– Виктор Павлович, да это минутное дело, – радостно почти вскричал Тихон, – сейчас я закажу разговор с отцом Мефодием (Старком), – и Тихон взял телефонную трубку со стоявшего на тумбочке телефона.

– Девушка! Это говорит абонент № –, дайте мне Белгород-Днестровский. Спасибо. Ну вот, можно и по рюмочке.

Выпить, однако, не успели. Раздался звонок, Старк был у телефона. Как и договаривались, Тихон пригласил его на завтра в Одессу для знакомства с местным светским начальством, курирующим церковь.

– Интересно, – задумчиво произнес Сухонин, – мы два часа сегодня не смогли дозвониться до Старка, а вы сделали это за две минуты. Скажите, сколько вы платите девушкам-телефонисткам?

– Господь с вами, Виктор Павлович, просто доброе слово, они знают и уважают меня.

И на настоятельную просьбу Сухонина все же дал пояснения:

– Конечно платим, но не много. Этим занимается моя экономка…

Вскоре подошла вызванная Сухониным машина и мы уехали, договорившись о встрече назавтра в кабинете уполномоченного по делам православной церкви в здании блисполкома, куда Тихон должен был уже своей машиной привезти самого Бориса Старка.

Утром следующего дня Виктор Павлович и я сразу после завтрака в шикарной в те времена одесской гостинице «Красная», где мы остановились, пошли погулять по знаменитому Приморскому бульвару, пообщались с Дюком1. Три часа, оставшиеся до встречи со Старком, мы провели в обсуждении предстоящей встречи. Говорил все это время только Сухонин. Что тогда мог сказать я, какое мнение высказать своему начальнику о целесообразности вербовки этого благочинного? Ровным счетом ничего, разве что кивнуть согласно или дать утвердительный ответ на вопрос Сухонина.

## 1 - Дюк – так одесситы называют французского герцога Ришелье. В 1805–1814 гг. генерал-губернатор Новороссии, содействовал хозяйственному освоению края и развитию Одессы.

– Мы наблюдали Старка все то время, пока он с семьей готовился к реэмиграции в Советский Союз и поэтому многократно посещал наше посольство в Париже. С ним несколько раз беседовали по нашей просьбе в совконсульстве сотрудник нашей резидентуры. Самые приятные впечатления. Старк – патриот Советского Союза, русский человек, с детства мечтал вернуться, выполняя волю покойного отца, в Россию. Он лояльно настроен к советской власти, давно порвал с белогвардейскими и антисоветскими центрами. Резидентура проверяла его через свою агентуру. Отзывы самые хорошие. Жена и девятнадцати летняя дочь имеют такие же настроения, как и сам Старк. Все они положительно с нашей точки зрения характеризуются и за время проживания в Советском Союзе. Ты подумал о вопросах, которые мы должны задать Старку?

Во-первых, я бы детально расспросил Старка о его отце-адмирале. Личность историческая, вице-адмирал, имевший прямое отношение к Порт-Артуру в 190» году, поражению русского флота. Активный участник Белого движения, ненавидел Советскую власть, а яблоко от яблони… Во-вторых, более тщательно прощупать взгляды Старка, узнать, что он думает о Советском Союзе, который он увидел своими глазами. Ведь он уже больше года работает в Белгород-Днестровском, до этого жил несколько месяцев в Одессе, выезжал в Москву, в Ленинград и уже довольно долго работает в провинции. Как ему наша провинция? Одно дело агентурные сообщения, а другое дело, если вы сами его расспросите. В-третьих, мы плохо знаем его отношения в семье, живут замкнуто, ни с кем не общаются, в свой семейный круг никого не пускают. Вот такие вопросы я бы выяснил у него, Виктор Павлович, – закончил я кратко.

– Ладно, в общем правильно, «яблоко от яблони», – язвительно повторил Сухонин, но насмешки в его голосе не было.

От Сухонина мне было известно, что Москва и руководство в Киеве настоятельно рекомендовали Сухонину завербовать Старка еще более года тому назад, как только он приехал в Одессу. Центр планировал использовать Старка в дальнейшем в качестве нашего агента с целью проникновения в церковное руководство в Москве, для чего после закрепления наших с ним отношений, соответствующей подготовки перевести с нашей помощью сначала для работы в центральных районах Российской Федерации, а затем в Москву. Однако Сухонин не торопился. Он ответил Москве, что Старк должен хотя бы пару месяцев поработать в своем новом качестве пройти проверку через агентуру. Дать ему, как говорится, «отстояться», а потом уже решать вопрос о вербовке. Многое в Старке смущало Сухонина, и прежде всего, его деловые и личные качества. Он неоднократно говорил мне: «Завербовать можно каждого, куда им деваться, нашим гражданам. Но мы-то особый отдел – церковный. Просто так, «с кондачка», священника не очень-то завербуешь. Здесь особый подход нужен».

«Чекисты – церковники» – люди особой профессии в ЧК, – любил говорить Сухонин. – Они не только должны хорошо знать церковь и все каноны, но и уметь слиться с толпой верующих, проникнуться их духом, быть особого рода психологами…»

…Беседу со Старком вели втроем. Кроме нас с Сухониным присутствовал и заместитель уполномоченного по делам православной церкви в Одессе, он же – начальник отделения «церковников» Одесского областного управления госбезопасности.

Виктор Павлович был прав. Старк оказался фигурой, совершенно непригодной для роли агента. И не потому, что он был истинно верующим. А потому, что Старк, как выяснилось в четырехчасовой беседе, был человеком, как говорится, «не от мира сего» – чрезмерно застенчивым, робким, нерешительным и в высшей степени скромным. Полученные от беседы впечатления полностью совпали с имевшимися у нас к тому времени данными как из Франции, так и в период его жизни уже в Советском Союзе. Выяснилась также его исключительная привязанность к семье – жене и дочери, которым он явно рассказал бы о вербовочном предложении, если бы таковое состоялось.

Дочь Старка – настоящая красавица, судя по фотографиям, мало походила на отца, больше на мать. Только глаза были отцовские, в них были грусть и доброта. Роскошные волосы, убранные в причудливую прическу, украшали эту чудную девичью головку.

Деликатный в манерах и разговоре Старк откровенно, даже очень уж откровенно и доверчиво рассказывал о себе, о их жизни во Франции, учебе в техническом колледже в буржуазной Эстонии, где он получил специальность техника по холодильным установкам, что давало возможность всюду на Западе хорошо зарабатывать. Работал по специальности он недолго и, проживая в Париже и, естественно, будучи достойным прихожанином и верующим, посвятил себя церкви, став постепенно священником, получил под Парижем русский приход. Как только его окружению во Франции и прихожанам стало известно, что он оформляет в советском посольстве свое возвращение на Родину, белогвардейские, эмигрантские и другие антисоветские центры начали травлю его семьи, часть прихожан перестала посещать его церковь. Вся эта травля, в том числе и в эмигрантской прессе, привела его к изоляции, полному духовному и психологическому истощению. Отец его, вице-адмирал Старк, перед смертью завещал сыну уехать на его истинную Родину – в Советский Союз, чтобы после смерти быть похороненным в России, и взять с собой горсть земли с могилы отца, которую потом положить в гроб сына по смерти его. И в довершение разговора совсем «добил «сотрудников» Совета по делам православной церкви.

– Дочь моя Наталья, – говорил Старк, – почти сразу же по приезде в Советский Союз забеременела от какого-то проезжего актера и вот-вот должна родить. Мы не осуждаем и не ругаем дочь нашу, все от Бога, но нам с женой очень тяжело сейчас. Дочерью нашей мы довольны и очень любим ее, она мастер-парикмахер высокого класса, специалист по дамским прическам, училась в Париже, к ней приезжают за сотни километров сделать прическу. Все от Бога, все образуется, и наша дочь будет счастлива.

Говорил он спокойно, убежденный, что наказан Богом. Подробно рассказывал Старк, как он преодолевал свое духовное истощение, как тяжело входила его семья в новую для них среду. В общем ни о какой вербовке не могло быть и речи, что и было сообщено в Москву. В. П. Сухонин через свои возможности в Одессе и Киеве многое сделал для оказания различной помощи Старку по линии украинского экзархата.