Так или почти так говорил генерал тихим убеждающим и проникающим в душу Чумака голосом, все больше и больше располагая его к себе. Он напоминал Чумаку его старого учителя в школе, который любил Мыколу и заставил тогда еще мальчишкой ходить по воскресеньям в местную просвиту, когда Мыкола перестал посещать школу.
Чумак многого не понимал в речи генерала, но всем своим существом чувствовал, что этот усатый вуйко с генеральскими погонами желает ему добра, ничего пока не требуя взамен. «Пока не требует», – подумал Чумак.
Мысль уйти из жизни не оставляла его. Он понимал, что будет под жестким контролем, что он должен перехитрить чекистов. А может быть, ему удастся бежать? Такие мысли мелькали в голове Чумака. Он с напряжением ловил новые для него слова генерала и внимательно следил за ходом его мыслей.
– Я договорился с нашим министром показать тебе Украину, чтобы ты сам убедился, с кем и против кого и чего вы воюете, – перейдя на «ты», закончил почти двухчасовую беседу с ним генерал.
Чумака не удивляло, что этот большой чекистский начальник говорит ему «ты», чего не услышишь в подполье от провидныков. Дисциплина, соблюдение определенной дистанции между командиром и подчиненным, вежливое обращение на «вы», «друже Чумак» соблюдались в оуновском подполье неукоснительно. Но почему-то Чумак, сам удивляясь себе, спокойно реагировал на это москальское «ты», а тихий проникновенный и успокаивающий его мятежную душу голос генерала доходил до самого сердца. Он поднял опущенную до того голову и впервые за несколько часов посмотрел в добрые глаза чекиста. «Точно, как мой отец смотрит», – подумал Чумак и вспомнил отца своего, едового в артиллерийской упряжке батареи Войска Польского, погибшего в 1939 году от прямого попадания немецкой бомбы. Ничего, даже клочка одежды не осталось от отца и лошади, на которой он сидел, яростно колотя ее плеткой, пытаясь выскочить вместе с орудием из-под бомбовых ударов немецких штурмовиков. Смерть его видел односельчанин Филипп Орлик, вернувшийся из немецкого плена калекой в 1945 году. Он рассказал Чумаку об этой страшной картине смерти на войне, когда все превращается в ничто, испепеленное и расщепленное несколькими десятками килограммов тринитротолуола, коротко и ласково именуемое специалистами от войны – тол. Мыкола хорошо помнил эту душную и темную летнюю ночь, когда пришел из леса повидаться с матерью, сестрой и братом. Вскоре их депортировали в Сибирь, как семью активного бандеровца. Он остался один на всем белом свете. Отца он любил, помнил его крепкие крестьянские руки и большой шрам от пули, полученной им от польского жовнира1 в 1919 году в бытность его воякой УГА2 при отступлении украинских стрельцов под натиском польской армии генерала Галлера. Поляки тогда под началом этого генерала разгромили УГА и хорошо поколотили украинцев. Помнил Мыкола и шрамы от польских шомполов на спине отца после избиения его в жандармерии в 1929 году за выступления селян против польских маетчиков3. Малиновые рубцы от шомполов навсегда врезались в Мыколину память. Отца мобилизовали в Войско Польское, когда в 1939 году германский вермахт взломал государственную границу Польши и Польская держава за две недели была раздавлена германской военной машиной. Тот же солдат – калека Филип Орлик рассказывал Мыколе, как храбро воевал его отец и как много немецких танков подбила его батарея…
## 1 - Жовнир ( от пол. жолнеш) – солдат
## 2 УГА – Украинская галичанская армия, созданная в 1918 г. Западно-украинской народной республикой.
## 3 Маетчики (от пол. маёнток – надел земли) – так называли западные украинцы польских хуторян, получивших в свое время земельные наделы за военные походы в Украину.
На прощанье генерал сказал Чумаку:
– Мыкола, этот человек, который привел тебя к нам, – при этом он сделал знак рукой Партизану подойти к нему и стать рядом, – мог убить тебя при малейшем подозрении. Он имел на это право, как и просьбу руководства доставить тебя живым. Он сделал все, чтобы ты был живой, рискуя своей жизнью. Мне бы хотелось, чтобы вы стали друзьями. Партизан будет сопровождать тебя в поездках по Украине вместе с другими оперработниками. Вы сегодня же выедете в Киев автомашиной. До встречи.
И Чумак, снова не думая, что перед ним враг, как завороженный, протянул руку генералу. В голове его был сумбур от нахлынувших мыслей. Перед глазами мелькали какие-то люди в военном, в штатском. Все они обращались к генералу по-украински, и речь шла о нем, Чумаке, которого эти входившие и выходившие из кабинета «энкэвэдисты» готовили для поездки в Киев…
Обедали в маленькой комнатке рядом с чекистской столовой, из которой доносилась русская речь обедавших сотрудников управления госбезопасности, стук столовых приборов, тот, пока ему еще незнакомый, приглушенный шум, присущий ресторанам, столовым, другим местам общественного питания, в которых изрядное количество людей занимаются только одним делом – приемом пищи. Кроме Чумака и Партизана было еще двое – уже знакомый ушастый начальник Василий Иванович и новый для Чумака чекист, к которому ушастый обращался на «ты» по имени Иван, а Партизан уважительно Иван Константинович, с красивым лицом и обворожительной, пленяющей собеседника белозубой улыбкой. Новый чекист, как и Василий Иванович, по определению Чумака, были украинцами, не просто в совершенстве владеющими родным языком, но и говорившими так же красиво и просто, как запомнившиеся Мыколе с детства и на всю жизнь учителя в его сельской школе и в просвите. В комнатку для обеда Чумака провели через какой-то изолированный от сотрудников управления коридорчик прямо из кабинета усатого генерала с изуродованной рукой, и Чумак догадался, что его специально берегут от посторонних глаз непосвященных чекистов. «Вот это конспирация, – думал Чумак, – похлеще, чем у нас, в СБ». Он вспомнил, как несколько лет назад к тогдашнему руководителю ПЗУЗ1 Смоку прибыли курьеры из восточных областей Украины, молодые мужчина и женщина. Напарница курьера, как позже слыхал от хлопцев Чумак, через несколько дней стала секретарем-машинисткой при самом Смоке и одновременно его любовницей. Еще через несколько дней в страшных пытках в руках СБ умер пришедший с ней с востока в Гурбенский лес молодой хлопец. Как по секрету рассказывали Чумаку его друзья – «эсбисты» из службы безопасности Смока, в действительности был он офицером-чекистом, засланным большевиками на Волынь от имени легендированного чекистами провода ОУН в Киеве. Предала и разоблачила забитого в СБ чекиста его напарница. Красивая черноглазая дивчина. Все улыбалась хлопцам, когда ходила по их лесному лагерю. Глаза как омут – так и затягивают. Взгляд хоть и тяжелый, а так и хочется посмотреть ей в глаза и утонуть в них. Брови дугой изогнуты, как будто чему-то удивляется. Все в ней было красиво, и лицо с чуть вздернутым совершенной формы носом (такие, слегка кирпатые2 носы имеют только чистопородные украинки), коралловым ртом, сквозь приоткрытые полные губы которого виднелся жемчуг зубов, и голова с уложенной на затылке короткой тяжелой темно-русой косой, красу которой не портили пока еще не вымытые керосином гниды; и стройная ее фигура, и даже угадываемые под грязным и засаленным старым ватником, наверное, изумительной формы еще девичьи бедра, плавно переходящие в ту нижнюю часть спины, которая обычно больше всего возбуждает мужчин; и так волнующая молодых хлопцев легкая женственная походка длинных крепких ног в стоптанных кирзовых солдатских сапогах. Зная характер Смока, хлопцы молча смотрели вслед этому так неожиданно объявившемуся у них в лесу природному чуду – самому прекрасному из всего живого на Земле и, наверное, каждый из них по-мужски завидовал своему провидныку. Да и сам Смок был хорош собой … Если бы не эта проклятая жизнь, эта беспрерывная война, какие бы здоровые и породистые дети были у этих красивых мужчины и женщины.
##1 ПЗУЗ – Пiвнiчно-Захiднi Украiнскi Земли – северо-западные украинские земли (укр.).
## 2 Кирпатый – курносый (укр.).
