– На колени, подонок, мозги вышибу. На колени, целуй ноги, чтобы все видели. Целуй! Ну! – озверело хрипел Борис, все больше развозя кровавую ссадину на голове грузина.
Грузинская компания за столом, как и все в ресторане застыла. Гремевшая до того музыка смолкла, и в зале воцарилась гробовая тишина, которую нарушал хрип Бориса:
– Целуй ноги, сволочь!
Грузин с вытаращенными от ужаса глазами, с залитым кровью от ссадины на лбу лицом, нервно всхлипывая, опустился на колени и, не спуская глаз с уставленного на него маленького черного смертельного отверстия, поцеловал поочередно протянутые к его лицу носки ботинок Бориса.
– А теперь, мразь, уходи, не то убью. Официант, счет!
Сунув подбежавшему официанту деньги и взяв под руку жену, он вышел из зала и подошел к гардеробу. Они не успели одеться, когда их окружили несколько милиционеров. Проверив документы и, убедившись, что перед ними сотрудник госбезопасности, имеющий право на ношение оружия, они тем не менее задержали Бориса и передали его подъехавшему военному патрулю. Дело было улажено в военной комендатуре. К счастью для Бориса, имелось немало свидетелей, показавших, что молодой человек оскорбительно вел себя, первым ударил Бориса. В общем, обошлось, но случай дошел до руководства и остался в анналах кадров. Позднее ему вспомнилось и это.
Но это будет потом. А сейчас, в следственном корпусе госбезопасности Украины капитан Птушко с ненавистью смотрел на эмиссара-парашютиста Охримовича и видел в нем прежде всего своего личного врага.
Охримович не отвел глаза от ненавидящего взгляда офицера. Он тоже с не меньшей ненавистью смотрел в глаза своего врага и думал: «Попадись ты мне, большевик проклятый, раньше, чем я тебе, я бы из тебя все кишки выпустил и лично бы вздернул на мотузке. И такое приятное дело не доверил бы даже своим хлопцам из СБ. Я бы с тобой сам расправился. Но спасибо тебе, капитан. Теперь я знаю, что делать. Я дам согласие на сотрудничество, чтобы обмануть вас, встретиться с Зоряной, увести ее, мою любимую, от вас, вернуться с ней на Запад и найти там агента-предателя…»
Охримович отказался от обеда. Он тщательно продумал свои действия. Он все расскажет чекистам, все равно они наверняка все или почти все знают. Он поставит им свои условия – Зоряну он будет использовать вместе с чекистами втемную. Она ничего не должна знать, иначе всему конец. Он должен убедить в этом руководство советской «безпеки». Этих начальников – Николая Тихоновича и Николая Ивановича. Он постепенно сам втянет их в свою игру, добьется их доверия и постарается выйти уже с их помощью на провокаторов в закордонных центрах ОУН. А главное – встреча с Зоряной и возвращение на Запад. Они не знают его возвратного маршрута. Он понял это – не знают. И он использует это обстоятельство…
Через несколько часов, доставив самолетом Охримовича сначала во Львов, а затем машиной в нужный район, чекисты Украины с помощью, как им казалось, завербованного сверхценного агента, эмиссара-парашютиста Охримовича продолжили начатую много месяцев назад от имени легендированного оуновского подполья оперативную радиоигру, выйдя в положенное время в эфир. Сообщение Охримовича ушло в центр без сигнала о работе под контролем. Жизнь продолжалась…
Охримовичу сменили камеру. Новое тюремное помещение было более удобным для жизни. Приличная кровать, стулья, рабочий письменный стол, какое-то подобие, пусть и примитивного, но уюта. Охримовичу объяснили, что ждут от него откровенных и обширных письменных показаний – и он пошел на это. Ему удалось уговорить чекистов сразу же после контрольного выхода в эфир не встречаться с Зоряной, хотя было время до ее укрытия в бункере, снег еще не выпал. Он мотивировал это тем, что нецелесообразно посвящать сейчас Зоряну в его начавшееся сотрудничество с органами ГБ, что он просит руководство ГБ Украины вообще исключить ее из игры, пусть она ничего не знает, и Николай Тихонович, и Николай Иванович, эти непосредственные его «покровители», казалось, поверили ему и согласились с его доводами…
Выпал первый снег, Зоряна точно уже находилась в бункере. В первых же беседах с Охримовичем руководителей ГБ Украины и оперативных работников, они просили его сообщить точное место, где находится бункер Зоряны, то есть речь шла не о том районе, куда в свое время «лег» палец Николая Ивановича, а точные ориентиры схрона – это обычно особо выделяющееся на местности дерево, камень или иная лесная примета, по которой можно было бы определить, где расположены люк и вентиляционное отверстие, а не проводить тщательный и наверняка успешный, но шумный, сразу же обнаруживаемый укрывающимися в бункере поиск. Охримович уклонялся от ответа, поясняя каждый раз, что всему свое время, что, как только наступит весна и Зоряна выйдет из бункера, он под контролем ГБ свяжется с ней и договорится о совместных действиях по уходу на Запад. Чекисты на время оставили этот вопрос. За зиму в Мюнхен было направлено несколько шифрованных радиограмм с нужным госбезопасности текстом. Обе стороны – американцы и советская контррразведка с нетерпением ждали начала весны, когда Охримович и его люди должны были приступить к дальнейшему выполнению задания.
Охримович все время находился в камере и после принятия им решения о сотрудничестве с ГБ не расслаблялся. Он ежедневно делал зарядку, держал себя в форме. Через месяц стало заметно и его моральное спокойствие. Он стал проявлять интерес к пище. Иногда не отказывался и от рюмки коньяка. Выводили его несколько раз в театр, но под гримом, на всякий случай, мало ли кто мог его увидеть. Вывозили в Москву, в несколько крупных городов восточной Украины. Заметной реакции в его идеологических настроениях выявлено не было. Вел себя Охримович спокойно, уверенно, казалось бы, откровенно, и все-таки у оперативников складывалось впечатление, что он далеко не все «отдал» при так называемом его согласии сотрудничать с органами. Позже, уже после захвата Лемиша, станет известно, что Охримовичу все же удалось нас перехитрить. В своих записках, направленных под контролем госбезопасности Куку, он осторожно дал знать, что находится в руках КГБ. К этому выводу мы пришли позднее, после тщательного анализа материалов переписки, попавших в руки чекистов с арестом Кука…
Любил эмиссар хорошо и сытно покушать. Во внутренней тюрьме ГБ тюремной «баланды» не было, да и не могло быть. Пищу для таких арестованных, как Охримович, положено было брать из столовой своего учреждения, то есть качественную и сытную, но, разумеется, без разносолов и выбора в широком ассортименте, а так, что дают или что порекомендует оперработник. Время шло. С Охримовичем работали ежедневно и по многу часов. Постепенно устанавливались с ним и человеческие отношения, что совершенно не исключало идеологическую разницу между чекистом и эмиссаром ОУН. Каждая из сторон четко представляла, что они враги, объединившиеся во временный союз, вызванный каким-то общим интересом. Каким же? Мы были заинтересованы путем проведения оперативной игры локализовать действия враждебных зарубежных оуновских центров и выявить действующие на территории западных областей Украины остатки бандоуновского подполья, а эмиссар оуновского центра и член центрального провода ОУН, американский разведчик Охримович – получить с нашей помощью свою коханку, увести ее на Запад, имея при этом какие-то, еще не ясные для нас цели. У чекистов была мысль после захвата Зоряны не выпускать ее на Запад, оставить в качестве заложницы, временно, вместе с Охримовичем, на Украине, а в Мюнхен направить одного из завербованных радистов и курьера от него, желательно втемную, из числа рядовых членов, оуновского подполья, закрепив, таким образом, авторитет легендированного подполья, и проводить дальнейшую работу с помощью Охримовича, пообещав ему за это Зоряну и благополучную жизнь в Советской Украине после выполнения задания и завершения всей операции. Что замышлял в действительности Охримович, чекисты узнали позже.
Часто бывает между палачом и жертвой, разными по всем своим социально-идеологическим и духовным состояниям, устанавливаются порой чисто человеческие, почти товарищеские отношения. Вспомним хотя бы ту же историю из «Репортажа с петлей на шее» знаменитого Юлиуса Фучика, когда гестаповец пил с ним кофе в милых и уютных ресторанчиках Праги. Или отношения арестованного в Англии за атомный шпионаж и приговоренного к четырнадцати годам тюрьмы немецкого антифашиста Фукса и майора британской контрразведки, который его разрабатывал и доказал причастность Фукса к советской разведке. Он систематически посещал Фукса в тюрьме в течение всех долгих девяти лет (срок, который, по мнению британских специалистов, был достаточным для любого ученого-физика, чтобы больше никогда не догнать своих коллег по науке) просто так, поиграть в гольф или выпить кофе вместе.
