Он, опасаясь, что та ещё жива, поддел тушку ногой, но безголовая курица не шелохнулась. Взяв её кончиками пальцев за одну из лапок, Джек бросил её в раковину. Теперь предстояло самое интересное – избавится от перьев и от всего остального.

Нужна была вода.

Джек, ещё не до конца отошедший от недавней картины, спустился в подвал и стал искать насос или что-то на него похожее. В подвале ничего подобного не оказалось. А вот во дворе, и как он раньше не заметил, стояла обычная колонка. Стоило опустить рычаг, и из чугунной трубы текла вода, разбиваясь о бетонную площадку мелкими брызгами.

Неудобно, конечно, что за водой теперь надо ходить во двор, но Джек был благодарен и за это. Он набрал полную кастрюлю воды и притащил её на кухню. Затем стал обдирать с тушки перья. Одно перо, второе, и так до тех пор, пока куриная тушка полностью не избавилась от оперения. Пальцы Джека с непривычки болели и саднили.

Он слышал, что тушку следует выпотрошить, поэтому неумело вспоров курице брюхо, он повредил кишечник, откуда в полость желудка, полилась жёлто-зеленоватая жидкость, разнося по кухне дурной запах. Превозмогая подступившее отвращение, Джек избавился от внутренностей, выкинув их в мусорное ведро, а затем сполоснул курицу в кастрюле с водой и плюхнул её на стол.

Всё, вот теперь её можно было готовить.

Джек демонстративно утёр рукавом лоб и с облегчением вздохнул. Вот оказывается, сколько труда и нервов надо вложить, всего лишь в одну курицу, чтобы она приняла знакомый магазинный вид.

Дальше Джек особо не мудрил. Он развёл огонь в камине и подвесил над пламенем кастрюлю с порубленной на куски курицей.

Он устроился на стуле перед своеобразным очагом и, помешивая своё варево, наблюдал за кипящей водой, вспоминая, как в детстве любил наблюдать, как готовит его мама.

Придя с улицы, красный от мороза и мокрый от налипшего снега, он подолгу мог сидеть у плиты, грея свои руки и смотреть, как бурлит вода, как поднимается вверх густой пар, а в нос бьёт густой аромат маминой стряпни.

А потом, под недовольные крики матери, что он до сих пор не переоделся, убегал в ванную, где скидывал с себя мокрую одежду и залезал в горячую ванну, где тоже любил проводить много времени. Пока его подушечки пальцев, не принимали белый цвет и сморщивались так, что становились похожими на складки шарпея.

Всё это было уже так давно, что Джек с трудом припоминал своё детство, проведённое в пригороде Бостона. Лишь немногие моменты, подобные этим, запечатлелись в его голове.

В юном возрасте он и помыслить не мог, что окажется в роли выживающего на заброшенном ранчо, посреди Канзаса.

Хотя, как и любой ребёнок, мечтал побывать в шкуре Робинзона Крузо, книжку про которого он случайно нашёл на книжной распродаже.

Кто же тогда знал, что робкие детские мечты могут воплотиться в то, что с ним сейчас случилось.

Тут Джек с улыбкой на губах, вспомнил одно мудрое изречение: «Будьте осторожны в своих желаниях, они имеют свойство сбываться».

***

Эту ночь Джек спал беспокойным сном. Ему снилось, как он в роли Робинзона Круза носился на слоне, по клочку суши, в бескрайнем океане. А потом слон, голосом отца сказал ему:

- Говорил ведь я тебе, что не надо было ехать, а ты не послушался. Теперь видишь, куда ты попал?

- Но я же думал, что всё обойдётся. – Оправдывался Джек, недоумевая, что разговаривает с отцом, выглядевшим, как обычный слон.

- Ты должен покаяться.

- В чём покаяться, отец?

- Это ты должен решить сам

- Но я понятия не имею, о чём ты говоришь?

- Придёт время, и ты поймёшь.

- Отец! К чему все эти загадки, что ты имеешь в виду?

Но слон-отец уже не отвечал и шёл прямо в воду.

- Стой! Ты куда? Я же утону! Я не умею плавать!

Но животное упорно шло вперёд, не обращая на Джека внимания, пока он не оказался по горло в воде.

Джек в ужасе стал бить руками о воду, пытаясь удержаться на плаву, слон куда-то исчез, Джек стал захлёбываться, заметив при этом, что вкус у воды какой-то необычный и похож на куриный бульон.

***

Из небытия Джефри очнулся от пронзительной сирены, которую издавала карета скорой помощи, пронёсшаяся за окнами.

Он медленно открыл глаза, уставив свой помутневший взгляд в потолок. Судя по свету из окна, на улице был день.

Какое сегодня число и сколько он тут пролежал?

Немного повернул голову, оглядывая помещение и пытаясь сообразить, где он находится. По-видимому, он лежал в обычной больничной палате.

Джефри вдруг вспомнил, как он здесь оказался. Ему стало плохо, вот его и уложили в койку.

Тут его сердце учащённо забилось, а пальцы рук сжали простыни.

Справа от него на такой же кровати лежала женщина, и он её узнал, это была его жена.

В обрамлении многочисленных трубок. Её глаза были закрыты, а грудь тяжело вздымалась.

- Тиффани!

Прохрипел он. Но жена не отзывалась.

- Тиффани! Ты слышишь меня?

Молчание.

Наверное, она спит, подумал Джефри.

Как она сейчас?

Джефри вспомнил последний разговор с доктором, который посоветовал отключить систему жизнеобеспечения, поддерживающую её жену. На глаза выступили слёзы, благо никто не видит и можно дать себе слабину. Джефри почувствовал, как ему стало грустно и одиноко. Теперь он совсем один.

Спустя некоторое время, Таболтон понял, что нестерпимо хочет в туалет, и он судорожно стал искать рукой кнопку вызова.

Через минуту в палату вошла медсестра средних лет.

Улыбаясь, она подошла к старику.

- Добрый день, мистер Джефри, вижу, вы проснулись. Вам что-то нужно?

- Да пожалуй, что нужно.

Медсестра понимающе кивнула и помогла встать Таболтону на ноги и отвела его в ванную комнату, находившуюся здесь же.

Когда медсестра вновь уложила Джефри на койку, старик спросил.

- Сколько я здесь прохлаждаюсь?

- Уже второй день, - улыбнулась медсестра, - скоро вы вновь будете, как огурчик.

- А что с моей женой, - Таболтон кивнул на соседнюю койку, - она в порядке?

- Боюсь, я не в курсе, - Ушла девушка от ответа, и добавила, - я только сегодня вышла на дежурство. Но могу позвать лечащего врача, мистера Тэннанта.

- Да, да! Будьте добры позовите его.

Девушка вышла из палаты, а через пару минут, Джефри увидел входящего доктора, Мистер Тэннант, был по-прежнему уставшим. В мятом белом халате, поверх рубашки фиолетового цвета.

С озабоченным видом, он приблизился к Таболтону.

- Добрый день мистер Таболтон.

- Добрый день… Насколько всё плохо? – Таболтон посмотрел в ту сторону, где лежала Тиффани.

- Ваша жена сейчас в коме, - аккуратно начал доктор Тэннант, опасаясь, как бы старик вновь не сдал, - как я вам уже говорил, операция на мозге невозможна. Опухоль слишком разрослась, чтобы её оперировать. Всё что мы сейчас можем сделать, это только поддерживать её жизненные показатели. Мы подключили её к аппарату искусственного дыхания, так как дышать самостоятельно она уже не в силах. И мне очень жаль это говорить, но то, сколько она пробудет в таком состоянии, зависит исключительно от вас, мистер Таболтон. Вы можете дать согласие на отключение аппарата, либо нет. Во втором случае, она будет под постоянным наблюдением наших врачей, и вы сможете быть с ней столько, сколько считаете нужным, но вряд ли она уже придёт в себя.

Таболтон молчал, а что говорить, если всё и так ясно. От него требуют ответа, да или нет. Отключать или не отключать. Оставить ей хоть и такую бессознательную, но всё жизнь или избавить её от мучений и отпустить в лучший мир.

Как тяжело сделать такой выбор, по отношению к человеку, которого любишь и не хочешь отпускать, с которым провёл бок о бок, практически всю жизнь.

- Я вас понял, мистер Тэннант, - вздохнул Таболтон, прервав своё молчание, - дайте мне время собраться с мыслями и всё обдумать.