера надо управиться, — отрезал Стысь и приказал разбить лагерь.
Обуха он оставил на бензиновой плите готовить обед, спелеологов отправил найти проход, а сам расположился в тени скалы и изредка прикладывался к алюминиевому горлышку своей баклаги.
Только к позднему вечеру спелеологи, смертельно уставшие, расчистили узкий проход, по которому можно было продвинуться в незасыпанную часть туннеля. Заночевать решили на гряде, чтобы сэкономить время и с утра продолжить поиски сундука.
Утром, когда над озером крутыми волнами стлался туман, Стысь разбудил спутников и приказал, не теряя времени, собираться в путь.
— Недосуг прохлаждаться, — объявил он. — Время — деньги. Кстати, шеф обещал премию тому, кто первым отыщет сундук.
Спелеологи не скрыли радости и, наскоро перекусив, разобрали снаряжение.
В пещерах было тихо и ничто не предвещало осложнений. Туннель становился уже, но выше.
Скоро Обух отстал. Взглянув на него, Стысь не узнал подельника — лицо было серым, лоб покрылся испариной.
— Не отставай, — приблизив губы к его уху, тихо проговорил Стысь. — Что это за проводник, который тащится в хвосте отряда.
— Мандраж берёт, — ответил Обух, испуганными глазами глядя на Стыся.
— А кто дорогу будет показывать, — жёстко сказал Стысь и ткнул пальцем в спину Обуху. — Иди вперёд!
Пересиливая страх, Обух выполнил приказание начальника.
Они прошли ещё метров сто и очутились в высоком гроте, просторном и гулком. Запищали летучие мыши, неслышно скользя высоко над ними и невидимые в темноте.
— Дальше куда? — спросил Стысь проводника.
— Дальше в то ответвление, — указал рукой Обух на различимую впереди штольню, словно пасть, чернеющую таинственным зевом.
— Далеко ещё?
— Нет. Дальше лаз. За ним сундук.
— Показывай дорогу, — сказал Стысь. — И не дрожи так, как… — Он не нашёл сравнения и замолчал.
Пока ничего не говорило о каких-то призраках или привидениях, о которых рассказал Обух. Скрипел мелкий камень под ногами, иногда осыпался песок или мелкая крошка с боков туннеля и казалось, ничего не таило опасности. Мощные стены туннеля, его высота, в которой терялся луч фонаря, кромешная темнота и тишина, поглощающая голоса, говорили участникам экспедиции о таинственности и непредсказуемости подземелья. Однако всё было спокойно, хотя у Стыся нет-нет да слабли непроизвольно колени, и он чаще стал думать, что любого очутившегося здесь храбреца, непременно возьмет оторопь.
