Климов посмотрел на их дом, возле которого стоял, на окно, за стеклом которого шевельнулась занавеска, и ответил:
— До свидания! — И, уже сделав несколько шагов, почти прошептал: — Так я вас жду завтра, Марина!
— Договорились, — ответила она и махнула рукой.
Вечером спать Климову не хотелось. Он пошёл к реке. Она была чёрная и таинственная, как пустота. Лодка, привязанная к колышку, не шелохнётся. Стоит как рисованная на чернильной воде. Климов отвязал её, оттолкнулся от берега и лёг на дно. Здесь уютнее, чем дома. И небо рядом, и звёзды гуще и ярче. Он лежал, положив руки на грудь, и смотрел, как месяц серебряным коромыслом, заброшенным в глубину неба, качается над головой и отражается в молчащей реке.
На следующий день небо после пополудни заволокло серыми облаками, и Климов всё боялся, что пойдёт дождь и встреча не состоится. Но дождь не приходил.
Он встретил Марину в проулке между домами. Она мелкими шагами спускалась ему навстречу. Волосы были завиты и падали на плащ, который она надела.
— Не будет дождя? — спросила она.
— Раз мы идём на экскурсию, он не рискнёт помешать нам, — бодро ответил Климов, обрадованный её появлением.
Берегом реки, миновав луг, они дошли до усадьбы, осмотрели двухэтажный дом с колоннами, флигеля и по широкой лестнице спустились в старый парк к большому пруду. Пруд засыпал. Его вода, зелёная от водорослей, не колыхалась, тяжёлым металлическим слитком застывала в низких берегах. Доносилась танцевальная музыка. Марина прислушивалась к ней.
— Как давно я не танцевала, — сказала она.
— Может, сходим? — предложил Климов.
— Побродим по парку, — отказалась она. — Здесь очень красиво, мне нравится. — И она дотронулась ладонью до его руки.
Посидели на смкамье под липами. В глазах Марины острыми точечками отражались фонари, гирляндами висевшими под кронами деревьев. Белело лицо. Климов говорил мало, прислушивался, смотрел на спутницу. Она тоже молчала и сорванной веткой отгоняла комаров.
Налетел порыв ветра, зашелестела листва. Прогремел гром.
— Надо идти, — проговорила Марина.
Климову не хотелось уходить, и он сказал:
— Посидим ещё. Гром далеко. Успеем…
Однако зыбкая вспышка молнии заставила их подняться и пойти по аллее. На узком мостике, перекинутом через овраг, не сговариваясь, остановились. Климов взглянул на Марину. В густевшем сумраке лицо её было смутно различимо, только глаза отсвечивали, как вода пруда в лунную ночь, в них плавало по звёздочке, украденные у фонарей…. Она не отстранила губ…
Капнула первая капля. За ней вторая, третья. Марина поймала руку Климова. Ладонь её была горячей.
— Пойдём домой, — прошептала она.
Но уйти от грозы и от дождя им не удалось.
— Я люблю дождь, — говорила Марина. — А ты? — Незаметно для самих себя они перешли на «ты».
— Сегодня люблю, — ответил он и, найдя руку Марины, сильно сжал её.
Они шли домой и смеялись. Климов смеялся оттого, что она шла рядом, он ощущал её тепло, ему было хорошо. В мокрых брюках идти было неудобно: складки и швы резали тело, мокрые ботинки выскальзывали из-под ног, а ему было всё равно. Он был готов так шагать хоть всю ночь…
В окне её дома горел свет.
— Мама с Ирочкой ждут меня, — сказала Марина. — Наверное, беспокоятся. — Она уткнулась мокрым лицом Климову в плечо.
— Когда встретимся? — шёпотом спросил Климов, хотя никто не мог их услышать.
— Когда хочешь, — также шёпотом ответила она. — Завтра. Утром, На мостике. Часов в одиннадцать.
— Хорошо, — ответил Климов, выпуская её руку из своей.
Он был счастлив.
5
Часами можно сидеть у переката реки и слушать говорливые воды. Многое может порассказать река: и тихого, мечтательного, и шумного, весёлого. Дно близко. К середине водного потока — каменистое, ближе к берегу — песчаное. Песок даже взбирается на берег, но, дойдя до травы, задумывается, стоит ли ему карабкаться дальше, и останавливается. Климов сидел на гладкой тёплой спине валуна и смотрел, как лучи солнца, отражённые белыми камешками дна, преломлялись в воде и колыхались зыбкими зайчиками. Он не слышал лёгких шагов. Тёплые ладони закрыли ему глаза. Он не пытался высвободиться. Он знал, что это она. Он даже чувствовал, как тоненькая жилка бьётся под кожей ладони.
Мартина отняла руки и села рядом на валун. Её глаза смеялись, и вся она была жизнерадостная, светилась полуденным солнечным светом.
— Давно сидишь? — спросила она.
- С час, наверное.
— А я сегодня хотела тебя увидеть. Подошла к дому — пусто! Думаю, наверное, на реке. Где ему ещё быть. Я угадала, да? — Она провела рукой по его волосам, расправляя растрёпанную ветром прядь. — Я сегодня очень счастливая. Не знаешь почему? Или день такой солнечный? Пойдём на тот берег? — предложила Марина, взяв Климова за руку. — Походим босиком по лугу? — Она снизу заглянула ему в глаза. — Пойдём!
— Пойдём, — согласился он. Подвернув джинсы, вошёл в воду. — Давай я тебя перенесу?
— О нет! Пройду сама, — воспротивилась Марина.
Медленно, держа туфли в руке, она вошла в воду, пошла к берегу, оступаясь на скользких камнях.
- Бр-р-р, какая вода холодная.
— Ключи бьют, — пояснил Климов.
Зелёный луг звенел, дожидаясь сенокоса. Они сели недалеко от воды. Марина выдернула стебелёк мятлика, щекотала Климову лицо, шею. Глаза её были глубокие, как небо над ними.
— Мне всегда в последнее время, — говорила она, — чего-то недоставало в жизни. Теперь я не ощущаю этого…
Над водой летали стрекозы. Зависали, как вертолёты над осокой, кустами, потом прижимались к воде и снова стремительно взмывали вверх.
— Посмотри, — сказала Марина, — какие облака! Какие они величественные и спокойные.
Климов вскинул глаза, но посмотрел на Марину. Она взяла руками его голову и повернула к небу.
— Мне кажется, в облаках можно увидеть молчаливую гармонию жизни, — сказал он. — Её смысл, простоту и бесконечность превращений, бесконечность времени и пространства.
— А я только без тебя ощущаю бесконечность времени. А с тобой оно конечно. Я рада, что встретила тебя.
— Я тоже рад.
— Ты умеешь сочинять сказки?
- Не пробовал.
— А рассказывать?
— Наверное, смогу.
— Тогда расскажи мне сказку. — Она касалась губами его губ.
6
…Бывает, что Марина приходит неожиданно, когда Климов её не ждёт, хотя он ждёт её всегда. Она тихонько стучит в окно. Он открывает створку и видит её смеющееся лицо.
— У меня есть время, — говорит она. — Идём на реку?
Взявшись за руки, они бегут к реке. Садятся на перевёрнутую лодку и смотрят на другой берег, на таинственный лес, на прохладную воду, сидят и молчат, глядят в глаза друг другу и чему-то смеются.
Была середина лета.
7
Наступил август. Как-то Климов сидел дома и пытался писать, но работа не шла. Снаружи постучались. Он поднялся, толкнул дверь и увидел перед собой бледное, решительное лицо матери Марины. Он пропустил её в дом, подал стул. Она села, с минуту оглядывала убранство помещения, потом внимательно оглядела Климова, провела языком по подкрашенным губам и сказала:
— Мой визит, может, не столь и приличен, — она в упор посмотрела на стоявшего Климова, — но… Я по поводу… Марины.
Климов молчал. Ему казалось, что стук его сердца наполняет комнату. Мать Мартины продолжала:
- Я пришла как мать. Мне дороги интересы своей дочери, её счастье. — Она достала из узкого рукава платья носовой платок, промокнула им лоб, снова спрятала в рукав. — Я воспитывала свою дочь одна, так уж случилось, впрочем, для вас это не имеет никакого значения… Я не жалела для неё ничего, ни в чём ей не отказывала, и она ни в чём не нуждалась. У неё был муж, очень хороший, славный, добрый человек…
На глазах её блеснули слёзы. Она снова достала платок.
— Пять лет Марина жила одна, воспитывала дочь. О замужестве и слышать не хотела. Сейчас у неё есть хорошая партия, а вы…вы мешаете ей…